спящим ребенком на коленях.
– Отнеси его в кровать и это... собери в дорогу: чай, курево, колбасы кусок, – спокойно, будто собирался в командировку на несколько дней, сказал Шиши и повел Сергея в следующую комнату похвастаться мебелью и в ней.
Показав все, вернулся в спальню, где из платяного шкафа достал большую дорожную сумку, из тех, что называют «Мечта оккупанта». Сумка была набита пачками сигарет и чая, нижним бельем и теплой верхней одеждой. В боковом карманчике лежали деньги. Проверив содержимое «Мечты», Толик поставил ее в шкаф и начал одеваться, объясняя попутно:
– На всякий случай. Судить здесь будут, а с таким запасом легче приговор ждать. Жена подвезет – да, мать?
Она стояла на входе в комнату, держала на руках ребенка. Нижняя губа у нее отвисла к подбородку бледно-розовой индюшачьей соплей, а самого подбородка как бы и не было, растворился в шее, набрякшей, словно сопротивлялась затягивающейся удавке.
– Не горюй, мать, не по мне зона плачет, еще побегаю.
– А мы как?
– Вы? – Толик криво усмехнулся, обнажив металл искусственных зубов. – Ждать будете. Через годик подутихнет, дам весточку матери.
– А как же мы? – тупо повторила жена, расплывшееся тело которой подобралось, точно перед прыжком, стало маленьким для просторного халата.
Проснулся Ваня, заплакал и завозил руками, пытаясь высвободить кулачки из длинных рукавов застиранной рубашки в бледно-голубых васильках.
– Ну вот – малого разбудила!
– Толик, что же это!..
– Заткнись!.. Сама ныла: жить негде, по чужим углам скитаемся!.. Ничего, мать, прорвемся. Дом есть, деньги есть – не пропадете. – Он забрал у жены ребенка. – Давай, собирай быстрее. И грелку заряди.
Малыш перестал плакать, зашарил руками в вырезе отцовой майки, хватая темно-русые волосы на груди, словно хотел проредить их, даже запыхтел от натуги. Толик Шиша смотрел поверх сыновней розовой головки на полированную стенку платяного шкафа, где их мутные отражения был похожи на тыльную сторону переводной картинки. Мышцы Толикового лица, гладенькие, твердые и плотно пригнанные, словно впитали желтизну полировки и светились золотом недавно отчеканенных монет.
– Ты иди, – не поворачиваясь к Сергею, сказал он, – подожди во дворе. Я быстро.
Во дворе было тихо, лишь изредка доносился шум проезжающих по соседней улице машин да гравий поскрипывал под ногами. Тихо было сначала и в Шишином доме, а затем по слышался надрывный женский плач и детское скуление – трехтонное, точно ребенок баюкал сам себя: а-а-а...
Выскочил Толик с рюкзаком в руке.
– Пошли... Быстрее.
На перекрестке он закинул рюкзак на левое плечо, торопливо закурил.
– Еле вырвался... Ну, куда дальше?
– Не знаю.
– Из города надо рвать, а еще лучше – из области. Навестим одного кореша, срок вместе тянули... Да, у тебя же документов липовых нет?
– Все некогда было...
– Я же говорил! – Толик швырнул окурок в грязь. – Придется до утра здесь кантоваться. У тебя хаты надежной нет на примете?
Сергей вспомнил о Пашке.
– Есть. «Афганец» там живет.
– Подходит, – принял предложение Толик и замахал рукой, останавливая машину.
«Запорожец», недовольно гудел и посвистывая, пронесся мимо.
– Боятся, суки!.. Может, менты остановятся, которые за мной ехать будут?
Шутит, как ВитькаТимрук. С таким напарником можно плевать на всю милицию страны.
– Надо Коноваленко и Спирю предупредить, – вспомнил Сергей.
– А идут они! Время еще на них тратить!
– Скажи адреса, я сам съезжу.
– Ты чего? – удивленно воскликнул Шиша. – Это я так, сгоряча. Не боись, звякну обоим.
Им удалось остановить «волгу». Водитель, молодой парень с папироской в углу рта, загнул, немного пришепетывая, двадцать рублей, хотя дороги было не больше, чем не трояк.
– Жизнь сейчас – сами знаете: заправиться – трешку сверху клади, запчасть достать – три шкуры.
Когда проезжали мимо телефонных будок, Сергей напомнил:
– Позвонить надо.
– Да-да... Тормознешь, шеф, возле следующего телефона, звякнуть надо подруге, а то с любовником застукаем, придется морду бить!
Водитель хохотнул:
– Без баб – плохо, а с ними – не нарадуешься!
Позвонил Толик быстро. Вернувшись в машину, сообщил:
– Порядок: мы его не знаем, он – нас. Похоронено. Спирее сам звякнет... Погоняй, шеф, ждут нас!
Не шибко-то их ждали. Открыв дверь, Пашка дернул головой, как от пощечины, шрамы на лице и шее налились кровью.
– Ты, – то ли спросил, то ли опознал он хриплым голосом.
– Ну, – согласился Сергей. – Впустишь?
У друга был такой вид, точно хочет захлопнуть дверь перед носом непрошенных гостей, но боится, что не успеет.
– Переночевать надо.
– Конечно, пущу, – сказал Пашка и крикнул в глубь квартиры: – Мам, гости ко мне!
Отклика не последовало.
– Кино смотрит... Раздевайтесь, – он показал на вешалку из оленевых рогов. – Айда на кухню, бутылку поможете раздавить. У меня праздник... – Паша вдруг запнулся и, кривя шею, закончил скороговоркой: – За встречу выпьем, давно не виделись, с полгода, да?
Кухня была маленькая и жарко натопленная. На печке стояла выварка, воняло стиральным порошком и грязным бельем. Стол был у окна, а рядом, в углу, гудел холодильник «Донбасс». Пашка сел на стул, втиснутый между столом и холодильником, и сразу потянулся к початой бутылке красного портвейна.
– Серега, подай стаканы, там – в настенном шкафчике.
Вспугнув десяток рыжих тараканов, Сергей достал два граненых стакана, сел рядом с Пашкой. Толик пристроился у печки, протянул к ней покрасневшие от холода руки. После уличного дубака в натопленной кухне размаривало, даже говорить было лень.
Пашка разлил на троих, быстро выпил и посетовал:
– Жаль, мало.
– У меня шмурдяк есть – будете? – предложил Толик.
– На шару и уксус сладкий! – предложил Толик.
Пока Толик ходил в прихожую за самогоном, хозяин достал из холодильника кусок вареной колбасы и литровую банку консервированных баклажанов.
– Чем богаты...
– Да ладно тебе! Там и не такое ели и не жаловались.
– Точно! – согласился Пашка и впервые улыбнулся гостю.
Вернулся Толик с синей грелкой, налил по полному стакану.
– Ну, давай за встречу, – провозгласил Сергее тост, – а заодно и за расставание: больше, наверное,
