— Ты, наверное, ждешь, Фрэнк, чтобы я извинился за то, что ты очутился здесь?
— Нет. Ты ведь не будешь.
— Верно, не буду. Потому что моей вины (впрочем, как и заслуги) в этом нет. И потому, что твоя миссия еще не окончена.
Фрэнк слушал, сцепив пальцы в замок, и на лице его не отражалось ни единой эмоции.
— Когда ты в Лайдоре пошел на встречу с неизвестным, я уже знал, что это засада, целью которой было выманить тебя из дома, — продолжал Лаурик. — Я сознательно сделал вид, что поверил, чтобы усыпить бдительность нашего противника и заставить его сделать первый шаг. И он его сделал.
— А на меня, значит, можно было просто наплевать, растереть и забыть? Меня ведь, к твоему сведению, едва не убили.
— Но ведь не убили же. — Мудрый слегка потер виски, и я тут же ощутил, что мой телохранитель прав: перед нами сидел совершенно измученный, давно не спавший человек, чьи силы (даже эти силы, часть от той Силы) были на исходе.
— М-да, не убили, — повторил Лаурик. — Не спеши считать меня жестоким, бесчеловечным, беспринципным ублюдком, Фрэнк. А впрочем… Я и есть жестокий, бесчеловечный, беспринципный ублюдок. — Голос Мудрого внезапно возвысился, в нем будто слышалось далекое ворчание приближающейся грозы. — Мне плевать на то, кем ты, или ты, Трен, или любой человек в любом Пределе будет меня считать. Мне плевать, поймите вы, сколько жизней нужно положить на алтарь моего дела и какие ужасные деяния во имя него свершить! Потому что я — не человек, и не человеческими мерками меня должно судить!
— Конечно, — с неожиданной для самого себя мягкостью сказал я. — Ты — Мудрый Предела, Уста Четырех.
Как ни странно, слова мои оказались именно тем, что сейчас более всего было нужно. Лаурик несколько мгновений сверлил меня взглядом, а потом тихо рассмеялся:
— Спасибо, Броэнах, что напомнил. Да — я Мудрый, и мне не пристало выклянчивать ваше сочувствие и одобрение. Мое дело — приказывать, а ваше — подчиняться. И вы подчинитесь!
Волны властности, исходившие от него, были столь сильны, что я был уже близок к тому, чтобы упасть в священном экстазе на колени и, склонив голову, ожидать приказов. Но тут вновь раздался негромкий голос Фрэнка, вернувший меня к реальности:
— Мы, разумеется, выполним твой приказ, Лаурик. Но сперва, если ты не против, я бы хотел услышать продолжение истории.
— Ну разумеется. Итак, как только ты расправился с наемниками нашего противника, он тут же Переместился к месту схватки. Причем сделал это настолько поспешно и при помощи столь мощной силы, что тебя, оказавшегося совсем рядом, затянуло туда, откуда он прибыл. В Западный Предел.
— Так что же, Трейноксис отсюда родом.
— Как бы не так, — усмехнулся Лаурик. — Здесь он весьма успешно изображал меня и готовил семена той смуты, что мы сейчас пожинаем.
— Кто же он?
— А ты так до сих пор и не догадался? Разумеется, Серебряная Маска, Мудрый Северного Предела.
— Но почему?! — От избытка чувств Фрэнк даже привстал, навис над спокойно сидящим Лауриком, опершись руками с побледневшими от напряжения пальцами в стол. — Во имя чего?!
Лаурик поднял глаза, и взгляды их встретились. Ух! За малым искры не полетели. Медленно, будто его прогибала назад некая невидимая сила, воин опустился на свое место.
— Во имя чего? — усмехнулся уголком губ Мудрый. — Нетрудно сказать, уж не во имя славы Четырех. Ему нужно господство над Пределами.
— Но разве у него… я хотел сказать, у вас… нет господства над Пределами?
— Не в той мере, друг мой, не в той мере. У них… то есть у нас, разумеется, всегда есть ограничивающий поводок.
Фрэнк, похоже, ничего не понял, а я… Я сидел, парализованный ужасом, судорожно глотая внезапно ставший густым и вязким воздух.
