инопланетянами, с зеленовато-желтыми лицами, и уже молодую проститутку с ярким макияжем было трудно отличить от богатеньких старух. Лысоватые пухлые мужчины, толкущиеся около прилавков магазинчиков, совсем походили на лунатиков. Вот она, иллюзия человеческого счастья. Все равны в этом специально созданном мире: и проститутки, и богатые тети и дяди. «Сальвадор Дали был прав, — подумал Савва Николаевич. — Наверное, поэтому и стал писать свои картины, насмотревшись на электрическую жизнь Елисейских полей. Но Петербург не Париж, он должен иметь свое лицо, он всегда его имел. А теперь стремительно его теряет. Поди отличи, где ты находишься — на Невском, на Пикадилли в Лондоне или на Монмартре в Париже… Все похожи, и даже люди стали одинаковыми».
От этих мыслей Савве Николаевичу стало еще грустней, чем утром, когда он ехал к внуку. «Все в мире меняется, и не всегда к лучшему», — сделал он горький вывод.
Купив пару безделушек в качестве подарка для жены, он вернулся к стоянке. Машина была на месте, но шофера еще не было. «Пусть поест, для него главное в жизни — меньше ухабов и хорошая еда», — улыбнулся про себя Савва Николаевич. И стал наблюдать за людьми, потоком скользящими туда-сюда, как океанские течения: Гольфстрим — в одну сторону, Мальстрим в другую. Яркий свет выхватывал их озабоченные лица: мрачные и обросшие щетиной, выходцев с Кавказа, которых оказалось так много, что Савва Николаевич даже удивился, мелькали круглые лица улыбчивых таджиков, узбеков, корейцев, китайцев и вьетнамцев. Очень-очень мало можно было разглядеть голубоглазых блондинистых или русоватых соплеменников. Вымирает, вымирает Россия, здесь на Невском это чувствуется, как нигде. И Савва Николаевич опять тяжело вздохнул.
«Золотой миллиард в действии», — вспомнил он лозунг нынешних глобалистов, который попался ему на глаза во время выборов в Госдуму. «Господи, Господи, что жизнь делает с людьми? Еще вчера здесь шли демонстрации рабочих и студентов под красными флагами в Первомай или в ноябрьские, а теперь вот увеселительные заведения под красными и желтыми фонарями». — И Савва Николаевич от нахлынувших чувств прослезился.
— Давно ждете, Савва Николаевич? — спросил появившийся, как джинн из бутылки, Володька, шофер.
— Да нет, минуты две-три. Стою, смотрю, молодость вспоминаю…
— А-а, очереди везде, а цены, Николаич, зашибись. Дал стольник, показываю на бутерброд с сосиской, а буфетчица мне и говорит с усмешкой: «Он стоит сто пятьдесят». Я говорю: «Не может быть!» Она в ответ: «Будете брать или нет?» Пришлось взять. А чай — еще пятьдесят рэ, виданное ли дело?
— Видано, видано, Володя. Невский! Этим все сказано.
Через десять минут они уже вырулили на Лиговский проспект и взяли курс на N-ск. Слава Богу, внутреннее перекрестился Савва Николаевич, упав от усталости на заднее кресло.
— Поехали и без остановок до дома…
Глава 3. Неделя потрясений
Савва Николаевич попал в этот южный город и гостиницу на берегу моря, можно сказать, случайно. Ректор попросил съездить на важное совещание за него: мол, ему никак, а вы, Савва Николаевич, будете там кстати, да и отдых на недельку вам не помешает. Рядом море, горы… В приморском городе уже стояла весенняя погода с солнышком, веселым чириканьем воробьев и пронзительными криками чаек, однако по вечерам и ночью было еще очень прохладно, с моря несло сырым, влажным воздухом.
Савва Николаевич попытался раза два сходить на море искупаться, но вода была холодной, как в деревенском колодце, и он решил не рисковать. Совещание проходило по утрам, до обеда, а дальше или экскурсии, или свободное время, каждый проводил его, как считал нужным.
