же, как он. Он использовал тебя, а я использовал Полину. И не только ис¬пользовал. Я обращался с нею как с игрушкой. Приучал к нар¬котикам. Не оберегал, а тянул вслед за собой в бездну. Что же я за дьявольское отродье?
— Ты совсем не похож на него, — сердито прошептала она, давая выход своим эмоциям. — Он ни разу не раскаялся в том, как обращался со мной. И в Селинсгроуве все едва не повторилась. Он стал не лучше, а значительно хуже… — Она глубоко вздохнула. — Габриель, ты не безгрешен. Ты наделал ошибок. Ужасных ошибок. Но ты раскаиваешься в них. Они не дают тебе покоя. Год за годом ты пытаешься исправить их последствия. И твои раскаяния искренни. Разве это ни о чем не говорит?
— Всех денег мира не хватит, чтобы заплатить за одну- единственную жизнь.
— Жизнь, которую ты не отнимал, — возразила Джулия.
Габриель в отчаянии заслонился от нее. Их разговор про¬исходил совсем не так, как он ожидал.
«Почему она еще здесь? Почему до сих пор не убежала?»
Джулия смотрела на него, отчаянно ища хоть какой-то способ пробить густое облако вины, которым он себя окутал.
— Ты читал роман Гюго «Отверженные»? — спросила она.
— Конечно. А с чего ты о нем вспомнила?
— Главный герой оставляет путь греха и вступает на путь покаяния. Он заботится о чужой девочке, как о своей доче¬ри. Но префект полиции не верит, что закоренелый преступ¬ник может исправиться, и продолжает охотиться за ним. Ты сейчас похож на того префекта. А может, пора осознать себя раскаявшимся грешником?
Габриель молчал.
— Ты считаешь, что за свои грехи обречен на вечные муки?
Снова никакого ответа.
— Я слушала твой рассказ и поняла: ты не позволяешь себе быть счастливым. Ты лишил себя возможности иметь детей. Ты считаешь, что потерял душу. А как же искупление грехов? Их прощение?
— Я не заслуживаю ни того ни другого.
— Ты ставишь себя в положение особого грешника? — Джулия недоверчиво покачала головой. — Когда я рассказала о себе, ты убеждал меня простить себя за прошлое и позво¬лить себе быть счастливой. Почему мне это можно, а тебе нельзя?
— Потому что ты была жертвой, а я — убийцей, — глядя в пол, ответил Габриель.
— Согласна. Но какое искупление ты бы счел для себя соразмерным своим грехам? Что, по-твоему, восстановило бы справедливость?
— Око за око, — глухо ответил Габриель.
— Отлично. Иными словами, ты должен был бы спасти жизнь какому-нибудь ребенку. Если ты считаешь себя по¬винным в смерти Майи, справедливость восторжествует, ко¬гда ты подаришь жизнь другому ребенку. Не деньги, не по¬дарки. Жизнь.
Он сидел не шевелясь, но Джулия знала, что он ее слу¬шает.
— Ты спас жизнь Полины, но почему-то не считаешь это спасением. Тебе обязательно нужно спасти жизнь ребенка. Это искупит твой грех? Или хотя бы будет достойным возда¬янием?
— Конечно, это не вернет Майю. Но это в какой-то мере уменьшит зло, сотворенное мной. — Он сидел ссутулившись, с понуро опущенной головой.
Джулии казалось, что от боли в его голосе у нее разорвет¬ся сердце. Но желание помочь Габриелю придавало ей сме¬лости.
— Если я тебя правильно понимаю, осталось найти ре¬бенка… желательно девочку… которой бы грозила смертель¬ная опасность, и спасти. Это явилось бы искуплением.
Габриель кивнул, сопроводив свой кивок негромким сто¬ном.
Джулия встала на колени, взяв его руки в свои.
— Разве ты до сих пор не понял? Габриель, я и есть тот ребенок.
Габриель поднял голову и посмотрел на Джулию так, словно она внезапно свихнулась. Его глаза были мокрыми от слез.
