Буянит Аглесса. Ругается как матрос, и пытается расколотить хоть что-то, но Ленбар мстительно зачаровал от ущерба посуду и мебель, как только недосчитался нескольких тарелок.
Теперь магистр и сам понимает, что недостаточно продуманно подошел к решению вопроса, но в тот миг ему казалось, что нужно просто привести девушек в свой дом и объявить, что они могут жить тут, сколько хотят. Услышав это предложение, даже Мирена как-то несчастно скривилась, а Аглесса высокомерно задрала носик и холодно процедила, что у нее почти десяток дворцов и жить она собирается там.
Пришлось Ленбару объяснять подставной принцессе, что у нее больше нет ни титула, ни дворцов, ни отца. Только мать. Да и та не королева, а бывшая фрейлина.
Вот этого Аглесса никак не ожидала и сначала пренебрежительно расхохоталась в лицо магистру, а потом, разглядев несчастное лицо Мирены, устроила грандиозную истерику. И бушует до сих пор.
Говоря по правде, Ленбару ее буйство никак не мешает. Вещи в ее комнате от ущерба он зачаровал, звуконепроницаемый щит наложил. Крики и ругань Аглессы становятся слышны только в тот момент, когда кто-то открывает в ее комнату дверь, чтобы принести еду. Сама Аглесса выйти больше не может, после того как Ленбар пару раз поймал её в парке. Куда собралась бежать бывшая принцесса, выяснить не удалось, кроме ругани и упреков она за два дня не сказала ни одного разумного слова.
Хуже всего, что ее дикие упреки направлены в одну единственную сторону, родной матери. У Ленбара даже глаза на лоб полезли, когда он услышал, в чем обвиняет Мирену дочь.
И зачем она вообще её рожала, если знала, что Хисс не собирается на ней жениться?! Почему потом не сумела его прибрать к рукам? И зачем вместо того, чтобы, как другие фрейлины, умножать свое состояние и искать себе могущественных поклонников, сидела как дура в монастыре? Что, думала, что лучше всех умеет мыть полы и гладить платья?
Дальше шли десятки совершенно абсурдных обвинений, и неумение правильно выбрать любовника было еще не самым диким. В вину Мирене вменялась загубленная жизнь дочери, на которую этой глупой курице изначально было наплевать! Она вообще всегда была эгоисткой и думала только о себе! Мирене, видите ли, приятно было играть с хорошеньким ребенком, вот и не хотела уезжать из монастыря! А дочь теперь по ее милости не имеет ни дворца, ни поместья, какие заработали детям другие, более умные и расторопные фрейлины! Да Мирена вообще никогда не думала своей пустой головой о том, как хоть что-то сделать для будущего блага дочери! Даже достойного жениха не сообразила ей заранее подыскать, на всякий случай!
В ответ на уверения Гектора, сунувшегося к Аглессе с предложением руки, что для него положение невесты не имеет никакого значения, девица обрушила на мать новый поток брани.
Мало того, что сама всю жизнь просидела в прислугах, так еще и ей подсовывает этого недоучку-мага! Нет уж! Она, Аглесса, теперь как-нибудь проживет сама, и будьте уверены, сумеет устроиться получше Мирены! А с матерью после такой подлости больше даже разговаривать не собирается! И вообще, Аглесса ничем себя ей обязанной не считает, и матерью ее признавать отказывается! Мирена вообще может забыть, что у нее когда-то была дочь!
Теперь Мирена сидит в своей комнате и безутешно рыдает, в столовой обосновался Гектор вместе с верными друзьями, и время от времени ходит к Аглессе в надежде что она уже перебесилась.
А самому Ленбару так тошно, что впору начинать строить себе новый дом. Или поселиться у Тайвиноса, у него еще, кажется, есть свободные комнаты.
Все попытки Ленбара поговорить с Миреной предсказуемо провалились, не до собственного счастья женщине, весь мир которой рухнул в один миг. Умом магистр ее понимал, сердцем - соболезновал и сопереживал, но чем тут можно помочь - совершенно не представлял. А спрашивать Сарджабиза, занятого важными делами, не решался.
