круг и летели дальше.
Ольга оглянулась на комнату. Что-то странное было в том, что в комнате — темно, а на улице — красно. Будто тюльпаны вновь расцвели и заполонили своими лепестками все пространство между нею и небом. Лепестки эти были натянуты на невидимой ей паутине, опутавшей дома. Паутина тоже дрожала на ветру, и лепестки вспыхивали на солнце.
Ольга тяжело села у окна и отложила в сторону очки.
И опять. Как во сне. Визг колес. Хлопок. Удар.
Ольга подняла тело. Оперлась о подоконник пухлыми руками и посмотрела вниз.
На перекрестке, где безнадежно опоздавшие машины уже двигались и исчезали за заводом, было все по-прежнему. Зеленые люди доставали из машины человека. Один из них отдирал от машины капот. Другой распиливал крышу. Когда они наконец-то вытащили наружу мужчину, то Ольге на мгновение показалось, что он похож на Джона.
Карна
— Девушка, закройте окно!
— Нет.
Мама очень любит свежий воздух. Она не любит, когда рядом с нами садятся цыгане. Она не любит людей, которые только что курили. Она не любит электрички. Но без папы — мы ездим на них в город и обратно.
Люди всегда что-то кричат нам. Обычно разные грубости. Мама закрывает мне уши теплыми руками, но окно не закрывает.
Люди в электричках очень не любят маму. И меня. Я всегда молчу, хотя мне тоже нравится свежий воздух.
Мы долго идем по тонкой дорожке к нашему дому. С мамой идти здесь совсем не страшно. Иногда из- за высоких заборов видны огромные дома. Иногда оттуда кто-то кричит. Сначала нам нужно пройти между двух церквей. Одна — старая, мама говорит, что это самая старая церковь на много-много километров. Нам туда, за заросли папоротника и черемухи. Там — дома умных людей. Эти дома низкие, и на участках много травы.
Если пойти за новую церковь, то высота домов увеличивается. А иногда сложно пройти по узкой дачной дороге. Там стоят большие черные машины. Мама не любит там гулять. А я не люблю то же, что и мама.
Наша улица — у родника. На заборах висят таблички «Я живу здесь» с изображениями добрых собак. А за новой церковью — на заборах висят картинки злых собак. Там так и написано на калитках — «злая собака». Будто больше в домах никто не живет, кроме собак.
Но и на нашей улице есть такой страшный человек — это наш Сосед. Я никогда не хожу в его сторону. Он живет у леса. На его заборе написано по-английски «Приватное место — держитесь подальше». А чуть выше — «Не бойтесь собаки — бойтесь хозяина». И я его боюсь.
Потом нужно повернуть к ручью. И оттуда мы с мамой слышим радостный визг наших собак. Их четыре. Это борзые. Папа привез их в подарок маме из Казахстана несколько лет назад. Я не помню, как это произошло. Мне кажется, что Карна, Желя, Лесси и Эзра Паунд всегда жили с нами. Больше всех я люблю Карну. Это большая и черная собака. Мама назвала ее так в честь славянской богини. Она сказала, что если воин погибал вдали от дома, первой его оплакивала Карна. По преданиям, над полем битвы по ночам слышен плач. Это богиня Карна в черных длинных одеждах плачет за всех жен и матерей погибших воинов.
Желя — рыжая молодая сука. Она очень ревнует ко мне Карну. Лесси — белая, Эзра — серая. Но меня слушается только Карна. Я люблю по вечерам лежать у нее на животе и слушать, как мама рассказывает о поездках. Когда-то они с папой много путешествовали. Остальные собаки тоже лежат вместе с нами на диванах. Мы лежим на первом этаже дома и слушаем, что говорит мама. У Карны бок то поднимается, то опускается. Потом она вздрагивает и кладет мне на голову свою переднюю лапу. Это значит, что пора спать.
Мама смотрела зачем-то на деревья, на их верхушки и торопилась домой. На улице быстро темнело, а мама, как и я, боялась темноты.
Мы быстро пробежали мимо столба со страшным черепом, с надписью «Не влезать — убьет!». Завернули за угол и под жуткий лай собак открыли ворота нашей дачи.
Мы всегда живем на даче. Мама учит меня, а папа всегда путешествует. Иногда по два месяца, чаще — по полгода. Последний раз я видела его восемь месяцев назад. Я все пытаюсь вспомнить его лицо. Каждый вечер я закрываю глаза и представляю его усы, короткую бороду, широкие брови.
Я и сейчас повернулась на бок. Зажмурила глаза. Потом снова открыла их, соскочила с кровати, проверила, закрыта ли моя дверь. Задвинула занавески поплотнее, чтобы Сосед меня не увидел. И закуталась в спальник. Да, кстати, я всегда сплю под спальником. Как мама и папа.
Но как я ни терла глаза рукой, как ни ворочалась, я не могла вспомнить папиных глаз. Я видела перед собой только бороду, усы и брови. Вместо глаз были большие белые пятна.
Как у Эзры Паунд на спине.
Я проснулась очень рано. Только-только рассвело, я ежилась. Холод долетал из раскрытого окна. Но проснулась я не от холода. Я проснулась от непривычной тишины.
Ровно в четыре утра каждое утро меня будит попугай. Он живет в клетке. Клетка стоит на улице под моим окном. Попугая зовут Бронеслав. Я не знаю почему.
И каждое утро он говорит сам с собой.
А сегодня тихо.
Я соскочила с кровати, открыла первую дверь, прошла мимо бабушкиных полок с книгами. У бабушки было много книг. На русском, на французском и на английском языках. Мама говорит, что бабушка моя была самым умным человеком на земле.
Я живу в бабушкином кабинете на втором этаже. Раньше она здесь работала — писала свои научные работы. Теперь от нее остались только книги и пыльные письма.
По ночам я очень боюсь ее комнаты, в которой стоят книги. Мне кажется, что бабушка по-прежнему живет в них. В книгах много подчеркнутых фраз. Зачем она так делала? Может быть, она хотела, чтобы я прочитала какое-то тайное послание? Мама говорила, что бабушка очень любила меня и хотела научить меня всем языкам, которые знала.
Дальше идет гостевая комната. В ней две лестницы — наверх и вниз. Наверху — две комнаты моего отца. Там он ночует и проводит время, когда приезжает. Обычно на месяц или всего на несколько дней. Он очень не любит жить в городе. Мама постоянно говорит, что дача — не город, до нее на электричке ехать целый час. Но папе тесно даже на даче. Ему, как и мне, не нравятся соседи за деревьями и заборами. В его комнате есть балкон, на который опирается черемуха. Все, что связано с отцом, — здорово и необычно. Например, эта черемуха. Это не совсем нормальная черемуха. Папа привил к одной из веток ростки яблони. И теперь к нему на балкон свешивается большая ветка с яблоками. Да, кстати, о яблоках. Конец августа. И нужно собрать яблоки к приезду папы.
Я быстро спустилась вниз. Карна пошевелила тонким хвостом и зевнула. Все собаки лежали на диванах и креслах на первом этаже. Здесь была даже папина кровать. Дядя помог спустить вниз, чтобы собакам было где спать.
— Мама! — тихо позвала я.
Заскрипела кровать, но мама не проснулась. Мама спит за печкой — в своей маленькой комнате с
