даже не делал вид, что сердится.
Лаборатория Питера Рендала находилась на пятом этаже крыла, занимаемого биохимическим отделением. Я шел по коридору и вдыхал запах, присущий всем лабораториям, — смесь ацетона, бунзеновских горелок, жидкого мыла и реактивов. Чистый, резкий запах. Его кабинет был невелик. Девушка в белом лабораторном халате сидела за столиком и печатала на машинке. Она была удивительно хороша собой, как, собственно, и следовало ожидать.
— Да? Могу я быть вам полезной?
— Я ищу доктора Рендала.
— Он вас ожидает?
— Не уверен. Я, правда, звонил, но ему могли не передать.
В глазах у нее промелькнуло то чуть надменное выражение, которое появляется у исследовательских работников, попадающих в общество лечащих врачей. Клиницисты, видите ли, мозгами не работают. Они возятся с такими нестерильными и ненаучными объектами, как больные.
— Пойдемте, — сказала девушка. — Он как раз начинает новый инкубационный цикл, — кинула она мне через плечо. — Ему сейчас некогда.
Мы вошли в лабораторию.
Питер Рендал склонился над белой крысой. Когда девушка вошла, он сказал:
— А, Бриджит! Как нельзя кстати… — И тут он увидел меня. — Ну, что у вас там еще?
— Моя фамилия Бэрри, — начал я. — Мне…
— Как же, как же! Я вас прекрасно помню. — Он отпустил крысу и пожал мне руку. Крыса юркнула через стол, но остановилась у края, испуганно заглядывая вниз, поводя носом. — Джон, насколько я помню? Конечно, мы несколько раз встречались. — Он снова подхватил крысу и усмехнулся. — Сказать правду, брат только что звонил мне насчет вас. Вы его порядком вывели из равновесия. «Сопляк, всюду сующий свой нос» — кажется, так он выразился. В другой раз не приставайте к его благоверной. Очевидно, вы сильно ее разгневали.
— Весьма сожалею.
— А вы не сожалейте, — жизнерадостно ответил Питер. Он повернулся к Бриджит и сказал: — Позовите остальных. Надо начинать опыт.
Бриджит наморщила носик, и Питер подмигнул ей.
Когда она вышла, он сказал:
— Так все-таки чем я могу быть вам полезен? Не представляю, почему вы захотели меня видеть. Бриджит — это я понял бы. Но меня — нет.
— Вы были лечащим врачом Карен Рендал? — спросил я.
— Что было, то было.
Он взял крысу и посадил ее в маленькую клетку. Затем обвел взглядом ряд клеток побольше, выискивая другую.
— Умеете крыс убивать?
— Более или менее.
— А вы бы мне их не укокошили? Терпеть не могу сам расправляться.
— Нет уж, увольте.
Он вздохнул.
— Так я и знал. Теперь насчет Карен. Да, я был ее лечащим врачом. Что именно вас интересует? — Внешне он держался вполне дружелюбно и свободно.
— Не обращалась ли она к вам в середине лета по поводу травмы?
— Травмы? Нет.
В комнату вошли Бриджит и еще две лаборантки.
— У вас все готово? — спросил Питер.
— Да, — ответила Бриджит. Она указала на длинный стол, перед которым стояли три стула. На столе перед каждым стулом лежала пробковая подстилка, булавки, кнопки, пинцет, скальпель и стоял лоток со льдом.
— А физиологический раствор? Готово?
— Да, — ответила другая лаборантка.
— Прекрасно, — сказал Питер. — Тогда давайте начинать.
Лаборантки заняли свои места у стола. Рендал посмотрел на меня и сказал:
— Ну что, видно, придется самому.
В этот момент зазвонил телефон, и Бриджит кинулась отвечать. Затем сказала:
— Это бюро проката. Они сейчас доставят машину.
— Вот и хорошо, — сказал Питер. — Скажите, чтобы поставили ее на стоянке, а ключи положили на козырек. — Пока Бриджит передавала инструкции, Питер сказал мне: — Такая неприятность. У меня угнали автомобиль.
— Угнали?
— Да. Удивительно неприятно. Вчера.
— Какая у вас была машина?
— «Мерседес». Далеко не новый, но я к нему привык.
— А в полицию вы заявили?
— Да, — он пожал плечами. — Но едва ли это что-нибудь даст.
Бриджит положила трубку и вернулась на свое место.
Я наблюдал, как работает Бриджит. Проворными, отработанными движениями она приколола крысиную тушку к пробковой подстилке, животом вверх. Затем сделала надрезы и стала быстро очищать косточки от мяса. После этого она остригла их и бросила в лоток со льдом.
— Наше скромное достижение, — сказал Питер. — Мы у себя в лаборатории первыми разработали костную культуру in vitro[3]. Мы сохраняем живой костную ткань в отделенной кости до трех дней. Основная трудность это — извлечь кость из животного и поместить ее в лоток прежде, чем умрут клетки. В настоящее время мы довели свой метод до истинного совершенства.
— В какой именно области вы работаете?
— Обмен кальция, в особенности его взаимодействие с гормоном околощитовидных желез и тирокальцитонином. Хочу выяснить, каким образом эти гормоны способствуют выделению кальция из костей.
— Сколько времени вы занимаетесь этой работой?
— Уже семь лет. Я начал с малого — полдня в неделю. Потом каждый вторник. Очень скоро это превратилось во вторник и четверг. Затем весь уик-энд в придачу. Я сократил свою практику насколько мог. Эта работа превратилась поистине в какую-то пагубную страсть. Это игра. Настоящая крупная игра. Загадка, ответа на которую не знает никто, — сказал Питер и в задумчивости почесал живот. — Но хватит обо мне. Как дела у вас?
— В данный момент меня интересует Карен.
— Угу. И вы хотели знать относительно травмы? Никакой травмы не было. Это я помню.
— Почему же ей делали прошлым летом снимки черепа?
— Ах, это. Видите ли, Карен — это Карен. Явилась ко мне на прием и объявляет: «Я слепну». Она, видите ли, теряет зрение и оттого плохо играет в теннис. Потребовала, чтобы я что-то сделал по этому поводу. Тогда я взял у нее кровь и назначил несколько анализов. Анализ крови всегда хорошо влияет. Ну и проверил у нее кровяное давление, и выслушал ее, и вообще сделал вид, что отношусь к делу серьезно.
— И назначили снимки черепа?
— Да. Это входило в курс лечения.
— Не вполне вас понимаю.
— Все болезни Карен были исключительно психосоматического происхождения, — сказал он. — Она ничем не отличалась от девяноста процентов женщин, которых мне приходится лечить. Какой-то пустяк не заладится — вроде игры в теннис — и бах! Ей уже надо лечиться. Она идет к своему врачу. Он чаще всего