Хорошо еще, что и у самого Ленбара прибавилось обязанностей, Гарди возложил на него снабжение обители продуктами и товарами после выходки Каражая. Разумеется, магистр набрал себе команду энергичных помощников из числа прибывших в Эр-Маджар новых учеников и магов, и главным над ними назначил преданного Чино. А теперь мог бы ограничиться проверкой их деятельности, если бы не потребность хоть ненадолго убегать от творившегося в доме кошмара.
- Что на завтрак? - входя в столовую, поинтересовался Ленбар, давая понять гостям этим вопросом, что не желает вникать в их планы укрощения Аглессы.
- Жареный поросенок, сыр и пирожки, - отрапортовал Бустен, пододвигая магистру блюдо с мясом и наливая горячий чай.
- Поросенок с утра? - насмешливо приподнял белую бровь Ленбар, но отказываться не стал, положил себе румяную ножку и потянулся за бокалом.
- Доброе утро, - от звука знакомого голоса, прозвучавшего странно ровно и спокойно, магистр едва не поперхнулся чаем.
- Доброе утро, леди, - дружно ответили ученики, и Ленбар внезапно заметил, что их глаза распахнуты как-то слишком уж заинтересованно.
Охваченный нехорошим подозрением, магистр поднял взгляд и почувствовал, как сердце сжалось в горький комок. Именно такой Мирена двадцать лет приходила к нему во снах, в светлом платье и с распущенными волосами, поднятыми на затылке черепаховым гребнем.
- Можно мне чаю? - садясь на соседний стул, с печальной улыбкой попросила гостья, и ученики наперебой бросились за ней ухаживать.
А потом вдруг вспомнили, что у них у всех есть важные неотложные дела, и Ленбар предпочел думать, что они не соврали. Ну, а если и заметили побелевшие костяшки его стиснутых в кулаки пальцев, так ведь это еще ничего не значит, не правда ли?!
- Хорошие они, - так же грустно заметила Мирена, когда ученики дружно исчезли за дверью, и Ленбар вдруг не выдержал.
Резко повернулся к женщине, осторожно вынул у нее из руки бокал, поставил на стол, и притянул худые пальцы к губам. Несколько секунд нежно целовал, потихоньку продвигаясь все дальше, а потом отважился поднять взгляд на любимое лицо.
И в следующий момент уже одной рукой крепко прижимал Мирену к себе, а второй открывал портал в свою комнату.
Никогда до этого дня Ленбар даже не представлял, что способен совместить выход из портала с собственной постелью, а заклинание, закрывающее комнату куполом, с чарами, снимающими одежду.
И случайно вспомнил об этом только много позднее, когда, плавясь от счастья и нежности, тихо перебирал рассыпавшиеся по подушкам волосы Мирены.
- Закрой глаза, - притянув к себе взглядом стоявшую на комоде шкатулку, попросил магистр любимую, ласково удерживая тонкие запястья.
- Не нужно… - вдруг испугалась Мирена, - я хотела сказать…
- Нет, родная, сначала скажу я. Потому что я старше, потому что я мужчина, и потому, что именно я теперь буду принимать решения в нашей семье.
- Какой семье? - расстроенная Мирена попыталась выдернуть руки, но это у нее не получилось, - Бен… не держи… ты должен понять, мне нужно уехать…
- Это ты должна понять, - чуть нахмурились белые брови, но фиалковые глаза смотрели все так же ласково, - что с магами такими вещами не шутят. Я сделал глупость двадцать лет назад, и сполна отбыл за нее наказание. Но больше никаких ошибок совершать не собираюсь. Тсс, не говори сейчас ничего… вот браслет моей матери, он отныне твой вместе с моим именем, сердцем и всем имуществом.
Старинный, слегка потертый, но по-прежнему сверкающий вычурными завитками и драгоценными камнями браслет белого золота с легким звоном защелкнулся на запястье Мирены.
- Вот второй… отца… - женщина не решилась сказать - 'нет' этим требовательным и таким родным глазам, бережно взяла его в руки и осторожно надела на крепкую руку Ленбара.
Тем самым признавая его своим супругом.
- Вместе с этим браслетом вверяю твоим заботам и защите судьбу мою и моих детей, - волнуясь, произнесла Мирена стандартную клятву, которую знала назубок, как любая женщина, но давно отчаялась когда-нибудь произнести. И сразу спохватилась, встревоженно вскинулась, вспомнив, что нужно было уточнить, что имеются в виду совместные дети. Однако Ленбар, отлично понявший ее тревогу, не дал жене