Савва Николаевич, съездив один раз в окрестности, посмотреть горы больше не захотел: утомительно, да и потом, он уже много раз видел подобное, поэтому здешние достопримечательности не вызывали у него интереса. Тогда он переключился на завершение одной своей научной статьи. Писалось на свежем воздухе легко, работа быстро продвигалась. И вот надо же, к концу командировки в соседний номер вселились какие-то люди. Днем они уходили, но к вечеру возвращались и начинали шуметь. Савва Николаевич старался не обращать на это внимания: отдыхают люди, имеют право…
Но сегодня ночью звуки гремящей кровати и какие-то крики разбудили Савву Николаевича. Черт знает что такое! Савва Николаевич невольно стал прислушиваться к шуму и голосам, доносившимся из соседнего номера. Мужской грубый голос, нещадно матерившийся, и женский, визгливо требующий чего-то своего, заставили Савву Николаевича окончательно проснуться. Что творят! Ну неужели не совестно? Савва Николаевич взял подушку, положил на голову, натянул одеяло поверх, решив не обращать внимания на соседей, попытался снова заснуть. «Вот ведь незадача какая, — подумалось ему. — Так тихо и хорошо было, а тут надо же, парочку сумасшедших подселили… Утром подойду к администратору, пусть что-нибудь придумывает. Если такое представление каждую ночь будет, то можно и с ума сойти…»
— Ну ты, ты, сука, когда, когда кончишь..? Надоело тебя трахать, — рокотал мужской голос за стенкой.
Поняв, что ему вряд ли удастся уснуть, Савва Николаевич снял с головы подушку и решил постучать в стену, напомнить соседям, что они в гостинице не одни. К его удивлению, шум за стеной прекратился. «Ну слава Богу, одумались или устали». Савва Николаевич уже повернулся было на бок, как вдруг совсем рядом за стеной что-то грохнуло об пол, и сдавленный женский голос прохрипел:
— Помогите, убивают…
Савва Николаевич подскочил на кровати: да что же это такое? Надо что-то делать! Женщина на какое-то время замолчала, слышался непонятный шум, вроде бы как борьба, но без ругани и криков. Не понял, что же там происходит? Савва Николаевич стал вновь прислушиваться, однако за стеной вдруг включили телевизор, и за его шумом он перестал что-либо различать. «Не случилось бы беды», — подумал Савва Николаевич и решил спуститься вниз, позвать дежурного портье.
Одевшись в спортивный костюм, Савва Николаевич вышел из номера и пошел по коридору к лестнице, чтобы спуститься в холл гостиницы. Внезапно дверь соседнего номера с шумом и треском раскрылась, и на полу у его ног оказалась раздетая догола молодая женщина. Дверь тут же захлопнулась.
Савва Николаевич сперва оторопел, потом подошел, снял куртку со своих плеч и подал женщине.
— Возьмите мою куртку, оденьтесь…
Девушка с заплаканным и перемазанным макияжем лицом, всхлипывая, поднялась и надела предложенную Саввой Николаевичем куртку.
— Вам куда? Может, к дежурному портье или в милицию обратиться? — предложил Савва Николаевич.
Женщина замотала головой:
— Можно я пройду к вам?
— Ко мне?
Она кивнула:
— Вы не бойтесь, я немного приду в себя, а потом уйду.
— Хорошо, я вот здесь живу, рядом, ваш сосед…
Савва Николаевич показал на свою дверь. Женщина понимающе посмотрела на него.
— А-а-а, тогда ясно. Это мы вас разбудили? — Она виновато опустила голову.
— Да вы проходите, проходите, не стоит об этом.
Савва Николаевич открыл дверь ключом и пропустил женщину вперед.
— Проходите, располагайтесь. Я только приберу кровать. Все как-то неожиданно получилось.
Савва Николаевич накинул покрывало на разбросанное постельное белье.
— Садитесь сюда, в кресло. Сейчас чай согрею, но у меня и кофе есть, печенье. Советую попить чайку, и вам станет легче…
Савва Николаевич направился в ванную комнату, чтобы налить воду в электрочайник, но когда вернулся, то увидел, что женщина, закутавшись в покрывало, сидит в кресле, уставившись на огромную
