— Что так? На вид ты парень крепкий.
— Крепкий?! — Мой гнев был сильнее страха. Я повернулся к нему лицом. — Ты тоже на вид парень крепкий! Давай я тебе обе ноги перебью, вот тогда и посмотрим, кто из нас крепче!
— Тихо! — Незнакомец шагнул вперед с явным желанием заставить меня замолчать, но в последний момент передумал. За это время я успел увидеть, что он выше меня, шире в плечах, одет во всё черное, и даже лицо и руки старательно зачернены сажей.
Подойдя ко мне, незнакомец кончиками пальцев ощупал мои изувеченные ноги. Покачал головой.
— За что тебя так?
— Тоже хотел Этайн отбить, да не рассчитал малость…
— Вот оно что… Как, говоришь, тебя зовут?
— Бранн. Бранн Мак-Сильвест.
— Погоди-ка! Это не ты ли…
— Я.
Убийца призадумался.
— Ладно! — наконец решил он, расстегивая на убитом пояс с мечом и кинжалом и кидая мне. — Сначала я закончу свое дело, а потом разберусь с тобой. Делаем так, как я сказал сначала. Дверь я запру — на всякий случай. Один ты всё равно далеко не уйдешь, а так, может статься, тебя и не тронут. Если я не приду, то… — он немного помедлил, а потом решительно закончил, — …умри как мужчина!..
Сколько времени прошло с его ухода, я не знаю — то ли час, то ли век… И в один-единственный, неуловимый миг тишина за стенами моей тюрьмы лопнула, как мыльный пузырь. Со всех сторон на меня обрушились перекрывающие друг друга звуки.
Звон стали. Топот ног. Неразборчивые приказы. Проклятия. Крики изумления. Ярости. Боли. Крики, обрывающиеся резко, как резко гаснет свеча под неожиданно ворвавшимся в дом порывом ветра. Только что горевшая так ярко свеча, имя которой — человеческая жизнь.
Два или три раза кто-то невидимый для меня подходил к запертой двери, проверял засов, но вытащить его из пазов не пытался. И всякий разя, обливаясь холодным потом, до боли сжимал в кулаке кинжал — длинный меч для меня, искалеченного и ослабевшего, был слишком тяжел и неудобен — и рассчитывал, хватит ли оставшихся сил хотя бы на один-единственный рывок.
«Умри как мужчина», — сказал он мне на прощание. О Всеблагие! Я всю жизнь почитал Вас и верно Вам служил! Быть может, в последнее время я слишком часто докучал Вам своими глупыми просьбами, но у кого еще просить мне защиты и помощи? Молю, верните мне силы и здоровье хоть ненадолго! Дайте еще один только раз окунуться в кровавый водоворот сражения. Пусть даже я и не обагрю свой меч, пусть буду сражен первым же ударом, но паду воином! Мужчиной!
Вновь шаги за дверью. Тяжелое дыхание человека, бежавшего со всех ног. На этот раз засов — тяжеленный дубовый брус, который я сейчас, должно быть, даже не смогу поднять, — скрипит в пазах, выдвигаясь, и гулко бухает о дощатый пол. Я сжимаюсь, готовый прянуть вперед в тот же миг, когда распахнется дверь, поудобнее перехватываю кинжал. Не подведи, острая бронза, неожиданный союзник!
— Волчонок!
Остановиться! Замереть, не закончив движения!
— Мог Луйн?
Да, это он. Одетый лишь в штаны, босой, запыхавшийся.
В правой руке меч, в левой — факел.
— Хвала Судьбе!
— Не подходи!
Он наконец-то замечает кинжал в моей руке, глаза его удивленно расширяются:
— Что это зна…
— Не подходи! — еще раз хрипло повторяю я. Он качает головой. Конечно, жалкий бронзовый кинжал в руках калеки не испугает могучего воина, вооруженного длинным стальным мечом. Я вжимаюсь в стену, и тут Мог Луйн внезапно опускает оружие.
— Ты в состоянии идти?
