однажды. Редкая красавица. Вам что-нибудь известно об… этом? Убийца найден?
Я покачала головой, чувствуя, что сейчас расплачусь.
– Ну, ну, – Лариса похлопала меня ладошкой по руке, – держитесь, милая. К сожалению, ничего уже не исправишь. Вам досталось… и надо же – никого рядом. Ни меня, ни Романа. Ну, да ничего, – прибавила она после паузы, – вы женщина сильная, выдержите.
После ее слов плакать мне расхотелось. Я представила себе бой-бабу, здоровую, как битюг, которая все выдержит. Меня задели ее слова. Я уже не хотела быть сильной женщиной, я хотела стать слабой, уткнуться в родную жилетку и всласть порыдать. И чтобы хозяин жилетки гладил меня по голове, называя своей глупой девочкой и дурашкой.
– Знаете, Ксения, вы напоминаете мне меня, – разоткровенничалась вдруг Лариса. – Вы трезвый, надежный человек. К сожалению, ничто не дается даром. Вы беспощадны к слабостям людей, которые вас окружают, а потому, скорее всего, одиноки. Как и я. Мой первый муж был безвольный человек, но имел понятия о приличиях. Мне жаль, что он ушел так рано. А Роман… – Она помолчала. – Роман… я же все о нем знаю. Все! Меня считают умной женщиной, Ксения, потому что я закрываю глаза на его… слабости. Брак – это сплошные компромиссы и умение смотреть сквозь пальцы. Поверьте, это небольшая плата за дом, супружескую постель и, самое главное, за детей. И я давно хотела вам сказать… – Она, улыбаясь, заглянула мне в глаза. – Карьера карьерой, но семья и дети – это святое. Вы очень привлекательны, и, как я понимаю, выбирать будете вы. Вот и выберите себе здорового красивого мужика и рожайте от него. И смотрите сквозь пальцы на… все. Самые прекрасные минуты в моей жизни… – она шумно вздохнула, как всхлипнула, – когда мне после родов приносили моего ребенка – жалкого, маленького, с морщинистым красным личиком. Я смотрела на него, и мне орать хотелось от счастья и восторга. Это мое! Моя кровиночка, моя жизнь, моя любовь… – Она замолчала внезапно.
Я тоже молчала, озадаченная, не зная, что ей ответить.
– Ладно. Это все лирика. Одно могу сказать, Ксения, биологические часы тикают и тикают… – Она снова помолчала, потом произнесла совершенно другим тоном: – Эта девушка, Диана, кажется, что она за человек… была?
«Любовница вашего мужа», – ответила я мысленно, а вслух сказала:
– Не очень хороший. Ленивая, необразованная, лживая. Я собиралась ее уволить.
Лариса усмехнулась краем губ, и меня обдало жаром – она, видимо, знала, кто разбирается с опостылевшими любовницами ее мужа. Чертов Роман!
– А что следствие? Я знаю, что приходил капитан… как его? По какой причине убили? Что они думают?
– Капитан Астахов, – подсказала я. – Не знаю. – Я до сих пор не решила, стоит ли рассказывать Ларисе о своих видениях. Уж очень не хотелось. – Он всех допрашивал… в моем кабинете. Сразу после того… как ее нашли. И с тех пор я его не видела. Похороны завтра. Я распорядилась о венках. Приходила ее тетка, просила денег. Я дала.
– Понятно, – протянула Лариса. – Ну что ж, негусто. Насчет денег – это правильно. Она что-нибудь… говорила? Тетка…
Лариса выразительно смотрела на меня. Ее, как и мужа, интересовало, что знают окружающие об отношениях Романа и Динки и как реагирует на это семья жертвы.
– Ничего, просто попросила денег.
…Тетка Динки была пожилая, плохо одетая женщина. Она плакала у меня в кабинете и рассказывала, что ее сестра умерла и оставила ей десятилетнюю девочку… тринадцать лет назад, а у ней своих двое, маленькие совсем, и мужик пьющий, покалеченный. Соседки советовали ей сдать сироту в детдом, но она не согласилась. От ее тоскливого рассказа впору было завыть. Я смотрела на нее, рано состарившуюся, худую, плохо одетую, и все внутри меня разрывалось от жалости и раздражения. Чтобы она поскорей ушла, я сунула ей деньги, довольно приличную сумму. Она расплакалась и все не уходила. Ей казалось неприличным сразу встать и уйти, и она все говорила и говорила жалким плаксивым голосом.
