врачей.
«Слыхали про французского биохимика, у которого родились близнецы? Он одного крестил, а другого оставил в качестве контрольной единицы».
«Все равно у всех у них рано или поздно развивается бактериемия…»
«А что вы хотите от человека, который учился в колледже Хопкинса?…»
«Конечно, можно выправить газы крови, но ведь этим кровообращению не поможешь…»
«… Конечно, он насвистался. Кто б не насвистался».
«…печень чуть не до колена. А никаких функциональных нарушений…»
«Она заявила, что выпишется, если мы не будем оперировать, так что, естественно, мы…»
«Не может быть! Гарри с санитарочкой из седьмой? С этой блондинкой?»
«…просто не верю. Он публикует больше журнальных статей за год, чем средний человек может прочесть за всю жизнь».
К восьми я начал уставать. И тут увидел Фрица Вернера; он как раз входил в комнату, приветственно помахивая всем рукой и о чем-то весело рассказывая. Я двинулся к нему, а он к бару.
Это был высокий, тощий, почти изможденный человек. В его движениях было что-то птичье; ходил он как-то неуклюже, бочком; слушая собеседника, вытягивал шею, словно был туг на ухо. В нем чувствовалась какая-то страсть, что, возможно, объяснялось его австрийским происхождением и еще артистичностью натуры; Фриц в качестве хобби занимался живописью, отчего у него в кабинете всегда бывало тесно и беспорядочно, совсем как в студии. Но зарабатывал он на жизнь — и притом неплохо — как психиатр, изо дня в день терпеливо выслушивая скучающих пожилых дам, которые на закате жизни вдруг вообразили, что у них неладно с головой. Протягивая мне руку, он улыбнулся.
— Кого я вижу! Не язва ль это здешних мест?
— Я уж и сам начинаю так думать.
Он окинул взглядом комнату.
— Ваша жена выглядит сегодня просто очаровательно. Ей нужно всегда носить голубое.
— Я ей передам.
— Просто очаровательно. Как вообще все семейство?
— Спасибо, хорошо. Фриц…
— А работа?
— Послушайте, Фриц. Мне нужна помощь.
Он тихонько рассмеялся:
— Помощи мало. Вас спасать пора. Вот вы разговариваете то с тем, то с другим. Полагаю, что всех, кого нужно, вы уже успели повидать. Какое впечатление произвела на вас Баблз?
— Какая? Артисточка, которая выступает со стриптизом?
— Нет, я хочу сказать Баблз — соседка по комнате.
— Соседка Карен?
— Да.
— По общежитию в колледже?
— Господи, да нет же. По квартире, которую прошлым летом они снимали сообща на Бикон Хилле. Карен, Баблз и еще третья, которая имела какое-то отношение к медицине — сестра, или техник, или еще кто-то там. Хорошая компания!
— А как ее настоящее имя? Не Баблз[4] же?
Кто-то подошел к бару за подкреплением. Фриц строго посмотрел по сторонам и сказал профессиональным тоном:
— Звучит довольно серьезно. Пришлите его ко мне. Завтра, между половиной второго и половиной третьего.
— Я это устрою, — сказал я.
— И прекрасно. Рад был повидать вас, Джон.
Мы пожали друг другу руки.
Джудит разговаривала с Нортоном Хэмондом, который стоял, прислонившись к стене. Подходя к ним, я подумал, что Фриц прав: она действительно выглядела очаровательно. А потом я заметил, что Хэмонд курит сигарету. Собственно, ничего особенного в этом не было, если не считать того, что Хэмонд вообще-то некурящий. Рюмки в руке у него не было, и курил он не спеша, сильно затягиваясь.
— Слушай, — сказал я. — Ты бы с этим поосторожней.
— Я пыталась объяснить ему, — заметила Джудит — что кто-нибудь обязательно унюхает.
— Никто здесь ничего не унюхает, — возразил Хэмонд. По всей вероятности, он был прав: в комнате было не продохнуть. — А ты, значит, за аборт, но против марихуаны? Так я тебя понимаю?
Пока я наблюдал, как он набирает полный рот дыма, меня вдруг осенила мысль:
— Нортон, ведь ты живешь на Бикон Хилле. Ты не знаешь некую особу по прозвищу Баблз?
— Кто же ее не знает? — Он рассмеялся. — Баблз и Суперголова. Они всегда вместе.
— Суперголова?
— Ага. Это ее текущее увлеченье. Сочинитель электронной музыки, которая звучит, как собачья свора, воющая на луну.
— Она не жила прежде в одной квартире с Карен Рендал?
— Не знаю. Возможно. А что?
— Как ее настоящее имя? Этой Баблз.
— Никогда не слышал, чтобы ее называли по-другому. А парня зовут Сэмюел Арчер.
— Где он живет?
— Где-то недалеко от ратуши, в каком-то подвале. Он у них оборудован под чрево.
— Под чрево?
— Это надо видеть, чтоб поверить, — сказал Нортон и спокойно, удовлетворенно вздохнул.
10
Адрес я нашел в телефонном справочнике: Сэмюел Ф. Арчер, 1334, Лэнгдон-стрит.
Правда, существовал риск, что Сэмюел Ф. Арчер мог переехать, но все же я решил отправиться прямо по адресу. Квартира находилась в облупленном многоквартирном доме на крутом восточном склоне Бикон Хилла. В подъезде пахло капустой и пеленками. Я спустился по скрипучей деревянной лестнице в подвал, где сразу же вспыхнул зеленый свет, осветив дверь, выкрашенную черной масляной краской. На двери висела табличка с надписью: «Господь печется о чадах своих». Я постучал.
Изнутри до меня доносились взвизгивания, завывания, трели и стенания. Дверь отворилась, и передо мной предстал молодой человек лет двадцати с небольшим, с окладистой бородой и длинными влажными черными волосами. На нем были джинсы, сандалии и лиловая и белую крапинку рубашка. Он смотрел на меня приветливо, не проявляя ни удивления, ни любопытства.
— Что угодно?
— Я доктор Бэрри. Вы не Сэмюел Арчер?
— Нет.
— А мистер Арчер дома?
— Он сейчас занят.
— Я бы хотел его видеть.
— Вы его знакомый? — Теперь он смотрел на меня с нескрываемым недоверием. Я услышал новый каскад звуков — скрежет, грохот и протяжный свист.
— Мне нужна его помощь.
Он как будто немного оттаял:
— Неудачное время вы выбрали.
— Дело не терпит отлагательства.