— Саймон вполне мог меня убить. Если моя пощечина его разозлила, то удар ногой в пах превратил в обезумевшего зверя. Он сорвал бы дверь с петель, вломился в спальню и убил меня. И никакая служба девять-один-один меня бы не спасла. Они никогда не приезжают вовремя. Но ты спас меня.
Такого отпора он еще никогда и ни от кого не получал. Если бы не ты, я бы здесь не сидела. Я ребенок Тома Митчелла. Его маленькая девочка, которую ты спас.
Габриель молчал.
— Как ты сказал: жизнь за жизнь. Ты уверен, что погубил Майю, пусть и не своими руками. Так поверь, что ты спас другую жизнь… Ты должен себя простить. Попроси проще¬ния у Полины. У Бога. Но ты должен себя простить.
— Этого недостаточно, — прошептал Габриель, его гла¬за были полны слез.
— Это не вернет твою дочь. Но подумай, какой дар ты преподнес Тому. Ты спас его единственную дочь. Преврати наш долг в покаяние. Дьяволы людей не спасают. Ты ангел. Мой ангел.
Габриель долго смотрел на нее, пытаясь что-то прочитать в ее глазах и даже на губах. Потом он протянул к ней руку и усадил себе на колени. Его слезы падали ей на плечо. Время остановилось.
— Я виноват перед тобой, — прошептал он. — Виноват, что заставил тебя так долго ждать моего рассказа. Виноват, что все услышанное тобой не выдумка, а жестокая правда. Я убил твою веру в меня.
— Я по-прежнему тебя люблю.
Джулия шептала ему утешительные слова, делая это под
его всхлипывания. Ее щека стала мокрой от его слез. Когда их поток начал иссякать, Джулия расстегнула ему рубашку и провела пальцами по татуировке, после чего медленно, очень медленно коснулась губами дракона и поцеловала изобра¬жение.
Габриель в немом изумлении смотрел на нее.
Джулия развязала шарфик Грейс, взяла руку Габриеля и приложила на место укуса, который потускнел, но не ис-чез. Своей рукой она вновь коснулась татуировки. Габриель вздрогнул и закрыл глаза.
— Посмотри, у нас обоих есть шрамы. Наверное, ты прав: они не исчезнут. Но я твое искупление, Габриель. Моя жизнь — твой дар отцу, который мог бы навсегда потерять своего ребенка. Спасибо тебе.
— Какой же я лицемер, — хрипло произнес Габриель. — Упрекал Тома, называл его плохим отцом. А каким отцом был я сам?
— Молодым и неопытным. Ты дорого заплатил за свое пристрастие к наркотикам. Но ведь ты хотел, чтобы Майя родилась. Ты сам это говорил.
Габриель вздрогнул, потом так же судорожно обнял Джу¬лию.
— Дорогой, я понимаю: никакие мои слова не вернут Майю. Но быть может, тебя утешит то, во что верю я: сейчас твоя малышка ликует в раю. Я верю, что они с Грейс встре¬тились. — Она вытерла слезы с его лица. — Я уверена: Грейс и Майя хотят, чтобы ты обрел любовь и прощение. Они го¬товы молиться за твое искупление и не считают тебя злодеем.
— Откуда в тебе такая уверенность? — прошептал Габ¬риель.
— Ты дал мне эту уверенность. Тридцать вторая песня «Рая» из «Божественной комедии». Там описывается особое место, отведенное Богом для детей. «Ибо таковых есть Цар¬ство Небесное» . А в раю есть только любовь и прощение. Ни ненависти, ни злобы. Только покой.
Они снова обнялись и замерли… Джулия даже предста¬вить не могла главную тайну Габриеля. Незаживающая рана, которую он все эти годы носил в себе.
Однако как она ни старалась, ей до конца было не понять боль родителя, потерявшего любимого ребенка. Но она твер¬до знала: нельзя превращать жизнь в нескончаемое страда¬ние за ошибки прошлого, какими бы тяжкими они ни были. Габриель достоин любви, и она поможет ему в это поверить.
Глядя на его заплаканное лицо, Джулия вдруг разгадала еще одну тайну Габриеля Эмерсона. За всеми фасадами пря¬тался испуганный мальчишка, боявшийся, что никто не про¬стит ему сделанных
