подводил его, ни разу не предавал.
— Едут!
Водитель Мерседеса приник к биноклю.
— Едут… — подтвердил и он
Сидевший на заднем сидении старик, которого нельзя было бы отличить от афганца, если бы не голубые от природы глаза, которые приходилось прятать под изменяющими цвет глаз линзами — никак не отреагировал. Он знал, что половина провалов начинается с суеты.
Грузная колонна тяжелых, груженых до верха грузовиков в облаках пыли выползала на двадцать пятую дорогу. Метались сполохи от полицейских мигалок, полицейский громкоговоритель что-то резко и отрывисто кричал, требуя освободить дорогу. Следом за полицейской машиной шла машина, битком набитая солдатами. Это была американская машина. переданная Пакистану в порядке оказания военной помощи.
Колонна тронулась в путь — и казалось, не было силы, чтобы остановить ее. Грузовик за грузовиком проходили перед взором наблюдателей, в облаках сизого дыма из дизельных двигателей, смешанного с соленой прибрежной пылью.
В каждом грузовике — смерть. В каждом грузовике — продолжение войны там на севере. В каждом грузовике — мины, ракеты, автоматы, взрывчатка, патроны, медикаменты, обмундирование. Все это поступит моджахедам, все это будет убивать и советских солдат, и афганцев, которые выбрали для себя другой путь — путь от гнета помещиков к справедливости. Каждая такая машина, если она дойдет до цели — это смерть советских солдат, простых пацанов с Рязани, Алма-Аты и Кишинева, которые приехали — нет, многих не заставили, многие и сами вызывались добровольцами — в Афганистан, чтобы помочь его народу. Разве это справедливо, что их убьют?
А разве справедливо то, что Пакистан, воюющее государство, наносит удары по нашим солдатам — но мы не можем и на сантиметр зайти на пакистанскую территорию? Разве для того, чтобы вести войну — нужно ее объявить.
— Дай!
Молодой помощник безропотно протянул трубу. Старик захотел посмотреть сам…
Он смотрел — и видел ту же самую трехлучевую звезду на радиаторах, что и сорок пять лет назад под Харьковом. Ту же самую, что он видел и под Варшавой, когда было понятно, что фашизм обречен — но фашисты сражались до конца. Цеплялись за каждый куст.
Ничего не закончилось тогда, в Берлине сорок пятого. Ничего не закончилось.
Всем надо быть готовыми.
— Есть сигнал!
— Вижу… — пробормотал старик
Открытое окно с их стороны, опущенное наполовину стекло — все нормально, все в порядке. И снова машина за машиной… страшная стальная змея…
— Он дал сигнал.
— Вижу — сказал старик — поехали….
Как ни странно — на въезде в лагерь почти не обыскивали. Здесь не было посторонних людей, и водители и охрана знали друг друга в лицо. Да никто из фанатиков, под чьим контролем находился лагерь — не мог вообразить того, что кто-то против них, ведь кто против них, тот против самого Аллаха, разве не так?
Лагерь моджахедов Охри первоначально был просто лагерем подготовки моджахедов, причем не из лучших — слишком близко от дороги, слишком много посторонних, слишком легко добраться. Боялись не шурави, боялись журналистов. Потом начались скандалы с распределением гуманитарки — пакистанцы обвиняли в воровстве афганцев, афганские полевые командиры друг друга, а американцы — всех разом и каждого в отдельности. Пакистанская разведка пыталась взять распределение гуманитарной (и не совсем гуманитарной) помощи под контроль, чтобы контролировать уже выходящих из под контроля афганских полевых командиров. Американцы не хотели этого — они платили за банкет и хотели контролировать афганских боевиков сами. Афганские боевики ненавидели друг друга и тянули одеяло на себя — доходило до того, что некоторые группы моджахедов на территории Афганистана специально занимались тем, что искали и грабили припрятанные запасы конкурентов. В конечно итоге — пришли к тому, что все доставляемые припасы свозятся в один общий лагерь Охри, где и распределяются в присутствии представителей всех заинтересованных сторон. Так можно если и не избавиться от конфликтов — то по крайней мере свести их к минимуму.
Сейчас, на складе в Охри было много боеприпасов. Много снаряжения. Настолько много, что оно не помещалось в складах, и его выгружали прямо под открытым небом. Любой командир, если его спросить, что значит поступившая развединформация о том, что противник выгружает боеприпасы на грунт, скажет — это подготовка к наступлению. И будет прав.
Колонна грузовых машин остановилась у ворот лагеря. Полицейская машина и машина с солдатами осталась на шоссе. Несколько солдат с автоматами пошли по обе стороны от колонны, проверяя все ли в порядке, заглядывая под машины, не прикрепили ли по дороге магнитную мину. В кабины не заглядывали.
Хабиб был спокоен. Он знал, что здесь не проверяют. Он разгрузится, потом поедет в Пешавар и продаст свой телевизор Шарп. За одну тысячу американских долларов.
Телевизор Шарп был не простым — его готовили лучшие специалисты научно-технического отдела Первого главного управления КГБ СССР. Самое главное — если бы кто-то включил телевизор — он заработал бы! Не нарушая конструкцию, специалистам НТО ПГУ КГБ СССР удалось сделать корпус для этого телевизора — с виду обычный, но если бы кто-то взялся вымерять его линейкой — то обнаружил бы, что он немного, но шире обычного телевизора, правда без линейки это было незаметно. В корпусе удалось разместить без малого три килограмма октола и инициирующий механизм двойного действия — от радиопривода и натяжного действия, который срабатывает при попытке разобрать телевизор, снять заднюю крышку Для радиопривода использовали стандартную телевизионную антенну, которая благодаря небольшому усовершенствованию, могла работать и принимать сигнал даже в сложенном положении.
— Полиция — предупредил водитель.
— Проезжай спокойно — сказал старик — Аллах с нами.
Тем двоим, которым работали со стариком — а это были Шило и Скворцов — старик сначала казался странным. Теперь — они считали его гением. Для них, пацанов по сути еще, которым и тридцати лет нету, этот высушенный, жесткий как подошва, крепкий как гвоздь человек казался библейским Мафусаилом. И в то же время гением разведки. Строго говоря так оно и было — старика готовили специалисты еще старой, царской школы, решившие сотрудничать с режимом большевиков, он застал Подольского, специалиста по Ирану, царского офицера, готовившего бросок русской императорской армии на юг, к водам Персидского залива. Все тогда было готово — в Персии стояла русская казачья бригада, служить в которой почитали за честь отпрыски самых знатных персидских семей, казачьи эскадроны рвались к сердцу Востока — к Багдаду[52]. Все готово было и в сорок седьмом — на востоке Ирана стояли части Советской армии, товарищ Сталин предъявил Турции требование передать исконные армянские земли, в том числе гору Арарат, а старый царский полковник Подольский, вместе с молодыми волкодавами СМЕРШа, среди которых был и тот кто теперь был Стариком — готовились к активным действиям в британской зоне оккупации. На берегу Средиземного моря исключительно волей Сталина была создана и выстояла первая в регионе коммунистическая республика — государство Израиль
