— Их тоже кто-то должен лечить… — задумчиво сказал Алексей
Саида и старший группы недоуменно посмотрели на советского товарища. Тот вынул рацию, японскую, трофейную.
— Медведь, как слышишь? Проверка связи, прием.
— Витязь, слышу хорошо, прием.
— Третий подъезд, третий этаж угловая квартира, как поняли, прием.
— Понял вас. Что там, прием?
— Два человека. Как минимум, прием.
— Принял.
— Постарайтесь взять живым хотя бы одного, прием.
— Так точно…
Небольшой санитарный РАФ с красным крестом прокатился по двору, остановился у подъезда и из него вышли три человека — врач с чемоданчиком и двое с носилками. Машина скорой почему то не осталась у подъезда — а проехала дальше…
— Ты должен убить его. И как можно скорее.
— Но амир, этого нельзя делать! Он говорит не только от своего имени, он говорит от имени людей! Люди пойдут против нас!
— Люди не пойдут против нас. Они увидят, как карающая рука Аллаха настигла этого муртада и все поймут. Нет, ты должен убить не только презренного муртада Алиджона, ты должен убить всю его семью! Пусть все знают, как тяжела рука Аллаха…
Поднявшись до третьего этажа — доктора сбросили халаты. Один достал из чемоданчика врача АКС- 74У со смотанными изолентой магазинами, те, что несли носилки — бросили их и вооружились автоматическими пистолетами Стечкина. Один из 'санитаров' приблизился к двери и прицепил там, где должен быть замок, небольшое устройство размером с два спичечных коробка, с обычным гранатным четырехсекундным запалом…
— Готовность! — сказал он по-русски
Алишер, который встал, чтобы выйти из кухни — замер, что-то почувствовав чутьем битого и травленного волка…
Офицер группа 'А' КГБ СССР выдернул кольцо, активизируя устройство
— Бойся!
Каким то чудом Алишер понял, что за дверью шурави, он обернулся к сидящему и ничего не понимающему Мирзе.
— Предал…
Грохнуло, взрывом из двери вырвало большой кусок — и в дыру полетело устройство 'Заря'. Полыхнуло нестерпимым для глаза магниевым пламенем, звякнули жалостно стекла. Офицеры бросились в дверь.
— Дреш!!!
— Говорить ничего не будешь?
Алишер молчал. Он был идейным, из тех, кто пришел в Афганистан не пограбить — а действительно убить всех безбожных коммунистов, шурави и всех кто пришел на афганскую землю. Потом установить шариат.
Офицер в раздумье прошелся по просторному ангару военного сектора аэропорта Кабул, где в одном из ангаров был центр допросов. Это было удобно — из-за шума взлетающих и садящихся самолетов никто не слышал криков тех, кого пытали. А когда надо было избавиться от тел, поступали просто — загружали Ан-32, он вылетал куда-нибудь в Союз и по дороге раскрывал рампу, выбрасывая груз. Метод позаимствовали у Амина, только тогда выбрасывали живых людей и коммунистов, а сейчас так отправляли полетать мертвых душманов.
Что, не по закону? Бесчеловечно? А автобус с детьми взорвать — человечно? А советских солдат кастрировать, расчленять, насиловать — человечно? Про 'красный тюльпан' уже упоминал, кажется… Вот — то-то же…
— Только ты не думай, что умрешь смертью шахида — сказал офицер — подохнешь, как собака, хоронить тебя тоже не будем. Подохнешь как собака.
За спиной у Алишера хрипела на поводке овчарка, и он знал, что это такое. Укушенному собакой — не место в раю.
Офицер повернулся, показал на лежащего у машины скорой связанного Мирзу — тот был ранен при штурме и шумно, как то мокро, с всхрипами дышал.
— Повесить вы…дка! — приказал он
Виселицу сооружать тут было не из чего, да и тратить время не хотелось. Двое младших офицеров — один недавно потерял целое отделение в зеленке — подтащили Мирзу к петле из стального троса, петля была приделана к талю, который использовался для ремонта самолетов. На шею Мирзе накинули петлю, потом один из офицеров нажал кнопку — и барабан стал наматывать трос. Умирал Мирза долго, минут пять.
— Подохнешь так же — сказал офицер — а потом вот что сделаем. Тут у нас одному прапору сала прислали, с Украины. Вот я тебя повешу, потом сало в пасть запихаю и на самолет. Как об землю е…шься тысяч этак с трех метров да на камни — потом не опознают. Так и предстанешь перед Аллахом с салом в пасти — потом и доказывай, что ты его не ел. Если будешь говорить — клянусь Аллахом, убьем как мужчину и воина. Попадешь в рай. В высшее общество. Ну, что?
Алишер хрипло рассмеялся
— Аллаху Акбар! — выплюнул он в лицо советскому офицеру
— Как знаешь
Офицер сделал знак — и проводник спустил собаку…
— Алла-а-а-ху Акбар Алла…..
Плывет над старым Карачи протяжный напев азанчи, призывая правоверных вставать на молитву, ибо суров Аллах к преступающим, и в день страшного суда спросит за все, за грехи, известные людям, и за грехи, ведомые одному лишь Аллаху. Коран говорит — спасутся те, кто уверует. Но много ли веруют те, кто несет слово его?
И много ли веруют те, кто несет в мир беду именем Его?
Здесь, в районе парка Ништар, на намаз мало кто встал. Молодежь, студенты — шумное, смешливое племя, нетерпеливо смотрящее в будущее и не желающее отдавать даже самой малой дани прошлому. В них, в этих пацанах и девчонках, которые идет по тротуару, переговариваются, целуются — будущее этой страны. Трудно поверить, что кто-то из них, кто учится, чтобы стать врачом, инженером, агрономом — может надеть чалму на голову, взять автомат и пойти убивать.
Но ведь идут!
Старый, белый, запыленный Мерседес, на лобовом стекле которого была наклейка 'Нет Бога кроме Аллаха и Мухаммед пророк его' притормозил напротив парка, около одного из небольших дуканов… или магазинчиков, здесь, в самом европейском городе Пакистана, если не считать, конечно, Исламабада — и тут же из магазина выскочил молодой парень, перебежал тротуар и ввалился в раскрытую навстречу дверцу