Озверев, я извинилась и вышла. Поймав бабу Броню, попросила ее зайти через пару минут ко мне в кабинет. Казалось, зачем такие сложности? Скажи бедной женщине, извините, я занята, и распрощайся – ан нет, не могла. Броня просекла обстановку с ходу, вплыла в кабинет и пропела сладким голосом: «Ксения Валентиновна, вы помните, что у нас собрание?» Я кивнула, вспыхнув. Давно мне не было так стыдно. Несчастная женщина торопливо и как-то испуганно стала прощаться. Я сказала, если нужна помощь с похоронами, мы всегда… поможем. И придем все… О господи!
– Капитан Астахов… – произнесла задумчиво Лариса. – Что он за человек?
– Что за человек? – повторила я. – Неприятный тип, подозрительный, не верит ни одному твоему слову, смотрит, как на… врага! – Я хотела сказать «на убийцу», но вовремя прикусила язык.
– Понятно, – сказала Лариса. – Давайте выпьем, а, Ксения? За упокой…
Мы выпили по рюмке коньяку, потом еще по одной и еще. Удивительное дело, у меня не было ни в одном глазу, как будто я пила воду.
– Закусывайте, деточка, – приглашала Лариса. – А то опьянеете. У нас еще много дел сегодня. – И, видя мое недоумение, пояснила: – Я собираюсь к приятельнице, наипервейшей городской сплетнице. Узнаем, что и как… Все новости, одним словом. Вы со мной. Работа не убежит, пусть Роман… потрудится.
В ее тоне сквозило пренебрежение. Трезвой она никогда не позволяла себе подобного тона, говоря о муже.
Приятельницей Ларисы оказалась местная знаменитость – Регина Чумарова, владелица Дома мод. Я в разное время купила несколько вещей в ее магазине, довольно удачных.
Женщины бросились друг другу на шею, радостно визжа. Лариса слегка опьянела, но и Регина, как мне показалось, была прилично на взводе. Разомкнув объятия и пригласив нас присесть, она первым делом вытащила из тумбы стола початую бутылку виски и хрустальные стаканы. Из холодильника достала лед, тарелку с нарезанной копченой колбасой и пучок кинзы. Разлила виски твердой рукой, вопросительно посмотрела на Ларису, потом на меня. «Два кусочка», – сказала Лариса, и Регина щипчиками стала вытаскивать лед из ведерка. Но щипчики соскальзывали, и она наконец уронила ведерко на пол. Загрохотав, оно откатилось к дивану, и лед разлетелся по комнате.
– Твою мать! – брякнула Регина в сердцах. – Ну и хрен с ним! Пьем так! С возвращением, Лялечка!
Мы чокнулись и выпили. Потом мы выпили за «весь этот ужас, чтоб никогда больше не повторился!», «за бедную Стеллочку», которая была любимой клиенткой Регины, и за любовь, которая не лезла уже ни в какие ворота. После чего началось представление – театр одного актера. Регина – раскрасневшаяся здоровенная бабища с мощными плечами грузчика – преподнесла нам, как на тарелочке, все городские сплетни. Она хватала Лялечку за рукав в самых драматических местах своего рассказа, шлепала ладонью по столу, обмахивалась иллюстрированным журналом и не забывала наливать…
…Оказывается, если бы не экстрасенс Александр Урбан, менты никогда бы не раскрыли ни одного убийства. Они без него ни шагу. Шикарный мужчина. Все женщины города у его ног. Она бы и сама не отказалась… Станислава Вильмэ, прима из театра, между нами, клизма и выдра – ни рожи, ни кожи, даже травилась из-за любви, едва откачали в реанимации. Она, Регина, не пропускает ни одной его передачи.
…Был у них в милиции когда-то, продолжала Регина, один дельный мужик, капитан Федор Алексеев, с которым она довольно близко знакома. Увы, погиб в перестрелке с бандитами несколько лет назад, царствие ему небесное.
…Убийца Стеллочки – некто Лапин, ее любовник, жуткий опустившийся тип, врач, замешанный в продаже наркотиков, жена от него сбежала в чем была, с двумя детьми. Или даже с тремя. Как она могла… Стеллочка то есть… Но с другой стороны, в таких типах есть что-то для нас, женщин, притягательное. Нам всегда кажется, что наша любовь возвысит их и сделает лучше… Нам свойственна жертвенность. Доктора Лапина уже арестовали – он ударился в бега сразу после убийства, но его поймали. Не обошлось без Урбана, можете не сомневаться.
Сначала его не хотели арестовывать, но семья Стеллочки – очень влиятельные люди с большими деньгами – сказала, что тогда они сами, судом семейной чести, так сказать, и его сразу же арестовали. Чтобы сохранить ему жизнь до суда.
– Тут еще замешана одна ясновидящая… – Регина перешла на конспиративный шепот. – Никто толком
