— Вот и договорились. Жду тебя, Савва.
— Валера, ты, если что-то там с твоей матушкой Серафимой не так, звони…
— Хорошо, будем надеяться, что все уладится и она выздоровеет.
— Дай-то Бог!
— Это точно. Ну, пока.
— Пока.
После этого разговора на душе Саввы Николаевича стало как-то спокойно. Удовлетворенность, что он смог чем-то помочь своему старому другу, заполнила его душу.
— Вот, кажется, ничего особенного, а как приятно, что я кому-то еще нужен…
В это время на первом этаже дома послышались шаги, щелкнул выключатель, и неяркий свет озарил площадку перед лестницей наверх, в кабинет Саввы Николаевича.
Жена с платком на плечах стояла в центре светового пятна.
— Что случилось, Савва? Кто тебе звонил?
— Валерий из Питера.
— Что так поздно, что-то случилось?
— Нет! Просто нужно было решить один вопрос по пациенту…
— Обязательно ночью?
— Ну ты же знаешь Валерку. Ему все нужно делать тут и сейчас.
— Как он там живет? — успокоившись, спросила жена.
— Нормально, приглашал в гости.
— Ты ложись, Савва. Хватит тебе ночными делами заниматься, четыре часа уже…
— Да, да, я сейчас лягу, ты не беспокойся, все будет хорошо. Ты ложись, а я сейчас вот только сделаю один звонок во Псков и лягу…
На ночной город наплывал предрассветный туман с реки. Дома, улицы, проспекты с деревьями и ночными огнями растворялись в нем, как в прозрачном океане. Лишь дом Саввы Николаевича светился огнем на втором этаже, как маяк в этом туманном море.
Вера, надежда и любовь — вот она, истинная религия человека. Собственно, к этому и призывал Иисус Христос еще две тысячи лет назад, но не все услышали его голос.
Глава 20. Ошибки и ошибки
Работа Саввы Николаевича была сопряжена и с разбором ошибок врачей, его коллег по цеху.
Ошибки совершают все. Другое дело, кто-то их признает, а кто-то упорно обвиняет в них других, но только не себя.
Вот и сегодня Савва Николаевич должен был консультировать молодую женщину. По телефону к нему обратился за помощью один из замов главы департамента здравоохранения города.
— Савва Николаевич, у меня к вам просьба. Ко мне обратилась мать, она работает в областной Думе, говорит, что ее дочку срочно кладут на операцию. Вся в слезах… Не верит поставленному диагнозу. Просит помощи. Посмотри, пожалуйста.
— Хорошо, посмотрю.
Савва Николаевич не имел привычки спорить с начальством по пустякам, тем более если нужна его помощь. Поэтому сразу ответил согласием:
— Сколько лет девушке?
— Двадцать один… Фамилия Мурина, Дарья Николаевна.
— А… так ее мама — та самая Мурина, что в телевизоре каждый день маячит.
— Вы чего, Савва Николаевич? — с усмешкой поправил его начальник. — Она работает… Работа у нее такая, заботится о людях. Вот она и разъясняет всем их права и обязанности. Понятно.
— Понятно… Извините, действительно не так выразился, сознаю… А что у дочки предполагают? — спросил, переходя на деловой тон, Савва Николаевич.
— Опухоль в легком…
— Да, дело серьезное. Что ж, пусть приходят ко мне сегодня же.
— Когда?
— Давайте посмотрю по календарю, что у меня на сегодня… Вот, кстати, после двух часов просвет, до половины третьего. Пусть подходит.
— Договорились, спасибо, Савва Николаевич, выручил.
— Не за что, нужно сперва разобраться, а потом благодарить.
В два часа Савва Николаевич принял молодую, худенькую девушку, больше напоминавшую подростка, чем двадцатиоднолетнюю студентку. Зато ее мама — полная противоположность; пышногрудная дама в облегающем фигуру белом костюме, с ухоженным лицом и искусно сделанной прической. И имя у дамы было также весьма пышное — Гертруда Иосифовна.
— Проходите, Дарья, — Савва Николаевич открыл дверь своего кабинета и пропустил женщину впереди себя.
Мама девушки решительно шагнула первой:
— Я с ней.
— Хорошо, — не возразил Савва Николаевич.
Он привык, что властные мамы во всем подавляют инициативу детей, оставляя им роль инфантильных сюжетов. Жаль! Горе таким детям, они мучаются всю оставшуюся жизнь, не понимая, почему так несчастны.
— Конечно, конечно, проходите и Вы, — вежливо улыбнулся Савва Николаевич.
Дама лишь вскинула слегка брови.
«Да… доктор какой-то странноватый, — подумала она, проходя в скромно обставленный кабинет профессора. — Если он знаменитость, то почему так бедно». Гертруда Иосифовна уселась в кресло около стола.
Савва Николаевич подошел к раковине и стал мыть руки.
— Даша, я попрошу вас раздеться. Мне нужно вас осмотреть, послушать.
— Как раздеться? — недовольно возразила Гертруда Иосифовна. — Вот тут рентгенснимки, анализы, справки, амбулаторная карта, заключение онколога, ну и прочее — достала она пакет с документами.
— Извините, у меня свои принципы работы. Документы, которые есть, я обязательно посмотрю, но прежде всего я должен осмотреть вашу дочь. Для постановки диагноза — это необходимое условие.
Дама ничего не ответила, вновь слегка повела бровями, явно недовольная ответом доктора.
Переодевшись в халат, Савва Николаевич долго прослушивал грудную клетку пациентки, стучал пальцем по худенькой груди девушки, пытаясь найти какие-то только ему известные данные в пользу того или иного заболевания. Потом, положив девушку на кушетку, прощупал живот, проверил рефлексы и лишь только после этого стал расспрашивать Дашу:
— Расскажите, что с вами случилось? Когда вы заболели и почему вы вообще оказались у врачей?
Гертруда Иосифовна решила взять инициативу в свои руки. Ей показалось, что этот чудаковатый профессор, видимо, тянет время, так как сам не знает, чего искать у ее дочери.
— Савва Николаевич, Вы извините, у меня времени в обрез. Ждут дела. Я хотела, чтобы вы сделали заключение по заболеванию Дашеньки.
— А вы можете не ждать, мы с Дашей сами все обсудим… Так что я вас не задерживаю. — И Савва Николаевич снова перешел к разговору с Дарьей.
— Что вас привело к врачам? — еще раз задал он ей вопрос.
Даша пожала плечами.
— Чисто случайно. Пошли проходить комиссию для получения водительских прав, заставили сделать флюорографию. Вот там что-то и нашли.
— Понятно. А как Вы себя чувствовали в тот период?
