служанкой, и гувернанткой – все в одном лице. Как говорила моя бабушка, а она очень сдружилась с Ольгой, жадные были эти Келлеры до предела. И очень высокомерные. Сама Ольга Ивановна от нужды в услужение к ним пошла – на теткиной шее сидела. Родители у нее – обедневшие дворяне откуда-то из-под Смоленска, а тетка здесь, в Москве, проживала. Не хочу врать, не знаю точно, за кем замужем была. Кажется, за генералом. Во время беспорядков семнадцатого года усадьбу Келлеров в нашей округе первой подпалили. Беда в том, что двери с парадного и черного входа кто-то кольями подпер. Сгорел дом вместе с супругами Келлерами. Спаслись только кошки – у них свой лаз был. Еще хорошо, что Келлеры одни дома были. Прислуга разбежалась за неделю до этого. А Генрих в Англии был – учился, девочка гостила у родственников в Германии. Назад так и не вернулась. Кажется, впоследствии вышла замуж за какого-то немца или шведа, а может, и американца. Ольга Ивановна когда-то давно и потихоньку поделилась с моей бабушкой вестью, что ее бывшая воспитанница теперь в Америке живет. Сама Ольга за день до пожара уехала к родителям – сами Келлеры уговорили.
Назад уже с большим трудом доехала. И застала пепелище. Пожар-то сильно разошелся, от дома остался только фундамент каменный да печки с дымоходами. Попутно еще два дома сгорело, но, слава богу, без человеческих жертв. У Келлеров остался только маленький домик для дворни, на задворках. В нем потом Ольга Ивановна и жила. После того как к тетке в Москву съездила и застала всю квартиру разоренной. Сбежала ее родственница, а куда – неизвестно. С тех пор Ольга Ивановна вроде о ней никаких сведений не имела.
После революции в деревне школу открыли, Ольга Ивановна первой учительницей была. А году в двадцать пятом Генрих приехал. Его как хорошего специалиста пригласили из Англии устанавливать оборудование на каком-то московском заводе. Вскоре они с Ольгой Ивановной поженились. Она к нему в Москву переехала. Бабушка говорила, они хорошо жили. И надо было им уехать отсюда назад, в Англию, да Ольга Ивановна не хотела. Хотя к тому моменту и родители у нее умерли – ничто не держало здесь. Уж очень сильно было развито чувство долга. Не могла предать Родину. Родина ей и отплатила! Генриха арестовали и расстреляли. Как шпиона-диверсанта. Ольге Ивановне еще повезло. Бросила квартиру и назад, в свою дворницкую. Здесь Антонина и родилась…
Погодите, про что вы у меня спрашивали? Ах, да! Про «нехороший» дом! Старики говаривали, что там по ночам бродят тени сгоревших Келлеров. Стонут и проклинают живых. Мы, когда детьми были, всегда стороной это место обходили. Даже днем. А Ольга Ивановна ничего не боялась. Сильная была женщина. После того как вернулась из Москвы, учительницей уже не работала – вдруг обвинят в распространении антикоммунистических идей. К ней ребятня тайком бегала, за помощью. А еще она хорошо шила, позднее закончила курсы медсестер, затем выучилась на фельдшера. В больнице, где Гриша лежит, работала. До девяноста лет все на своих ногах бегала… Ну вот, опять я на нее переключилась… Внутри фундамента этого проклятого пепелища три мужика свою смерть нашли. Один решил путь сократить, полез через кладку, а в этот момент одна из кирпичных труб развалилась, ну и насмерть его… Вторым какой-то неизвестный был. Его уже мертвого привезли и подкинули. А третьим отметился мой муж. Так с бутылкой в руках и помер. Многие советовали Дашковским сровнять фундамент с землей, да Антонина Генриховна воспротивилась. Надоело жить в убогой избенке. Хотя сама Ольга Ивановна до самой смерти в ней и жила, Антонина с дочерью и внучкой только на лето приезжали. Участок они в собственность оформили и на части старого фундамента домик возвели. Людмила удачно устроилась на работе, деньги позволяли. А сейчас вот пристройку затеяли. Антонина Генриховна все не могла успокоиться. Считала, что должна построить этот дом в память о своих предках. Но все-таки они с Людмилой немного побаивались жить в этом доме. Иначе зачем же им охранника у себя селить – Влада. Кажется, Людмилина дочка за него замуж вышла. Или только собирается…
– Интересно, на какие деньги они ухитрились построиться?
Наташка, ехавшая со скоростью, не превышавшей шестидесяти километров в час, решила прийти мне на выручку, чтобы я не показалась слишком любопытной.
