англичанах. Нам нужно просто выйти к своим — при этом желательно живыми и со всем с тем, что есть в кузове. Как план?
Чамберс немного подумал.
— А что, у нас есть выбор, сэр?
Сержант подмигнул.
— Нет выбора, напарник. Никакого.
Откровенно говоря — и сам сержант подозревал, что дело неладно. Где-то идет бой, упоминают инглизи — англичан — значит, это зона боевых действий. Но он не видел ни самолетов, ни вертолетов, ни блокпостов, кроме вражеских — получается, что огромная территория находится вообще все всякого контроля. Оружие лежало в кузове свободно — если бы это была зона боевых действий, их давно заметили бы либо с беспилотника, либо — с патрульного Нимрода. Современные средства слежения позволяют заметить прыщи на заднице какого-нибудь Абдаллы, не то что машину с кузовом полным оружия. И выслали бы воздушный патруль или просто уничтожили бы.
Так что это за ваххабитский заповедник, мать твою…
Надо было готовиться ко сну…
Съев немного сушеного мяса и разделив лепешку на двоих — сержант подумал, что завтра надо пристрелить… да хоть такую же тварь в тонну весом, мясо оно и есть мясо — они начали строить оборону на случай ночного нападения. Можно было бы разжечь костер — но Гибсон поопасался это делать в незнакомой местности. Может загореться трава, с дороги могут прийти двуногие и четвероногие хищники — а они, как они уже успели убедиться — чрезвычайно опасны здесь, что те, что другие. Машину они загнали на возвышенность, местность хорошо просматривалась и простреливалась — за исключением случая, если кто-то подберется ползком по траве. К приборам ночного видения у них были батарейки — но сержант решил, что включать приборы они будут в самом крайнем случае — еще непонятно, сколько им идти и что будет на следующую ночь. Лучшее место для поста — это в кузове, за пулеметом, а лучшее место для сна — это в кабине, там хоть и узкая полка за сидениями — а есть. Сержант взял моток лески — он у него был всегда при себе — и из трофейных гранат поставил в траве растяжки, решив, что снимет их утром — а вечером снова поставит, и так будет делать каждую ночь. Гораздо лучше было бы использовать для растяжек сигнальные мины — но их у него не было. Наскоро объяснил Чамберсу — как пользоваться крупнокалиберным пулеметом. Он не сомневался, что Чамберс промахнется — но грохот пулемета, по крайней мере, разбудит его и даст понять, что дело плохо.
Самое хреновое — он понимал, что Чамберс может заснуть на посту — гражданский, что с него возьмешь. Но стоять на посту один всю ночь — он не мог, завтра — он должен быть сильным и отдохнувшим, чтобы идти дальше.
На посту — ему выпало стоять первым…
Взошла луна. Самая обыкновенная, желтая луна, чуть ущербная. Совершенно такая же, как на Земле…
На Земле?
Какой-то частью своего сознания он понимал, что профессор был прав, что это не Ирак, не Афганистан, не Ливия, не Судан, что это — какое-то место, о котором люди не имеют ни малейшего представления. Если бы это был обычный мир — он уже встретил бы либо туристов, либо военных, либо миссионеров… Земля в последнее время превратилась в одну большую деревню, шагу никуда нельзя сделать, чтобы не натолкнуться на других людей. А тут… Другой мир — как он говорил. Профессор, профессор… Было бы гораздо проще, если бы он остался с ними, но говорить в сослагательном наклонении бессмысленно.
