Сержант ломанулся назад — как раз вовремя. Белый внедорожник был в трех сотнях метров, заходя справа, расстояние быстро сокращалось. В люке — ракетчик с РПГ.
— Стой!!!
Мерседес тормознул так, что Гибсон навалился на пулемет, а сзади угрожающе скрипнуло — но поддаваться страху было некогда. Тяжелый, увесистый пулемет солидно провернулся на вертлюге, стрелять было непривычно — полноценный приклад и пистолетная рукоятка вместо вертикально поставленных ручек на М2. Сержант навалился на приклад, нажал на спуск, пулемет увесисто бабахнул и дернулся. Трассер пошел к внедорожнику, прошел левее, гранатометный выстрел уже шел на них, оставляя за собой полосу серого дыма, но сержант уже понял — перелет, гранатометчик рассчитывал на то, что машина будет двигаться и брал с упреждением — вот и прозевал свой единственный шанс. Скорректировав по трассеру точку прицеливания, Гибсон снова нажал на спуск, целясь через оптический прицел. Ба-бах! — ветровое стекло провалилось внутрь, полностью. Бабах! — пули ударили в моторный отсек, вздыбив капот. Пулемет был непривычным — но если так разобраться, намного лучше и удобнее Браунинга, это была все равно, что огромная снайперская винтовка пятидесятого калибра, стреляющая очередями. Из Браунинга в основном стреляли на подавление, нормально целиться там было невозможно.
Чамберс без команды тронул машину с места. Их никто не преследовал…
Чужая земля
Дорога
День первый
Блокпост — или то, что здесь было за блокпост… не блокпост, а не пойми что — появилось на дороге, через четыре с лишним часа пути — по прикидкам сержанта Гибсона они прошли за это время сотни две миль. Прямо посреди этой гребаной местности — которая перешла из степи в лесостепь, даже с полями, на которых кто-то работал — стояло сооружение, похожее на блокпост, но сделанное не из бетона, а как бы и не из самодельных, лепленных из глины с коровьим навозом кирпичей. Около этого сооружения — стоял пикап, тоже с пулеметом на турели, и еще один внедорожник — старый Лэндровер без верха. Тут же были поставлены тенты, под ними — что-то вроде топчанов и на них лежали люди… Гибсон видел такое в Ираке, в самом начале. Там полицейские так же с утра вытаскивали лежаки в тенек и лежали у своих полицейских участков целый день, пока исламисты гребаные — творили что хотели. Правильно — солдат спит… зарплата идет. Лежавшие люди… двое были в форме, остальные — в чем попало. У пулемета никто не дежурил.
— Сэр? — напряженно спросил Чамберс.
— Подъезжай и останавливайся. Начнут стрелять — жми.
Мерседес начал притормаживать, Чамберс с ним вполне освоился…
Услышав шум мотора — один из лежавших приподнялся, но не встал и к пулемету не пошел. Из этого глинобитного здания блокпоста — вышел человек, невысокий, бородатый, в каком-то подобии формы. Он неспешно подошел к дороге и поднял руку, приказывая остановиться. За спиной у него — был автомат…
Чамберс остановился, чуть раньше, чем требовалось. Человек пошел к машине…
— Ас салам алейкум… — сказал он, подойдя к кабине.
— Ва алейкум ас-салам — ответил на приветствие сержант и прежде чем «страж дороги» успел опомниться — застрелил его выстрелом в голову.
Дорожный инспектор по-арабски еще не успел упасть — а сержант перенес огонь уже направо, стреляя быстро и точно короткими. С топчана успел вскочить только один — но ни применить свое оружие, ни добежать до пулемета он не успел.
В дверном проеме импровизированного блокпоста показался человек — совсем идиоты, с темноты да наружу — и упал, получив две пули в грудь и голову. На низкую притолоку — плеснуло бурым…
— Чисто?!
— Мать твою… — выругался Чамберс в кабине.
— Я иду на досмотр. Не выключай двигатель, подай машину ближе.