– Так вы ж, наверное, знаете, – удивилась Вера. – Кто-то из потомков той самой тетки, которая благополучно сбежала из Москвы, оставил им небольшое наследство. Антонина Генриховна сама с моей матерью делилась радостью. Вот все его в строительство и вложили. Да и Людмила хорошо зарабатывает. Только сами видите, что получается. Антонина здесь умерла. Теперь вот Людмилиного мужа в этом доме убили, она в больницу загремела, а заодно и моему Грише досталось. Наверное, за то, что постоянно дорожки к дому чистил.
– Ну, положим, Антонина Генриховна в этом списке лишняя. Она умерла от болезни.
– Не зна-а-аю, – задумчиво протянула Вера. – Болезнь-то болезнью, она очень ногами мучилась, суставы так болели, что иной раз криком кричала, ходить не могла. Да только Лиза ей какую-то особую мазь придумала да хорошее лекарство подобрала. Еще массаж делала. Я к ним как-то летом забежала, коту корм занесла, они просили купить, батюшки! Смотрю, Лиза ее поддерживает, а она стоит! И потом пару шажочков ко мне – шлеп-шлеп. И смеется так радостно – значит, не больно шагать-то было, хотя и ноги колесом стали… А два последних месяца едва ли не бегала по участку. Правда, иногда капризничала. Нравилось ей восседать в своей каталке. Усядется в кресло, а Лиза ее возит на нем по всей деревне. Ну прямо старая барыня с зонтиком! И уж умирать-то Антонина точно не собиралась. Всегда говорила, что у них семья долгожителей. И вдруг через четыре ли – пять дней после отъезда Людмилы на отдых, к вечеру, Лиза к нам прибегает сама не своя, вся в слезах – умерла, говорит, Антонина Генриховна…
– А умерла она, конечно, в отсутствие Лизы…
Я и не заметила, что сказала это вслух. Что-то за последнее время со мной такое частенько случается.
– Да ведь как получилось… Лиза в этот день бабушку обедом покормила, уложила отдыхать и поехала за продуктами да лекарствами. С Людмилиной работы машина пришла – она такое указание оставила, чтобы по первому звонку водитель был у матери. А машина у них по дороге и сломалась. Да еще на проселочной дороге, где помощи не дождешься. Шофер хотел, как быстрее, вот и покатил напрямую – через поле. В общем, до шоссе Лиза три километра на своих метровых каблуках шлепала, все надеясь, что машина ее догонит. На автобусе до Москвы своим ходом и пришлось добираться. Потом уж ей шофер из автосервиса звонил, чтобы и обратно так же ехала – машину на тросе в ремонт оттащили.
Словом, приехала Лиза назад на такси, а бабушка уже без сознания. Только она «скорую» вызвала, как Антонина Генриховна и скончалась. Сердечная недостаточность! Да хотя чему тут удивляться, на семьдесят третьем году недостаточности во всем организме хватает. Просто она не в свою мать пошла. Ольга Ивановна-то никаким трудом не брезговала. Совсем старенькая была, а грядки сама перелопачивала, огородик у нее был всегда. Антонина Генриховна уже на пенсию пошла, а сюда приезжала летом, да на выходные. И только гуляла да загорала под зонтиком. Зато после смерти Ольги Ивановны так здесь и приклеилась. Сама зимой печку топила, сама за водой ходила. Но они почти сразу строиться начали. Сейчас-то у них и отопление, и водопровод. Только вот Маринку сюда палкой не загонишь. Антонина-то, жива была, жаловалась, что вырастили, выкормили, воспитали девчонку, а она добра не ценит – к отцовской родне привязана. Ну а что ж такого? Он с виду мужчина порядочный, не пьяница. Видела его один раз, правда, давно – приезжал Антонину Генриховну навещать. Людмила Станиславовна его не очень жаловала, так он днем приезжал, когда она на работе была…
Дальше я уже ничего не слышала: сопоставление деталей событий, догадки кружились и складывались то в одну, то в другую головоломку. Хотелось одного – скорее добраться домой, спрятаться в укромный уголок… Впрочем, где ж его взять-то?
Аленкин звонок отвлек от поисков места обетованного. Дочь интересовало состояние Григория и где нас носит. Ответила ей обобщающее: все гораздо лучше, чем в прошлый четверг и прошедшую ночь.
– Если ты боишься возвращения «народного артиста», то можешь быть спокойна. Папик укатал его в свою больницу как дальнего родственника, оплатил его содержание за две недели, остался без денег и казался очень счастливым по телефону. Будешь возвращаться, купи, пожалуйста, хлеба. Мне на батон трех рублей не хватает. Пошла с протянутой рукой к Лешке, он меня не пустил. Только зря Деньку расстроила. Поговорили мы с ней, поплакались друг другу и разо-шлись.
– Лешика нет дома. Его Наталья Николаевна к друзьям сбагрила – экономит. А я скоро буду…
«Вот у кого сейчас можно найти укромный уголок! Величиной с двухкомнатную квартиру со всеми удобствами», – позавидовала я подруге.
