предположения о личности преступника. Это ведь было записано?
- Да.
- Ну, вот видите! Следователь делает, что может. А то, что она сменами поменялась и все забыла – не удивляйтесь. Они теперь на работе сутками сидят, без выходных. Тут забудешь, что домой идти надо, а не то что на работу…
- Ужасно… - сказала Елена Григорьевна. – Так быть не должно.
Они замолчали. Бусыгин снова, как и в прошлый раз, думал о характере Елены Григорьевны. Чему она удивляется? Разве она – не часть этого безобразия? Вот в прошлый раз она жаловалась на школу – а ведь работает в РОНО! И любит надавить и там и сям, решить свои вопросы за чужой счет. Она, интересно, понимает, что сама – причина многих бед? И ведь ей не объяснишь… А даже если и объяснишь… Что можно изменить в
сорокапятилетнем человеке, а, тем более, в системе, частью которой он является?
- А как Ваши успехи? – спросил Иван Николаевич.
- Об успехах говорить пока рано, - ответил Анатолий Михайлович, - собираю материал. В этом плане кое-что есть. Определенные направления работы уже видны, но ничего конкретного сообщить пока не могу.
- Подозреваемые есть?
- Достаточно. И будут еще.
- Кто же они?
- Извините. Статья 161 УПК Российской федерации.
- В смысле? – переглянулись супруги.
- Сведения, добытые в ходе предварительного следствия, не подлежат разглашению.
Они опешили. Иван Николаевич нахмурился, а Елена Григорьевна вдруг обрела хладнокровие и давящим чеканным голосом спросила:
- Я что-то не понимаю. Какое разглашение? Мы платим вам деньги. Вы работаете на нас. Мы должны все знать.
- Вы должны узнать имя стрелявшего, обстоятельства и причины выстрела. Но это в конце. Если я назову вам подозреваемых, вы можете сделать неправильные выводы и предпринять какие-нибудь неадекватные действия.
Брезгунов подумал и сказал:
- Наверное, это правильно. Но хотя бы общую картину вы можете обрисовать?
- Общую – можно. Я изучал вашу карьеру доступными мне способами. Выходов наверх у меня нет, я действовал через знакомых мне людей. Информации мало. Но я почти уверен, что с политической точки зрения стрелять в вас никакого смысла не было. Пока я ничего не знаю и о каком-либо завязанном на вас бизнесе, – Бусыгин внимательно посмотрел на Брезгунова, но тот только вздохнул. Вздох этот можно было понять двояко – либо он сожалеет, что нет такого – завязанного на нем – бизнеса, либо что он не может о нем говорить. – В общем, исходя из того, что я знаю, остаются только какие-либо личные, родственные, или - ну, скажем, - сиюминутные причины преступления.
- Родственные? – удивился Брезгунов, – у меня нет родственников в этой деревне…
- Ну почему же обязательно в этой… До этой можно при необходимости доехать. Давайте не будем забегать вперед. У двоих подозреваемых не тот тип личности, чтобы стрелять по туалетам. Их, правда, подозреваемыми можно назвать только условно, а еще один… Тут и мотивы не вполне ясны, да и в способностях его, какие они есть на сегодняшний день, я сильно сомневаюсь… Конфликтов с вами выявить не удалось. Есть вариант, что стрелял человек, обиженный властью, который видит в вас ее представителя. Таких людей у нас достаточно много, в том числе и в Луговом. Здесь широкое поле деятельности, - от попыток закрыть школу и развала местного совхоза – вплоть до низких пенсий и невыдачи каких-нибудь справок.
- Это понятно, – сказал Иван Николаевич, – и все-таки хотелось бы чего-нибудь поконкретнее.
- Ну что вам сказать поконкретнее… Ночью у вашего дома ходил один пьяный товарищ и еще один человек ходил за водкой – или уже возвращался с ней.
- Ничего себе! А милиция ничего такого не говорила… Они что-нибудь видели?
- Кое-что. Но давайте не будем торопиться. Ошибка может дорого стоить и вам, и этим людям.
- А у того, кто ходил у дома, было оружие?
- В том то и дело, что нет. Он мог просто случайно оказаться рядом с вашим домом.
- Вы с ним разговаривали?
- Пока нет, но я слышал, как его опрашивали следователи.
- Как это?
- Это было на бревнах напротив вашего дома.
- Все ясно! – сказала Елена Григорьевна. – Нализался и пошел мстить депутату за свою неудавшуюся жизнь! Как будто это мы их спаиваем!
- Лена, он же сказал, что у пьяного не было оружия!
Лена поджала губы и, поежившись, сложила руки на груди.
- Если это все, - сказал Бусыгин, - то я тоже хотел бы вас кое о чем спросить. Вы знаете соседа, который живет через прогон?
- Нет. Но земля, на которой стоит наш дом, принадлежала его брату, – ответил Брезгунов.
- А брата вы знаете?
- Нет.
- Как же вы покупали землю?
- Через агентство. Агент сама оформляла документы, и мы имели дело только с ней. Она и сказала, что сосед – брат хозяина нашей земли.
Брезгунов записал все это в книжечку. Потом подумал и спросил:
- А с вашим сыном опять нельзя поговорить?
Брезгуновы переглянулись. Взгляды обоих выражали сомнение, но, в конце концов, Иван Николаевич сказал:
- Попробуем.
И вышел из зала.
Его не было минут пять. Бусыгин сидел, откинувшись, в кресле, а Елена Григорьевна встала, подошла к вмонтированной в стену этажерке и стала поправлять на ней фарфоровые статуэтки. Это были птички, собачки, пастушки и балерины еще Советского производства.
- Коллекционируете? – поинтересовался Анатолий Михайлович.
Брезгунова смутилась. Ей не нравился этот человек, она чувствовала в нем противника. Он противоречил ей на каждом шагу, и она не понимала почему. Еще он заходил в их дом в рабочей одежде и пытался командовать – а ведь это, по ее представлениям, две вещи несовместные! Тем более, он указывал ей! Сегодня он одет более-менее прилично, - и все равно он против нее! А теперь он спокойно спрашивает – коллекционирует ли она статуэтки!
- Это собирала мама, - ответила она, - она очень любила красивые вещи… И порядок, - добавила она, подумав.
- Что же, - сказал Бусыгин, - здесь они хорошо смотрятся.
Это была правда. Здесь был единственный естественный и уютный закоулок в доме, единственная попытка сделать дом домашним; все остальное было «псевдо», как будто здесь жили не местные жители, а иностранные туристы.
Наконец боковая дверь, противоположная той, из которой вышла Елена Григорьевна, открылась, и в холле появился худой рыжеволосый юноша в спортивном костюме с накинутым на голову капюшоном. Он пересек комнату походкой свободного человека и плюхнулся в кресло напротив Анатолия Михайловича.
- Ма, телек, - сказал он.
- Никакого телека, - отрезала «ма». – Поговори со следователем.
- Хай, чувак, - сказал «свободный человек».
- Здравствуй, - ответил Бусыгин. – Продвинутый чел, - сказал он Елене Григорьевна.