Ответить я не успеваю. Громадная фигура, похожая на вставшего на дыбы медведя, возникает за спиной у лесного воина. Глухой рев, треск — и Слуга Копья падает с раздробленной ключицей, а в дверном проеме я вижу чудовищную харю Ингена. Он совершенно обнажен, бугрящийся мышцами торс залит кровью, струящейся из глубокой раны, которая перевязью тянется от левого плеча к правому бедру, но волосатые лапы крепко стискивают жуткую дубину, а глаз горит жаждой убийства.
Кинув на меня быстрый взгляд и оскалившись при виде выставленного вперед кинжала, гигант ухмыляется и наступает ножищей на голову лежащему без движения Мог Луйну.
— Хотел помочь дружку бежать? Не вышло!
Хруст, влажное хлюпанье. Кровь стынет в моих жилах, кинжал становится бесконечно тяжелым, предательски пляшет в руке. Закрыть глаза, покорно подставить голову под милосердный удар. Прервать этот кошмар!
И тут гигант глухо взрыкивает, делая шаг вперед. Волк! Появившийся неизвестно откуда, каким-то непостижимым образом прокравшийся в запертый и охраняемый лагерь. Мой верный пес вспрыгивает чудовищу на спину, вцепляется длинными клыками ему в шею. Ценой жизни покупает хозяину несколько ударов сердца.
Инген с проклятием выпускает дубину, хватает Волка за загривок, отрывает вместе с зажатым в его пасти куском собственной плоти, остервенело бьет головой о стену раз, другой. И в этот момент оцепенение покидает меня, и я с каким-то нечеловеческим воплем прыгаю вперед, выставив кинжал. Зверочеловек успевает лишь вновь повернуться ко мне лицом, и тут лезвие в две ладони длиной входит под подбородок. Мы оба падаем на пол. В глазах моих вспыхивают сотни чудовищно ярких светляков…
Я прихожу в себя от острой боли в руке. Перед глазами всё кружится, в горле першит от удушливого запаха дыма. Факел, принесенный Мог Луйном, упал аккурат на заготовленные пласты торфа, от них занялись стены. Ближайшая ко мне уже вовсю пылала, потрескивая и сыпля искрами. Отскочивший от нее уголек и привел меня в себя.
Туша Ингена подо мной недвижима, обтянутая кожей рукоять бронзового кинжала вызывающе торчит из спутанной бороды. Я пытаюсь встать, но ноги отказываются повиноваться — отчаянный рывок не пошел на пользу неокрепшим костям. И я ползу, упираясь в скользкий и липкий от подсыхающей крови пол руками, ползу, стиснув зубы. Потому что с небывалой остротой осознаю: я хочу жить! Пусть безногим калекой, но жить! Жить, во имя всего святого!
Жажда жизни столь высока, что я ухитряюсь покинуть горящий дом и даже отползти от него достаточно далеко, прежде чем силы вновь оставляют меня.
Смех. Женский смех. Такой веселый и беззаботный, что становится жутко. Но именно этот смех возвращает меня обратно в мир живых. А еще — голос:
— Спят… все спят… Баю-бай, баю-бай… утро пришло, а все спят. И никто не хочет поговорить со мной…
Я открываю глаза, поднимаю голову, упираясь подбородком в землю. Рассвет. Расползающиеся в стороны клочья тумана. Две неясные фигуры, движущиеся в мою сторону. И — голос:
— Я тоже хочу уснуть. Как мой господин. Он не хотел спать, но ты стукнул его — р-раз! — и он уснул… Я тоже хочу уснуть так… Р-раз — и всё. И хорошо. И совсем не страшно… А почему ты всё время молчишь? Поговори со мной! Я — правительница. Совсем-совсем настоящая. Ты не знаешь?..
Двое всё ближе и ближе. Я уже могу различить, что это мужчина и женщина. Мужчина — это тот, что приходил ко мне ночью. Он, тихий убийца в черных одеждах. Скользящая в ночи тень. Сейчас он уже не таится, шагает медленно и уверенно, будто у себя дома. Неужели он вырезал весь лагерь Увенчанного? В одиночку? Женщина рядом с ним ведет себя как маленькая девочка: то отстает, то забегает вперед, заглядывая спутнику в глаза, то вдруг начинает кружиться в танце. И без умолку болтает разные глупости, не замолкая ни на миг, обрывая фразы на половине, перемежая слова беззаботным смехом. Она сошла с ума, но не осознает этого. Говорит, говорит: