обнять ее и поцело¬вать в щеку.
— Ну как? Все нормально?
— Отец пригласил меня на обед, — скороговоркой отве¬тила она.
Ричард почувствовал себя лишним и отправился в ка¬бинет.
— А хочешь ли ты идти?
— Непринужденной беседы у нас с ним не будет, но я со¬гласилась.
— Джулианна, не надо делать то, чего тебе не хочется. Давай я сам свожу тебя на обед.
Джулия покачала головой:
— Пойми, Габриель, он пытается загладить свою вину. Он мой отец. Я не могу лишить его шанса.
Ответ Джулии раздосадовал Габриеля, но он решил не спорить с нею.
Ровно в шесть вечера Том Митчелл появился на крыльце дома Кларков. Он был в костюме и при галстуке, который нервно теребил рукой. Он не привык носить костюмы, а тем более галстуки. Но ради Джулии…
Ричард провел его в гостиную и занимал разговорами, пока Джулия собиралась.
Сборы происходили в комнате Габриеля. Сам он лежал на кровати и смотрел, как Джулия красит губы, смотрясь в зер¬кальце пудреницы.
— Ты действительно хочешь ехать на этот обед?
— Я не хочу подводить отца. Для него встреча со мной много значит. И потом, сегодня Скотт, ты и Эрон отправля¬етесь в какой-то клуб. Рейчел уговорила Ричарда сходить на новый чикфлик. Получается, я была бы обречена сидеть одна.
Габриель встал, подошел к ней и обнял за талию.
— Я бы не поехал ни в какой клуб. А со мной тебе бы не пришлось скучать. Я знаю, как развлечь леди. — Для боль¬шей убедительности он стал целовать ее за ухом. — Ты обво¬рожительна. Просто обворожительна.
Джулия невольно покраснела:
— Спасибо.
— Смотрю, Рейчел нашла для тебя симпатичный шар¬фик. — Габриель потеребил кончик шелкового голубого шар¬фика от Эрмеса, который его сестра искусно завязала на шее Джулии, чтобы скрыть следы укуса.
— Это шарфик Грейс. Подарок Ричарда.
— Ричард любил баловать Грейс. Особенно в Париже.
— Ты пошел в него, — сказала Джулия, становясь на цы¬почки и целуя его в щеку.
— Подожди до Флоренции.
— Кстати, а в какой клуб вы поедете? Надеюсь, стрип¬тиза там не будет?
Габриель изобразил на лице полное недоумение:
— Неужели ты думаешь, я поехал бы в такое место?
— А куда отправляются мужчины, когда они одни?
— Скажи, Рейчел одобрила бы такую «экскурсию»? — спросил он, найдя самый убедительный аргумент.
— Нет.
— А теперь скажи: неужели ты думаешь, мне это надо? — (Джулия отвела глаза и не ответила.) — Зачем мне куда-то ехать и смотреть на каких-то женщин, когда самая прекрас¬ная в мире женщина почти каждую ночь делит со мной по¬стель? — спросил Габриель, нежно целуя ее в щеку. — Един¬ственная женщина, которую я хочу видеть обнаженной, — это ты.
— Погоди, разве я тебя об этом спрашивала? — засмея¬лась Джулия. — Кажется, я задавала немного другой вопрос.
— Я забыл. Возвращайся поскорее. Жду.
? ¦> ?
Поздно вечером, когда на первом этаже дома Кларков погас свет и все обитатели разошлись по своим комнатам наверху, Джулия в простой голубой ночной рубашке вошла к Габриелю. Габриель сидел в кровати и читал, подтянув ко¬лени к подбородку.
— Добро пожаловать, дорогая, — улыбнулся он, откла¬дывая книгу на столик. — Ты из тех редких женщин, которые в любом наряде выглядят обворожительно.
Джулия отложила костыли и с удовольствием провела ру¬кой по ночной рубашке:
— Спасибо, что съездил к отцу за моим чемоданом.
— Не будем о таких пустяках. — Габриель протянул руку и помог ей забраться в кровать. Он поцеловал ее и только потом заметил, что Джулия так и не сняла шарфик Грейс. Габриель потянул шарфик за один конец. — Почему ты не сняла его?
— Не хочу, чтобы ты глядел на мой шрам, — сказала она, опуская глаза.
— Не надо его прятать.
— Зачем тебе видеть это уродство?
Габриель посмотрел ей прямо в глаза, затем протянул ру¬ку и осторожно развязал шарфик. От взгляда Габриеля ее шея покрылась гусиной кожей. Габриель бережно переложил шарфик на ночной столик и стал целовать ее шрам.
— Джулианна, у каждого из нас есть свои шрамы. Просто мои скрыты внутри.
— Лучше бы их у нас не было, — прошептала она. — Жаль, я не пришла в твою жизнь без единого шрама.
Габриель печально вздохнул:
— Тебе нравится живопись Караваджо?
— Очень. Больше всего я люблю его «Принесение в жер¬тву Исаака».
— А мне всегда нравилось «Уверение Фомы». У Ричарда в кабинете есть репродукция. Сегодня я смотрел на нее.
— Эта картина… странная она какая-то.
— Ты права. Воскресший Иисус является Фоме, а тому нужно вложить перст в рану Спасителя, чтобы удостоверить¬ся. Какой глубокий смысл.
Джулия не впервые слышала о глубоком смысле этой кар¬тины, но ни раньше, ни сейчас не могла его постичь. Спо¬рить с Габриелем ей не хотелось, и она просто промолчала.
— Если ты будешь ждать, пока исчезнет твой шрам, то можешь прождать всю жизнь. Шрамы никогда не исчезают бесследно. Это я понял, глядя на картину Караваджо. Шрамы могут зажить, и мы можем забыть о них на некоторое время. Но они не исчезают бесследно. Даже Иисус не смог изба¬виться от шрамов, — добавил он. — Если бы я понял это лет десять назад, то многое было бы по-другому. Я бы не достав¬лял огорчения ни Грейс, ни всем остальным. Если бы эгоизм не застилал мне глаза в этом году, я бы не посмел так обра¬щаться с тобой в сентябре и октябре. — Он прокашлялся. — Я только надеюсь, что ты простишь мне шрамы, которые я оставил в твоей душе. Их много.
Джулия крепко обняла его и поцеловала:
— Я давно простила тебя, и не только за эти шрамы. Да¬вай не будем больше говорить о них.
Некоторое время они лежали молча, потом Габриель все же решился спросить, как прошла ее встреча с отцом.
— Он плакал, — смущенно ответила Джулия.
Габриель едва не подавился. «Том Митчелл плакал? Не
верю».
— Сначала он начал ворчать на меня за учиненный в до¬ме разгром. И тогда я подробно рассказала ему, как все про¬исходило, пока не подоспел ты. Потом рассказала, как уни¬жал и оскорблял меня он. И тут мой отец заплакал. На глазах у всех посетителей ресторана. — Джулия покачала головой. — В общем, я тоже не удержалась.
Габриель откинул ей волосы, чтобы лучше видеть ее лицо.
— Прости.
— Я рада, что поехала с ним на обед. Я наконец смогла сказать ему все. А он слушал. Возможно,
