двоих, и пьем и вкалываем. За себя и за того парня. А он, понимаешь, спиртом в нос… Да возьми хоть слона и того вытравит! Нет, я чихал на эти сеансы…» — «А сколько у вас заработок? — не унимался профессор. — Вот у вас лично? И что говорит жена, когда не приносите денег?» — «Моя жена старше вашей. Она говорит: я сама заработаю».
Профессору было бы лучше, если б он не начинал разговор о женах. Раз в неделю его навещала супруга, совсем молодая женщина, и артист, не упускал случая подшутить: то ее называл он дочкой, то его называл тятей. Она приходила обычно в то время, когда профессор смотрел в холле телевизор, и сразу у них возникала конфликтная ситуация. В конце встречи супруги начинали кричать друг на друга. «С чего бы это? — задумчиво говорил лимитчик с рыжими баками. — Ну им-то чего не хватает? Ладно, моя орет. А эта чего шипит? Как шина проколотая». Артист терпеливо объяснял, отчего злится профессорская жена: «Ты что, не видишь? Он как неопытный новобранец, все патроны расстрелял в молодости. Теперь остался без боеприпасов».
Однажды после того, как профессор посмотрел телевизор, лимитчики решили вылечить его от импотенции..
«Значит, так — дирижировал артист. — Сначала мы его загипнозим… Дальше, ты будешь внушать в левое ухо, а я в правое, так?»
Сухощавый брюнет Боря впервые обратил на них внимание и, отложив Юлиана Семенова, с любопытством слушал: «Усыпляем, после внушаем: вы здоровы, профессор! Как бык! Вам никогда и нигде не надо бояться! Бор-р-ря? Я вижу, ты тоже хочешь участвовать. Ну, втроем-то мы его так загипнозим! Он уснет, как цуцик, никакое сообщение ТАСС не разбудит. А то, понимаешь, моей зарплате завидует… Приготовились!»
Профессор, ничего не подозревая, вернулся из холла, прополоскал у крана искусственные челюсти и улегся в кровать. Артист подсел поближе и начал, не мигая, глядеть ему в глаза. «Что вы так на меня смотрите?» — удивился профессор. «Расслабились! — „гипнотизер“ начал водить ладонями над большой бритой профессорской головой. — Тело расслаблено! Дышите глубже! Хорошо. Вам очень спокойно. Не думайте. Вы ничего не должны думать, вам хорошо. Вы спите. Вы спите. Вы..» — «Да не будет он усыпляться! — не выдержал тот, что с рыжими баками. — Он же часа полтора днем дрыхнул! Так храпел, что дребезжали стекла в окне». Профессор и впрямь «усыпляться» не пожелал, побежал жаловаться дежурной сестре…
Такие, либо подобные этому, случаи происходили каждодневно, но сегодня спор между профессором и лимитчиками разгорелся всерьез и без скидок. Артист доказывал: если жена зарабатывает больше мужа, мужу ничего, кроме пивной, и не остается. Жена, если сама не прикладывается, бежит в партком, тогда муж заводится еще больше.
Профессор возразил:
— Возьми и заработай больше жены! На то ты и мужчина.
— Мужчина? — неожиданно заговорил сухощавый брюнет, читавший Юлиана Семенова. — Да ведь у заработка есть потолок! Выше не прыгнешь.
— Вот именно, дорогой профессор, — артист говорил сегодня без всякой иронии. — Как только я сделаю больше, меня — бемс! И срезали. Да еще и нормы выработки пересмотрят.
— По науке, решающее слово за механизацией, — не сдавался профессор. — Нормы пересматриваются только в связи с ростом производительности труда…
— Да бросьте вы со своей наукой! — заговорили все сразу. — Наука…
— Политэкономия? Да? А хлеб по этой науке дешевле сена, это наука?
— А почему мы продаем сырье? Лес, нефть, газ? И руду тоже продаем. А оттуда-то что везем? Хлеб да синтетику на золото. Это наука?
— Да если хочешь знать, — заключил лимитчик с рыжими баками, — мы и в больнице-то из-за твоей политэкономии.
— Это еще почему? — удивился бритый профессор. — Ты пьешь, а виновата политэкономия? Ну вот скажи: почему ты пьешь?
— Потому что продают. А ты? — лимитчик перешел на «ты» еще прежде профессора. — Ежели я не буду пить, твою зарплату придется срезать.
Профессор опять побежал, вернее, пошел скорым шагом жаловаться.
— Александр Николаевич, — поймал он Иванова в коридоре. — Я еще раз прошу оградить меня от хулиганских действий! