О том, что сильнее нас

страсть. Была готовность съесть друг друга. Было обоюдное желание. Была необходимость. Было стремление с радостью сделать всё, что захочет другой. Была обоюдная и полная неутомимость. Были слова, много слов, масса слов… Масса клятв. Уверения, что это — навсегда. Уверения в вечной любви… Уверения в том, что я — лучший. Что она — лучшая. Просьбы наплевать на любую осторожность. Просьбы простить и забыть как болезнь… А потом — был сон. Она отключилась часов в пять утра, я получасом позже. А в восемь она меня разбудила и, опять с каменным лицом и со слезами на глазах, объяснила, что уходит на работу — и уже не вернётся. Никогда.

– Почему?

– Потому, что я всё равно от тебя сбегу. Через две недели.

– Это не так. Говори правду.

– Я не смогу с тобой. Я — обычная девчонка. Тебе другая нужна.

– Это не так. Всё же — почему?

– Знаешь, мне всё равно, сколько тебе лет. Но ты не хочешь следить за своим здоровьем.

– Ну да, не хочу. Но это — не причина. Говори настоящую.

– Знаешь, если я скажу тебе правду, ты вообще никогда в жизни не захочешь меня видеть…

– Говори. Вот если не скажешь правду — точно не захочу.

– Знаешь, я тебе уже сказала, что Миша человек пустой и неинтересный и что я его тоже через пару недель брошу. Но сейчас – мне с ним лучше.

Опять слёзы струями, истерика на всю катушку… Еле-еле пресёк её попытку выпрыгнуть в окно — первую из попыток суицида, которые так изобиловали в течение ближайших нескольких недель. Продолжение разговора было уже сидя на полу в прихожей. Стоять она уже не могла. Белое лицо, трясущиеся руки и губы…

– Володь, я тебя очень-очень прошу. Я на всё готова! Я не хочу и не могу тебя терять! Хочешь — я буду тебе каждый месяц, даже каждую неделю новых девчонок приводить?

– А нафиг они мне сдались? Мне — ты нужна… А если вдруг так уж вопрос встанет — что я, сам не смогу найти? Какого, в конце концов, чорта? Что происходит? Правду скажи.

– Да не могу я тебе правду сказать. Не могу и всё тут. Я к тебе опять приду. Через неделю.

С этими словами она вскочила, каким-то невероятным усилием с неизвестно откуда взявшейся энергией отшвырнула меня в сторону и убежала со всех ног. Догнать у меня — не получилось.

Два года спустя: «О том, почему я от тебя ушла и как я приняла решение обязательно вернуться, я тебе уже рассказывала. Так вот, всё бы оно и ничего, если б не повстречалась я 13 сентября с Мишей, решив, что мимолётный роман скрасит моё ожидание. Он ничего не знал о твоём существовании (ещё раз спасибо мне), а я и не подозревала, что этот роман не удастся завершить за неделю и вообще не удастся завершить. Тут у меня действительно крышу начало сносить. Я начала путаться, но по причине собственной патологической лени и отсутствию способности мыслить отказывалась разобраться самостоятельно во всём, предоставив это тебе и ему. Единственное, на что я надеялась — это на своё сердце, которое разрывалось на мелкие ошмётки при отсутствии помощи со стороны мозга. Я металась меж двух огней».

Когда я вернулся, у меня надрывался телефон. Звонила Ленкина матушка, желавшая узнать, ушла ли уже Лена, а если ушла, то куда поехала. На работу или домой? А точно ли ушла? Так на работу? Ни на какие мои вопросы — ответов не было. Раз за разом поступали эти три её вопроса, перемежающиеся проходами на тему того, насколько я непригодный для Ленки муж, какая это великая милость с её, матушкиной, стороны, что она разрешила Ленке в последний раз съездить ко мне на ночь, типа попрощаться, что она не потерпит, если я буду мешаться в Ленкиной жизни, что я, что я, что я… Лишь много позже до меня дошло, что половина всех упрёков, которые я от Ленки слышал с самого начала охлаждения отношений, — были дословным изложением матушкиных сентенций.

