«Оставь надежду», — подумал он.
Джулия сразу поняла: что-то случилось, иначе Габриель не стал бы слушать «Мадам Баттерфляй». Раньше он всегда крепко обнимал ее, осыпая поцелуями, и только потом вспо¬минал, что не снял с нее пальто. Сегодня он молча стоял, из¬бегая смотреть ей в глаза, и ждал, когда она заговорит первой.
— Габриель, что-то случилось? — спросила Джулия, проводя пальцами по его щеке.
— Нет, — соврал он и тут же отвернулся. — Хочешь че¬го-нибудь выпить?
Джулия едва поборола желание тут же пристать к нему с расспросами и взяла предложенный бокал вина. Она надея¬лась, что за обедом Габриель станет более разговорчивым.
Ее надежды не оправдались. Габриель молча угощал ее обедом, и когда она, чтобы хоть как-то его расшевелить, за¬вела разговор о разных способах приготовления ростбифа, он ограничивался сухими односложными ответами. Тогда она заговорила о реферате, который полностью подготовила. Если его не волнует кулинарная тема, то обещание Кэтрин аттестовать ее до восьмого декабря наверняка должно за¬интересовать. Габриель лишь кивал, глядя в свой быстро пу¬стеющий бокал.
Джулия никогда не видела, чтобы он столько пил. Сейчас Габриель был почти так же пьян, как тогда, в «Лобби», отку¬да она его увозила, спасая от поползновений Кристы. Од¬нако сегодня его настроение было совсем иным. Никакой игривости, никакого смеха. Похоже, сегодня он пил, чтобы заглушить страдания. С каждым выпитым им бокалом ее тре¬вога нарастала, но всякий раз, когда она пыталась начать от¬кровенный разговор, на его лице мелькало выражение глу¬бокой печали, мешавшее ей открыть рот. С каждым бокалом Габриель становился все холоднее и отчужденнее. Терпеть это дальше было невозможно. Когда он поставил на стол до¬машний яблочный пирог, испеченный его экономкой, Джу¬лия покачала головой. Она сама выключила музыкальный центр. Голос Марии Каллас умолк. В квартире стало пронзи¬тельно тихо.
Габриель тоже удивился внезапной тишине. Пирог и опе¬ра Пуччини воспринимались им как кульминация сегодняш¬него обеда, который он про себя называл своей «Тайной ве¬черей».
— Габриель, что все-таки случилось?
— Ничего.
— Прошу тебя, не надо мне врать. Я же вижу, ты чем-то не просто расстроен. Ты подавлен. Пожалуйста, расскажи мне.
«Ну почему она так отзывчива? Так заботлива? Почему ее интересует, что со мной? Ей бы бежать от меня, потому что сейчас я для нее страшнее, чем шесть лет назад, когда она увидела меня на заднем крыльце».
Ее слова лишь острее заставили Габриеля ощутить груз своей вины. Какое счастье, что он не поддался ни своим, ни ее порывам и между ними не было телесной близости. Ей бу¬дет легче оправиться и восстановить душевное равновесие. Они ведь не так уж и много времени провели вместе. Счита- ные недели. Слез, наверное, она прольет много. Но слезы вы¬сохнут, и она найдет себе спокойного, надежного парня вро¬де Пола.
От этой мысли Габриелю стало совсем тошно.
Он молча принес хрустальный графин, налил себе пор¬цию шотландского виски, половину тут же влил в себя, после чего отставил стакан. Рот и горло обожгло знакомым огнем, и Габриель ждал, когда жжение утихнет, а крепость виски придаст ему смелости. Но чтобы заглушить тупую боль в серд¬це, понадобится не одна порция.
— Тебя ждет очень неприятный рассказ, — глубоко вздох¬нув, начал Габриель. — Когда я его закончу, то, скорее всего, потеряю тебя.
— Габриель, не надо меня путать. Я…
— Пожалуйста, не прерывай меня. — Он запустил руку себе в волосы и больно потянул за прядь. — Я должен рас¬сказать, пока у меня хватает духу.
Он закрыл глаза и медленно втянул в себя воздух. Когда его глаза открылись снова, он был похож на раненого дракона.
— Джулианна, перед тобой сидит убийца.
Слова ударили ей в уши, но не проникли в сознание. Джу¬лия подумала, что ослышалась.
— Я не только убийца. Я забрал невинную жизнь… Ты имеешь полное право уйти прямо сейчас. Но если ты согла¬сишься выслушать меня, я расскажу, как все случилось. — Он замолчал, ожидая ее реакции, но Джулия сидела спокойно, и Габриелю не оставалось ничего иного, как начать свое по¬вествование: — Я приехал в Оксфорд, чтобы пройти маги¬стратуру в колледже Святой Магдалины. Это ты уже знаешь. Но до сих пор ты не знала, что там я встретил американскую девушку, которую звали Полина.
