Бродяга. Путь ветра

Мол, все понимаем, но прислать никого не можем, самим потребны. «Для нужд Ордена»!

Ян вспомнил обгорелую поляну у реки. Не там был нужен Энтви, ох не там!

— Ну, и начал я советовать. Тому одно, тому другое. Потом староста и говорит: «Мастер, сын мой старший на гроллфов с рогатиной ходит, беспокойно мне за него. Подучить бы…» Так и начал… кхм… подучивать. На Острове, пожалуй, не сильно порадовались бы…

Сказано это было очень и очень мягко. Если бы слух о самовольном учительстве Иггара достиг Торинг-Фора, это, скорее всего, сочли бы мятежом. И уж тогда у Ордена нашлись бы два-три боевых мага для отправки в Свартан. Только Иггар точно не порадовался бы прибытию коллег…

— Не о том беспокойся, дружище, — Ян пристально посмотрел в прищуренные глаза хозяина. — За то, что меня приютил да выходил, не то что посох — голову потерять можно. Знаешь?

— А то, — хитро улыбнулся Иггар. — Как и то, что за твою голову — точнее, то, что на ней надето — не только прощение выпросить можно, а и право основать тут филиал Школы… Только я ни чужой жизнью, ни своей совестью сроду не торговал. И торговать — не буду! — закончил свартанец неожиданно резко, хлопнув ладонью по колену.

— Спасибо… спасибо, друг, — ответил, помедлив, Ян. — Думаю, я смогу остаться у тебя на время — и помочь, чем сумею.

* * *

Иггар быстро смекнул, что Обруч использует Силу не так, как их учили в школе, и что Ян при всем желании не смог бы поделиться этими способами. Но Бродяга оказался далеко не бесполезен. Ученики Лангаттара по двое-трое поднимались с ним в горы, где учились зову грролфов. От селений отходили подальше: вначале — чтобы не вызывать смеха и нареканий безуспешными пробами. А потом, когда получаться стало куда лучше — чтобы не накликать беду в случае успеха. Быстрые воды Риввы и Гинтари, двух близлежащих рек, набравшись сил с весною, исправно топили сыпавшихся с обрыва земляных чудищ. Бьёрн, незадачливый дроворуб, оказался одним из самых способных к зову и, в свою очередь, учил Яна местным песням, коих знал великое множество.

Возвращались обычно к вечеру. Ривва Лангаттар, силой и бурной деятельностью похожая на реку, разделившую с ней имя, извлекала из печи да из кладовых все, что могло подкрепить тело и поднять настроение — а по этой части она была настоящей мастерицей. И, несмотря на скудость послезимья, обеды в доме эйгаборского чародея не уступали вкусом и питательностью трапезным Торинга. Яну они казались даже более вкусными — с каждым днем он учился радоваться спокойной жизни, простой еде… простоте и покою во всем.

Дети, вначале избегавшие слишком тихого пришельца, вскоре собирались гурьбой у очага в Общем Доме, расспрашивая его вечера напролет о городах и дорогах, диковинных цветах и животных, в Свартане не виданных. И Ян, позабыв о природной молчаливости, говорил, говорил, прерываясь лишь для того, чтобы отхлебнуть местного пива — не слишком хмельного и отлично освежающего… и думал при этом: а ведь для обитателей Лондейяра или Айдан-Гасса эти большеглазые ребята, живущие меж Мглистым морем и Шессером, пасущие овец на лугах, окаймленных обрывами да скальными стенами, и лазающие за диким медом по ущельям — и сами часть невероятной сказки, жуткой и радостной одновременно, пряной от опасности и свободы…

Ян вписывался в эту сказку все больше — но не пускал корней, и это Иггар видел тоже. Сердце Бродяги было устремлено дальше. Несколько раз, собравшись с духом, Иггар подходил к Яну с предложением поселиться в Эйгаборе насовсем. И всякий раз тот улыбался, благодаря искренне, но не отвечая ни да, ни нет…

* * *

— Значит, не останешься, — глубоко вздохнул Иггар, досадливо дернув косичку на краю бороды — знак прощания. Облако пара зависло над обрывом, оранжево-розовое в лучах только что выглянувшего из- за гор солнца.