Почему он сделал это? А как прикажете поступать? Непонятно где, в чужой стране, вдвоем, денег чтобы взятку дать нет. За спиной машина полная оружия, да и эта машина чужая. А эти… к гадалке не ходи — муслики. И что с ними делать прикажете…
Гибсон соскочил из кузова на землю, пошел досматривать «блокпост». Сунулся внутрь — ничего, только горит керосиновая лампа зачем-то, да рация бормочет — старая, с телевизор. Наушники валяются — последним радист выскочил. Сержант поднял, послушал — интенсивный обмен, на арабском — его он понимал плохо, но достаточно, чтобы разобрать слов инглизи. Англичане! Где-то свои!
И судя по обмену — где-то неподалеку идут боевые действия…
На сей раз — досмотр принес еще одну гору оружия, сержант уже начал сомневаться — стоит ли брать, довезут ли все это. Пулемет MG-1, как и у них — но на станке, с тремя коробками на двести пятьдесят — все это в кузов. Одна М16А2 с подствольником, два АК-47, две снайперские винтовки, одна из них румынская Дракула, вторая — непонятно какая, по виду сделана по схеме Драгунова, но под патрон НАТО и новая совсем. Три пистолета-пулемета, антикварных, но по виду как новых — два СТЭН и один МР-40, германский, который только в кино сейчас показывают — про Вторую мировую войну.
Гибсону не нравилось то, что он видел. Куча муджиков — с немалым их количеством они разминулись. Вооружены — можно сказать, что до зубов. Причем оружие новое или почти новое — в Афганистане можно встретить АК семидесятых — восьмидесятых годов, древние как дерьмо мамонта, винтовки Энфильда, которые до сих пор делают в Индии. А тут — все новое или почти новое, сами муджики совсем непугаными выглядят, на постах лежат, дань на дороге взимают — это что, вообще такое? Что за хрень собачья тут происходит?
Первым делом он вывел из строя рацию — выстрелив по ней. Наскоро обшмонав карманы и добыв еще одну армейскую Беретту М9 — сержант вернулся в кузов. Чамберс уже проблевался, протер стекло от мозгов «арабского дорожного инспектора» и стащил трупешник с дороги. Стукнул по кабине — пора в путь — дорогу…
Километров двадцать они гнали как сумасшедшие, потом чуть притормозили — на незнакомой дороге так можно было и машину угробить. Пошли помедленней.
Дорога шла через селения, они их объезжали — наученные горьким опытом. Над селениями они видели флаги — зеленые и черные, черный — явно цвет джихада, и здесь они висели совершенно открыто. Однажды — объезжая селение, они едва не проехались по кладбищу. На кладбище были могилы, свежие, над многими могильными холмиками — высокие, в несколько футов палки, с зелеными вымпелами. Это значит, что погребенный человек погиб на джихаде и за него будет мстить. Или — пал жертвой кровной мести — но вскоре всего первое. Хаджи готовы сцепиться друг с другом — но стоит только появиться неверным — все кровные счеты забываются разом. В трех местах их обстреляли — но они просто прибавили газу, не отвечая. Земля казалась пустынной, незаселенной. Видели они и поля — на них кто-то работал, и они тоже туда не совались, просто ехали и все. Пару раз навстречу попадались конвои — но они объезжали их, съезжали с дороги и их не обстреливали. Местность становилась все более и более зеленой, гор уже не было видно. Сержант нервничал от того, что им ни разу на пути не попалось крупного города, где есть полицейский участок, а возможно — и силы НАТО. По каким-то признакам — прежде всего, потому что гор больше не было — он понял, что это не Йемен. Но что это такое — понять не мог.
День тянулся неспешно, как капля меда по стеклу…
Потом — когда солнце уже стало ощутимо клониться к горизонту, а сержант уже устал стоять в кузове и набил синяки себе на руке и на груди прикладом — они увидели такое, отчего аж кровь похолодела…
Дело было так: они как раз выехали на пригорок, дальше дорога шла под уклон, очень полого: нескончаемая серая лента поверхности земли. Прямо на дороге — валялась какая-то падаль, до нее было ярдов сто… слон, что ли… И его рвали…
— Твою мать! — раздался панический крик Чамберса по связи.