* * *

Я начал сходить с ума. Крепло ощущение беды. Не было ни единой разумной идеи, что это за беда, в чём её корни… Через неделю Ленка не появилась. Я звонил ей на работу, звонил её матери… Нету. Не знаю. Нету. Не знаю. Нету. Не знаю. Ещё несколько дней. Телефонный звонок. Во втором часу ночи. Ленка рассказывала о том, что сегодня ездила в какие-то катакомбы и, вернувшись, — поняла, что не может без того, чтобы меня хотя бы услышать. Внезапно помягчевшим и слегка удивлённым голосом — сказала, что матушка передала ей, что я звонил. Сказала, что ей без меня плохо. Но что вернуться она не сможет. Что она помнит о своём обещании через неделю прийти опять, но вот пока не время ещё. Что она вчера рассказала своему новому о моём существовании в природе. Сказав, что я для неё — это святое. Показала мои фотоработы. Что он пообещал всегда ко мне уважительно относиться и Ленкиных воспоминаний обо мне не трогать даже пальцем. Экий бред. И фиг там, что он ей пообещал. У меня глаза полезли на лоб, когда я на следующий же день обнаружил, что все мои фотографии на арт-сайте Иероглиф, на которых была изображена Ленка, испоганены чьими-то комментариями, представляющими собой типичный, прямо по учебнику, наркотический бред урождённого олигофрена, одержимого манией словотворчества. Ещё больше полезли на лоб — когда я увидел сходные комментарии этого же персонажа на авторских страницах некоторых наших с Ленкой друзей на том же Иероглифе. И уж совсем я перестал понимать что бы то ни было – когда подобный же бред, но только под другим никнеймом и с другим адресом электронной почты, обнаружился в гостевой книге моего персонального сайта, и на этом я, наконец, понял, что это и есть тот самый Ленкин новый любовник. Ни хрена себе. Утончённая Ленка — и пропитанный наркотиками дегенерат? Это как?

Два года спустя: «Надо сказать, что с момента нашей встречи с Мишей мы не расставались ни на минуту. И каково ему было выслушивать все последующие месяцев шесть, а то и год — хвалебные речи о тебе. Да, это так, я без умолку трещала ему о том, какой ты замечательный, а он — полный ноль. Он терпел, и даже отпустил меня к тебе первого октября, я не вернулась ночью. Утром он меня ждал на работе. Я была к тому моменту уже вымотана до предела. Я ничего не понимала. Решила, что ушла от тебя окончательно. Что всё кончилось. Нифига я не решила!!! Началось перетягивание каната, только не между тобой и моей матерью, как думаешь ты, а между тобой и им. (Представляю, как ты сейчас со словами “Ну и дура!” сплёвываешь на пол). М-дя… Вот не помню, что там был у нас за разговор и как все было в точности, помню лишь, что при малейшей ссоре я предпринимала попытки смыться к тебе. Да, знаю, такое поведение простительно пятнадцатилетней девочке, но не мне».

Я не знал, что думать. Я не знал, что делать. Как понимать. Я знал, что Ленка меня действительно любит. Это — было, есть и будет правдой. Если она пытается от меня оторваться, пытается меня забыть по собственной воле — удивительно это, но при её упрямстве и её гордости единственное, что можно сделать, так это помочь. Если не по собственной — она должна сказать, что происходит. Без этого я ничего не смогу сделать. Иначе — две сломанные жизни. Примерно так. Как ни прискорбно — придётся принимать меры к тому, чтобы вытравливать все чувства у себя. Кошмарное занятие. Но иногда удающееся, хоть и с бо-о- ольшими потерями. Время — не врач-терапевт, как это считают многие. Время — хирург. Точнее — хирург онкологического профиля. Любовь из души можно вырезать только как раковую опухоль, прихватив все соседние ткани и искромсав относительно соседние. Самостоятельно — можно сделать примерно то же самое и фиг что больше. Получить успокоение, потеряв изрядный кусок души.

* * *

Через несколько дней — следующий телефонный звонок. На этот раз днём. Ленка дрожащим голосом сообщила, что нашла себе вторую работу, так как на основной остаётся целая куча свободного времени, её новая работа — в трёхстах метрах от моего дома, что сейчас она там, что, попав туда, она не может удержаться от того, чтобы меня увидеть, и что, если я не буду возражать, через полчаса она зайдёт.

С порога Ленка объяснила, что нынешний визит уже точно дружеский, что ничего не будет, а если такая постановка не устраивает, то она уйдёт, и если с ней что-либо плохое при этом произойдёт, так оно и к лучшему. Голос потухший и дрожащий. Все мышцы напряжены. Стояла на пороге, пока не провёл под руку в комнату. Руки и ноги — не гнутся. Как тогда в Солнечногорске. Достала из кармана крысу. Объяснила, что они с Мишей эту крысу позавчера купили и что с собой она её взяла специально. Как напоминание, что у неё теперь новая жизнь. Ладно. Фиг с ним. Пусть заходит. Если уж так — попробую игру поддержать. Выдержу, наверное.

После часового разговора ни о чём Ленка начала оттаивать, но сама обстановка стала накаляться.