Он не находил в себе отторжения той мысли, что здесь — другая Земля и теперь он здесь. Вспоминая последний свои туры в зону боевых действий… короткие промежутки между ними, он не мог вспомнить ничего хорошего. Об этом никто не говорил вслух, даже между собой не говорили, но их, солдат двадцать второго полка — в последние годы все чаще и чаще посещала мысль, что привычный мир катится в бездну. В отличие от других подразделений армии Ее Величества — их не касались правила сменяемости войск на поле боя — и они ездили не в туры, а почти не вылезали из зоны боевых действий. Только в Афганистане — лично он отбарабанил больше года, если считать все его ходки — а ведь ему пришлось побывать в последние годы и в Ираке и в Сомали. Особенно запоминалась Сомали… их патруль и еще несколько бросили на усиление, когда стало понятно, что повстанцы не справляются. Дернули из Афганистана, хотя там остановка была хуже некуда… это яснее всего показывало, насколько важна операция в Ливии. Там уже был спецназ… в основном французский, Иностранный легион, там было немало русских, сербов, хорватов… славян, в общем. Ситуация поражала своей несуразной дикостью — повстанцы представляли собой один большой табор и бросались в атаку под крики Аллаху Акбар, от которых у них, прошедших Афганистан — каждый раз мороз по коже. Там они их убивали… здесь это были возжаждавшие свободы жители диктаторской страны… вопрос только, в чем заключалась эта свобода…
Сержант смотрел на луну, мысли бежали табуном, обгоняя друг друга… Афганистан… Хост, Вардак, Кандагар… Двадцатилетние пехотинцы Ее Величества, зубами вгрызшиеся в камни и держащие оборону… по одному из удаленных постов за день выпустили двести одиннадцать ракет. Они знали, что надо уходить, что они воюют против народа, против всего народа — но знали они и то, что если уйти эти — пойдут за ними. Лондон… те же самые лица, какие он лицезрел в Кабуле во время короткого отдыха… чертыхающийся на урду бородатый водитель такси-кэба, который не может найти нужную улицу… он не знал, что его пассажир тоже знает урду. Финансовый кризис, общее ощущение какой-то непоправимости, бессмысленности и бесполезности происходящего, ощущение медленно, но верно наползающей катастрофы. Погромы… дым пожаров, который он видел по телевидению, в новостной программе, слушать которую собрались все свободные офицеры и унтер-офицеры в базовом лагере… голос диктора, прерываемый стрекотом вертолетов и тяжелыми вздохами гаубиц… Плакат на стене… здесь действуют законы шариата… плакат на стене лондонского дома, которому две сотни лет. Какого черта они воюют с этим здесь, если у них дома — ругающийся на урду кэбмен и действующие в столице законы шариата. Какого вообще черта… сержант был уверен, что многие хотели бы это крикнуть, но все подавленно молчали или с преувеличенно важным видом обсуждали прошедшую и счастливо завершившуюся без Т4[53] миссию.
Какого черта, кому нужна эта миссия, кому нужна британская кровь на этой земле, когда в столице метрополии — такое?!
Сержант внезапно понял одну вещь. Он уже больше суток не беспокоится ни о чем, кроме как об уровне топлива и о том, как бы не проспать патруль в степи. Ему совершенно неважно, что это за степь… есть дорога, и они по ней едут. Вот и все.
И все-таки — с происходящим надо разобраться. Завтра надо захватить по возможности кого-то живым и допросить на предмет того, где они и какого черта здесь делается. Потом можно и в расход… понятное дело…
Сержант посмотрел на часы — часы у него были нормальные, МТМ, один парень из Дельты подарил в восьмом году — пора. Хватит стоять как идиоту… пора и поспать. И пусть только этот маменькин сынок проспит…
Гибсон опустил монокуляр, осмотрелся по сторонам. Видно все прекрасно — луна дает достаточно света, можно даже и без монокуляра смотреть. Легкий ветерок, дующий с той стороны, откуда они едут, волнами колышет залитую лунным серебром траву, никакого движения — ни на дороге, ни где еще.
Красиво…
Он посмотрел туда, куда он собирался спрыгнуть — в мозгу застряла мысль о змеях. Ничего. Оставив пулемет в кузове, и держа автомат, он спрыгнул — и в этот момент понял, что рядом кто-то есть. Совсем — рядом. Палец нащупал спусковой крючок автомата… и в этот момент, его кто-то куснул… как комар, не сильнее. Он жал на спусковой крючок — но тот почему-то не поддавался. Потом — все потемнело… и он еще успел услышать выстрел. И подумал — кранты…
Чужая земля
