Объявление: «Ищу союза волшебных звуков, чувств и дум». Подпись: А. П.
(«И если туча оросит, блуждая...»)
Sans nom, sans fortune...[47]
Гиппокам — особый отдел мозга, соединяющий в единое целое опыт прошлого и ощущения настоящего. Помогает генерировать представления о том, как будут развиваться события.
«Фамилия у вас, батенька, просто былинная», — заметил однажды этимологу Илличу-Свитычу профессор Дыбо.
«Только тогда замечал, что он не на середине строки, а скорей на середине улицы».
«Из мелкой сволочи вербую рать».
Чудовищное начало русской романной словесности: «Средь самого прекраснейшего дня в один час темная туча покрыла чистое небо; облаки, как горы, ходят и волнуются..» (Матвей Комаров, 1782). Еще «По мне, как они себе хотят, а мамзель Роза есть неоцененное лекарство от ипохондрии» (Нарежный, 1814).
Tout n'est pas rose.[48]
Супирант — поклонник, воздыхатель.
«Роза шлет вам воздушный...»
«Мне пришел в голову роман, и я, вероятно, за него примусь...»
Клирикам не дозволялось терять ни сперму, ни кровь.
Сарказм — от греческого «рву мясо».
Родственны, как плоть и плеть.
«И кровь нейдет из треугольной ранки».
«Не в Дармштадте, а что-то американское...»
Не суждено было Сократу ни пообедать в Пританее, ни поужинать в Фессалии.
«Наполеон пообещал генералу Ожеро, который был выше его на целую голову, лишить его этого преимущества».
«Верите ли вы в существование животного магнетизма? Конечно верю: если человек в оспе или другой прилипчивой болезни может заразить здорового человека, то, стало быть, и здоровый может передать больному избыток здоровья и вылечить его».
«Облачным, но светлым днем, в исходе четвертого часа, первого апреля...»
«Золотые часы с цепью, дорогие запонки и одно кольцо — этих вещей вполне достаточно для приличного мужчины. Утром носите перстень, вечером же заменяйте его кольцом с одним бриллиантом. Из всех драгоценных камней самый приятный и приличный — опал; человек с вульгарными понятиями и вкусом никогда не купит опал и всегда предпочтет более видный бриллиант, рубин, яхонт или изумруд».
Чем лечили гонорею? «Декохт» из трав и миндальное молоко (бросается в объятия Амалии).
«Комитет грамотности приводит следующие сведения: у крестьян, сеющих по пяти десятин, 19% грамотных детей; у сеющих десять десятин — 30% грамотных детей; у сеющих двадцать десятин — 45% грамотных детей. Очевидно, что не грамотность дает благосостояние, а наоборот».
«Если вы во сне видите буфет, в котором стоит много красивой посуды, — наяву вы вполне можете рассчитывать на удачу. И, напротив, если вам приснился пустой, грязный буфет — не стоит ждать милости от судьбы».
«Москвичи отвратительны, entre nous soit dit[50], они слишком много думают о деньгах и половых сношениях».
«Гроза омыла Москву 29 апреля, и стал сладостен воздух, и душа как-то смягчилась, и жить захотелось».
(«И пот по бледному челу струился...»)
«Excellent discours de la vie et de la mort» (London, 1577)[51].
Что было муки, докуки, а ни аза, ни буки.
Шиш! Тише, молчи, нишни! Фрыга, шиш на кокуй!
«Он же рыкнул яко дивий зверь, и ударил меня по щоке, также по другой и паки в голову, и сбил меня с ног...»
(«И ослабел, и лег, под своды шалаша...»)
_________
Еще удар — куда-то в боль, в центр боли, а от него расходятся круги, вроде как по воде, если бросить камень...
Наконец:
— Хватит, хватит, Макарыч, уймись, — чей-то глухой, далекий голос.
Матвей смог приоткрыть один глаз и увидел прямо перед своим носом черный, идеально вычищенный ботинок. Его карманы грубо обшаривала чья-то рука: браслет часов, запонка звездочкой, кабошоновый перстень с бледным камнем. Радужная опалесценция. «Око зла», как его называли алхимики.
Матвей дышал быстро-быстро, как загнанная борзая. Он хотел что-то сказать, но только чмокнул губами, как пьяный, и подавился горькой кровью.
— Да
Еще один человек, темно маячащий в стороне, широкоплечий, коротко и гулко откашлялся, но ничего не сказал.
— Вот ведь гадюка островная, лицо мне расцарапал... Он мне: «Чего угодно?», а я его — в морду, да по сусалам, да снова в морду... — говорил, все еще задыхаясь и всхрапывая, тот, широкоскулый, кто первым ударил Матвея.
— Пасть закрой, Макарыч, — оборвал его шаривший у Матвея в карманах человек и скомандовал: — Всё, разбежались.