Сама того не желая, Джулия шумно вздохнула. Габриель замолчал. Сколько раз она пыталась расспросить у него про эту Полину, но он отказывался. Убеждал ее, что Полина ни¬чем не угрожает их отношениям, однако Джулия ему не ве¬рила. Нет, эта женщина — серьезная угроза. Джулия хорошо помнила, как в октябре звонок Полины сорвал Габриеля с места. Растерянный, взъерошенный, он тогда стоял и бормо¬тал слова из «Макбета». Джулия задрожала в ожидании жут¬кой правды.
— Полина училась на предпоследнем курсе. Эффектная высокая блондинка. Она любила говорить, что происходит из русской аристократической семьи. Мы быстро подружи¬лись и часто вместе проводили свободное время. Но интим¬ных отношений между нами не было. Я встречался с другими девушками, у нее тоже кто-то был… — Габриель несколько раз кашлянул, прочищая горло. — Я окончил магистратуру и переехал в Гарвард. Больше года мы с Полиной переписыва¬лись по электронной почте. Писали от случая к случаю, под настроение. И вдруг она с гордостью сообщает, что принята в магистратуру и тоже будет учиться в Гарварде. Она хотела специализироваться по Достоевскому. Полина попросила меня помочь ей найти жилье. В доме, где я тогда жил, была свободная квартира. Я договорился с владельцем. В августе Полина приехала в Гарвард. — Габриель испытующе посмот¬рел на Джулию. Та кивала, давая понять, что внимательно
слушает. — Год, когда она приехала, был едва ли не самым тяжелым в моей жизни. Я писал докторскую диссертацию и параллельно работал ассистентом преподавателя у одного очень требовательного профессора. Я постоянно недосыпал. Вот тогда я и начал нюхать кокаин. — Он опустил глаза и принялся барабанить по столу. — У нас подобралась теплая мужская компания таких же амбициозных парней. Все мы за неделю порядком уставали, а в выходные не находили ниче¬го лучше, как напиться и при случае выяснить отношения с «профанами». Так мы называли тех, кто не входил в наше «братство». — Он невесело рассмеялся. — Я был далеко не пай-мальчиком и часто получал по морде, но и сам в долгу не оставался. Правда, кое-что из прежних навыков недавно пригодилось… в общении с Саймоном.
Габриель подался вперед и положил руки на колени. Джу¬лия заметила, как нервно подрагивают его ноги. С каждой произнесенной им фразой росло беспокойство Габриеля, ко¬торое выдавало, что он неумолимо приближается к краю про¬пасти, где находится его тайна.
— Однажды парень из нашей компании принес кокс и предложил попробовать. Меня поразил результат: я прора¬ботал всю ночь, сделал больше, чем обычно, но совершенно не чувствовал усталости. И тогда я решил, что иногда буду взбадривать себя кокаином, чередуя его с обычной выпив- кой. Я убеждал себя, что я гарвардский докторант, человек с сильной волей, умеющий контролировать свои потребно¬сти. — Он сокрушенно вздохнул. — Я был не прав. Как-то само собой сложилось так, что Полина стала проводить боль¬ше времени у меня, чем у себя. Она умела не мешать своим присутствием. Я писал, а она сидела на кушетке и читала или заваривала чай по-русски. Видя, что я питаюсь всухомятку, она вызвалась готовить для меня. Кончилось тем, что я сде¬лал ей второй ключ. Кокаин начисто отбивал аппетит. Если бы не Полина, я бы вообще сутками ничего не ел. — Голос Габриеля стал мрачным, словно его вина пыталась выбрать¬ся наружу. В глазах Джулии Габриель прочел вопрос. — Она знала про кокаин. Первое время я пытался скрывать от нее
свое пристрастие. Но когда живешь с человеком практически под одной крышей, трудно скрыть что-нибудь. И я перестал таиться, поскольку ее не волновало, что я сижу на наркоти¬ках. — Габриель отвел глаза. Ему было стыдно. — Полина была девушкой чистой и довольно наивной. Наркотики и многие другие неприглядные стороны жизни находились за пределами ее мира. Но мое присутствие, мое влияние, словно ржавчина, разъедало этот мир. Как-то вечером она разделась и предложила вдохнуть «дорожку» с ее тела, а потом попро¬бовать и само тело. — Он медленно выдохнул, потряс головой и уставился на свои дрожащие