— Ты… ты хочешь сказать… — с трудом выговорил я.
— Я уже сказал это, — с уничтожающей последние крупицы моей уверенности в незыблемости окружающего меня Предела холодной безжалостностью произнес Лаурик. — Одно из творений Четырех вышло из-под контроля. Говоря проще — взбунтовалось. Нет, молчите! Не говорите ни слова! Я знаю, насколько чудовищно то, что я сейчас говорю. Я знаю, что в это невозможно поверить. Но вы должны поверить! И должны мне помочь, слышите?! Повинуйтесь!
Мудрый чеканил фразы, будто гвозди забивая хлесткой интонацией слова в наше сознание. Я не видел сейчас Фрэнка — я вообще ничего не видел сейчас, — но сам я при каждом новом слове съеживался и дергался, как от невидимых ударов.
Внезапно всё кончилось. Я вновь обрел себя. Одежда и волосы мои были мокрыми от пота, трясущаяся как у дряхлого старика рука пыталась донести до рта неизвестно откуда взявшуюся чашу с пивом. Фрэнк выглядел немногим лучше: по крайней мере он ухитрялся выпить значительно больше, чем пролить нагрудь. Лишь Лаурик выглядел как обычно, а если подумать, то и лучше.
— Ну, полегчало? — мягко спросил он. У меня даже не хватило сил на то, чтобы кивнуть.
— Мы слушаем, Мудрый, — ответил за нас обоих Фрэнк.
— Слушаете? — еще более мягко переспросил Лаурик, и я осознал, что тот, кто сидит напротив меня, тот, которому я всю свою сознательную жизнь привык доверять так же, как родному отцу, с этого момента будет вызывать у меня лишь панический ужас. Теперь я даже не помышлял о том, чтобы расспрашивать его или, упаси Всеблагие, прекословить. Он — всесилен, а я — червь, прах под его стопой. И нет для червя большего счастья, чем выполнить то, что от него требуется, а потом забиться поглубже в свою норку.
Фрэнк, будто преодолевая сопротивление собственного языка, произнес:
— Слушаем и повинуемся.
— …мся, — прохрипел я, разом почувствовав себя намного лучше. По крайней мере унизительная слабость оставила меня без следа, а язык перестал напоминать сухую и шершавую подошву сапога.
Лаурик удовлетворенно кивнул и милостиво улыбнулся, на мгновение напомнив мне того, прежнего Мудрого, которого я в прошлой жизни знал и любил:
— Вот и хорошо. Вот и правильно. Дело воинов — тем более таких славных и умелых — сражаться с тем, с кем им прикажут, и вести за собой других. А невеселые думы и трудные решения оставьте мне. Выше голову, герои! Всё не так уж плохо. Так что слушайте меня, и слушайте внимательно…
Герб. Воин
Я проснулся ближе к полудню. Голова была тяжелой, словно с похмелья.
«Приснится же такое, чтоб мне лишиться Их милости!» — подумал я, вспоминая голос Ниам. Разумеется, самозванка ночью была где угодно (и скорее всего на ложе Увенчанного), но только не перед моей дверью, за которой, несомненно, пристально наблюдали. Да и верный Волк никогда бы не подпустил чужака к отдыхающему хозяину.
Но, как бы там ни было, голос в моем сознании изрек истинную правду. Ниам, судя по всему, совершенно очаровала Властелина Лесов и вовсю этим пользовалась. Трудно сказать, сколь крепка была эта привязанность, но пока я представлял для самозванки куда меньшую опасность, чем она для меня. И возможно, для собственного спокойствия она решится рискнуть всем, чтобы избавиться от чересчур осведомленного знакомого.
Прогулявшись до отхожего места, заблаговременно указанного мне Мог Луйном, я вернулся к своему временному пристанищу. Перед дверью стояли двое незнакомых мне лесных братьев; Волк, загородив собой вход, время от времени беззвучно приподнимал верхнюю губу, демонстрируя клыки.
— Тебя ждет Увенчанный, — с ходу заявил мне один из воинов.
