врачи. Или ты настаиваешь, что мы не жили? А, Сурков?
Обещания дуры обязательно сбудутся. Сурков должен был об этом помнить, и ему казалось вдвойне обидным отдавать заработанные баллы депутату и делиться с бесцеремонной Галей. Вкушать ЛБ Сурков не стремился, его дегустационная карта не могла попасть в пробовательную, но проданным ЛБ можно было пополнить счёт. А при накоплении определённого количества очков, заявить о сдаче на вид или даже на удостоверение. А там, там можно выяснить, почему он, Сурков, скорее мёртв, чем жив, или хотя бы попытаться это сделать.
Сурков извлёк из аппарата голубую карту и с сожалением прочёл текущий остаток:
— Практически все сначала.
— А я тебя предупреждала, — укоризненно промычала Галя.
Не смотря на усердие, она не могла скрыть своего возбуждения.
— Помню, — неохотно ответил Сурков.
— Будешь в следующий раз знать.
— Буду. У тебя-то много очков? Когда шляпу снимешь?
— Ещё не скоро.
— А ЛБ много заказала?
Галя пожала плечами, давая понять, что все относительно.
— Хоть по полной программе?
— Сурков, да какая тебе разница?
— Никакой, но если от этого тебя не проколбасит, я расстроюсь.
— С какой стати?
— Как с какой? Мои ведь очки.
— Ох, и скупердяи вы, мужики.
— Ох, и прилипалы вы, женщины.
— Не знаю, что ты имеешь в виду, но молиться теперь придётся.
— Я это уже понял.
— Давай пока разучим «Господи, спаси», «Отче наш» и «Боже, царя храни».
— Боже, Суркова храни, — басом запел Сурков.
— Клоун, — констатировала Галя.
— Просто дурик. Скажи, Галь, а почему надо Господа славить? Почему нельзя славить, скажем, Суркова?
— Славь, кто же тебе мешает? Только очки за это не идут.
— А если тебя?
— Не думай, что я поделюсь своими очками за фальшивый, льстивый куплетик.
— Галь, скажи, неужели Всевышний не видит того, что даже тебе очевидно.
— Что значит, даже тебе? Ты меня за дуру принимаешь?
— Нет, что ты? Просто это очевидный факт, я подумал…
— Дурак ты, ваше благородие. Очевидный факт, что ЛБ безгранична и бесплатна. А псалмы ты поешь, потому что входишь с Богом в договорные отношения.
— И чем больше пою, тем больше получаю ЛБ.
— Да, это как на Земле, чтобы порядка было больше.
— Скажи, Галь, а это правда, что в Раю был ужасный бардак?
— Ещё какой. Я в самый последний момент сюда попала, но и мне хватило по полной программе.
— А ты ЛБ пробовала?
— Конечно.
— И как тебе?
— Кайф.
— Неужели настолько?
— Сурков, ты когда-нибудь занимался сексом в спортивном самолёте, выполняя мёртвую петлю?
— Нет, но я догадался, как ты сюда попала.
— ЛБ — это ещё круче.
— Хорошо, что ты мне не дала попробовать.
— Почему?
— Убеждён, я бы уже не спрыгнул[4].
— Ерунда. ЛБ — это хорошо, никакой ломки, никакой передозировки, просто с ней в кайф.
— А без неё?
— Не в кайф.
Сурков увидел метнувшуюся наискосок тень, и в следующую секунду Галя полетела через него. Облака пару раз перевернулись вокруг, кто-то торопливо стал извиняться:
— Простите, простите, очень спешу.
— Куда ты несёшься, как угорелый? — возмущалась Галя. — Ты же нас мог на атомы разложить.
— Очень извиняюсь. Я тороплюсь.
— Попадётся тебе РАИшник, будешь знать.
— А, — махнула рукой торопливая душа, — мне всё равно.
— Куда торопишься? — спросил Сурков.
— В ОША, — сказала неизвестная душа и, быстро оторвавшись от облака, скрылась за горизонтом.
— Что такое ОША? — Сурков задал вопрос, но очень долго не получал ответа. Он повернулся к Галине, как и все земные дуры, стоявшую с открытым ртом. Её взгляд постепенно становился осмысленным, и через несколько секунд она сказала:
— Они объявили набор, вот сволочи.
— Кто сволочи? Какой набор?
— ОША, Сурков, это объединённая школа ангелов. А этот Святой мчится в приёмную комиссию. Нет, всё-таки, какие негодяи? Хоть бы объявление дали, — Галина развела руки в стороны, явно собираясь улететь.
— Обожди, — Сурков торопливо схватил Галину, — а ты-то куда?
— Я, Сурков, всю смерть мечтала получить крылья, так что, прощай.
— А как же я?
— Да пошёл ты, — Галина высвободила руку и исчезла так быстро, как только это может душа.
— Нет, я балдею, — вырвалось у Суркова, — у этих, с позволения сказать, Святых, есть элементарное чувство ответственности?
Он, глупо хихикая, направился к ближайшей публичке. Взяв молитвенник, Сурков старательно принялся за зубрёжку. Занятие его быстро сморило, и, в очередной раз вознесясь до небес, Сурков обнаружил, что сидит рядом с древней старушкой, старательно изучавшей латынь.
— Сколько вам лет? — бесцеремонно поинтересовался Сурков.
— Вто-рого года я, — гордо ответила бабушка.
— Тысяча девятьсот? — не поверил Сурков.
— Вто-рого года я, — повысила голос душа.
— Скоро на пенсию, — Сурков сочувственно покачал головой.
— Ты, са-нок, зря это у-чишь.
— Почему?
— Ко-му ты соб-рался за-здра-вные петь?
— Себе.
— В Раю то-кого не де-лают.
— А как же надо?
Старушка перечисляла местную десятку РайТиВи, но Сурков её не слушал. Он обдумывал внезапно возникшую идею и, незаметно для себя, стал мурлыкать под нос. Остановило его странное чувство. Суркову показалось, что пенопол растворяется у него под ногами, руки провалились сквозь столешницу, а простите
