сделает головокружительную карьеру партийного функционера при коммунистах, а потом, при демократах, станет первой женщиной-политиком в новой России. Но это будет потом, а тогда она молча наблюдала за ходом первого для неё важного испытания — проконтролировать разбор студентов, посетивших концерт Высоцкого.
Валентина училась в фармацевтическом институте и в Смольном числилась внештатным инструктором, так сказать, на общественных началах. Ей поручили курировать медицинские училища и институты. Собственно, именно это и привело её на разбор дела комсомольца Мартынова. И Валентина не хотела ударить лицом в грязь, делала всё, чтобы окружающие почувствовали человека из Смольного.
Комсорг Устименко что-то говорил о патриотизме, о воспитательной роли комсомола, о людях, подрывающих своим творчеством устои общества, и ещё что-то в этом же духе. К этим лицам он отнёс и Высоцкого. Кто исповедует его идеи, преклоняется перед его творчеством, тот не комсомолец. Так должен стоять вопрос и не иначе. Он закончил своё многотрудное выступление:
— Какие будут предложения о наказании студента Мартынова?
— Поставить на вид да и отпустить с миром. Паренёк ещё не созрел, поддался общему настроению, но теперь осознал. Думаю, что это будет ему серьёзным уроком, — решил взять инициативу на себя староста цикла.
— А мне кажется, что-то легко вы хотите комсомольца наказать. «Поддался влиянию, не созрел…» Он — комсомолец! И должен нос держать по ветру, а не поддаваться настроениям, влиянию наших идейных врагов, — решительно возразила Валентина. — Мне кажется, дело серьёзнее, чем предполагает товарищ староста цикла. Вас, кажется, Валерием зовут?
— Да, Валерий Федорченко.
— Так вот, товарищ Федорченко. Нет оправдания поступку Мартынова и наказать его следует строже.
Но тут произошла совсем удивительная сцена. Миловидная девушка в очках и красивом вязаном свитере, сидевшая тихо и мирно всё это время, встала и, выказывая всем своим видом полную противоположность крашеной девице из Смольного, спокойно возразила:
— А на каком основании вы вмешиваетесь в деятельность нашей комсомольской организации и давите на членов бюро комсомола?
И не дожидаясь ответа, предложила согласиться с мнением старосты цикла: устно предупредить комсомольца Мартынова.
— И хватит раздувать политические дела из заурядной истории. Кто за моё предложение — прошу голосовать.
Из восьми сидящих шесть подняли руки в знак согласия с предложением.
— Кто против?
Руку подняла рыжая инструктор из Смольного.
— Вы не член нашего комитета и голосовать не можете, — ехидно ответила заступница Саввы.
— Кто воздержался?
Поднял руку комсорг.
— Ну вот и всё, пора расходиться, — сказала девушка и села на своё место.
Все облегчённо вздохнули. В комнате сразу же стало спокойнее.
— Вы свободны, товарищ Мартынов, — только и сказал усталый главный комсорг. — Впредь думайте, когда и с кем дружить, какие песни слушать, — напутствовал он выходящего Савву.
Савва вышёл в коридор. К нему тут же подлетел староста цикла.
— Слушай, тебе повезло. Ты знаешь, кто за тебя заступился?
— Нет, — ответил Савва.
— То-то и оно, что нет. Теперь знай. Это внучка знаменитого адмирала Чугунова, Героя Советского Союза. Её мать — профессор на одной из кафедр Первого медицинского, а дочка решила проявить самостоятельность и поступила в наш институт. Учится на вашем курсе. Фамилия её Семёнова, а зовут Светлана. Вот кто твой спаситель, — улыбнулся Федорченко, — девчонка она ст
— Понял, — ответил Савва. — И тебе, Валера, спасибо. Не знаю… Если бы не ты, чем дело кончилось бы.
— Слушай, Савва, ты меня извини, странный ты какой-то, но парень неплохой. А своих мы не сдаём, запомни это. Но будь осторожен. Ведь кто-то донёс на тебя.
— Да я знаю кто, — уверенно ответил Савва. — Поговорю с ним отдельно.
— Только не делай глупостей. Вылетишь из института как пробка. В общем, ты не дурак, делай выводы сам, — и он хлопнул Савву по плечу. — Ну пока.
— Пока, Валера!
Расставшись, Савва первым делом решил поговорить с человеком, который мог его выдать. Не затем, чтобы отомстить, а чтобы посмотреть ему прямо в глаза. Интересно знать, как устроена психология предателей. Зачем они это делают? Ради чего? Савва молча шагал по быстро темнеющим аллеям старого парка вдоль павильонов института и всё перебирал в памяти содержание разговора в комитете комсомола. Так, в диалоге с самим собой, Савва дошагал до общежития.
В коридоре было пусто. Савва интуитивно посмотрел в сторону зеркала — сегодня была пятница. Оно висело! «Вот что значит „пропесочить“ чужого, чтобы сам боялся», — грустно улыбнувшись, подумал Савва. Последней по правую сторону коридора была их знаменитая десятая комната. Угловая, с четырьмя окнами, два из которых выходили строго на юг, а два на запад, на ректорское здание. Комната большая, аж на тринадцать человек, и больше напоминала солдатское жилище. Койки стояли строго в ряд по обе стороны центрального прохода. Прихожую отделял огромный дубовый шкаф для верхней одежды. Савва дернул за ручку, и дверь отворилась. Значит, кто-то из ребят есть. Савва вошёл в комнату и застал доносчика на месте. В углу, у своей койки, копошился «кронштадтский мальчик» — тихий очкастый парень с большими оттопыренными губами и брезгливой миной на лице. Был он крупного телосложения, носил всегда аккуратную тройку их хорошего материала, редкую в то время одежду для молодёжи. Их глаза встретились, и тот всё понял. Савва, не отрывая взгляда от засуетившегося кронштадтца, подошёл вплотную и спросил:
— Ты?
— Что я?..
— Ты меня заложил? — и, не дожидаясь ответа, ударил кулаком по физиономии предателя.
Кронштадтский мальчик как подкошенный рухнул на кровать. Кровь струей ударила из носа.
— Ну и сволочь же ты, — потирая разбитую руку, проговорил Савва.
Парень молча вытирал кровь платком.
— Вякнешь кому — убью! Понял?
Тот закивал головой.
— Ну вот и квиты, — удовлетворённо выговорил Савва.
Он развернулся, кинул на свою кровать анатомический атлас Тонкова и вышёл из комнаты…
Глава 8. Нечаянные радости
Неожиданно Савве Николаевичу вспомнился другой эпизод из юности, когда он в первый раз попал на студенческую вечеринку. В институтском клубе был объявлен осенний бал-маскарад. Каждый студент должен был прийти в карнавальном костюме или маске. Без этого на бал не пропускали.
Савва нового придумывать не стал. Он надел чёрную с погонами рубашку, доставшуюся в наследство от брата Лёхи, повязал на шею косынку, а на голову натянул соломенную шляпу, которую выпросил у коменданта, и благополучно прошёл на бал.
В клубе оказалось достаточно просторно. Там было несколько больших холлов, много комнат и