Ян бросил взгляд на деревушку внизу, вновь подумал о том, как уютно она примостилась на склоне, и каким родным стал за это время приземистый, крытый тонкими каменными пластинами дом… Потом глянул на дорогу, точнее — извилистую тропку, что вела к берегу и дальше. Встретил взгляд бывшего приятеля, ставшего другом.

— Не могу, Иггар. Буду жив — постараюсь прийти снова. Если примешь.

Тот, помедлив, кивнул.

— Доброй Дороги, куда бы ты ни пошел, — проговорил он тихо.

— И тебе, — отозвался Ян, коснувшись его плеча.

Оба знали, что Иггар — плоть от плоти свартанских гор — никогда не оборвет корни, не оставит семью и дом и не отправится странствовать дальше Сварре-Руйла, до которого на хорошей лошади — три дня пути пути. Но настоящая Дорога — это ведь необязательно путешествие. Среди самых заядлых бродяг были и те, кто за всю жизнь не покинул родных мест. И это Иггар знал тоже.

— И мне, — повторил он, провожая взглядом удаляющийся силуэт Бродяги.

Иггар был отличным бойцом, средней руки волшебником, а предсказателем — и вовсе никаким. Но весь тот день его не покидала навязчивая и неприятная мысль: не успев обрести друга, он теряет его.

Ян прощался насовсем.

* * *

Позади осталась весна, и с нею — Прибрежье, родной и так давно покинутый край; гавани Гефара и Сварре-Ральта, особенно оживленные ранним летом, перед месяцем Xалейви, когда ни один корабль не покидает порта.

Этот месяц, пору штормов и бурь, он провел в широкиx долинах Лондейяра, где дозревали, готовясь стать вином, молочно-белые плоды ллейтры. «Вкусен, как ллейтра» — говорят на Юге. И там же говорят: «Смердит, как гнилая ллейтра». Человеку, бросившему гнилушку в чужое окно, полагалось двести ударов солеными розгами. Причем следы от ударов проходили раньше, чем хозяин злополучного дома мог снова в нем поселиться…

— Нет, не видели, — снова и снова звучал привычный ответ из разных уст и в самых разных местах. — Не проходила… Не было… Не знаю…

И, ответив, южане минуту спустя забывали о неприметном незнакомце и его вопросах — забывали всерьез, так, что никакими чарами или, упаси небо, пытками воспоминания эти вернуть уже не удалось бы…

Ян слишком хорошо помнил Энтви и следов оставлять не собирался.

* * *

На пересечении Посольского тракта (именуемого в народе Говяжьим) и реки Твайлин расположился богатый город Зингвэтан, столица Энгвальта — края торговцев зерном, скотом и мраморным сыром; края, в котором отнюдь не бедствуют также портные, кожевенники и ювелиры. Количеством — и качеством — трактиров и лавок Зингвэтан мог бы поспорить (в свойственной этому городу манере — вежливо, но твердо) с Динвалем и даже, возможно, с самим Кэйм-Баталом. А торговая площадь города, вымощенная коровьими зубами, считалась одной из достопримечательностей Альверона.

Гостиница «Зеленый Капитан» — добротное двухэтажное здание под замысловато изломанной черепичной крышей — стояла чуть в стороне от главной улицы, не страдая, однако, от недостатка посетителей. Дурной славой не пользовалась — хотя и поговаривали, что в самой чистой обеденной зале частенько сиживает атаман зингвэтанских воров «со товарищи». Заезжие дворяне и негоцианты из Кэйм- Батала и Динваля предпочитали селиться у «Толстой Тэсс» или в «Трёх нобилях», где яства — пряные, белье — шелковое, а послеобеденный сон способствовал пищеварению и приятному течению мыслей. Здесь же останавливались не очень богатые путешественники, ремесленники и средней руки торговцы. Кормили тут просто и недорого, селили в чистоте и уюте и, что подчас было еще важнее, никогда не задавали лишних вопросов…

Посетитель, ступивший на порог гостиницы сонным предосенним вечером, был ей под стать: не внушал особого доверия — но и подозрений тоже не вызывал. Простенькая куртка, свернутый в скатку плащ, далеко не переполненный заплечный мешок, запыленные легкие сапоги. Склонив голову набок, содержатель гостиницы мягко, но настойчиво потребовал плату вперед.

Три тяжелых серебряных семигранника столичной чеканки легли на стойку без звона.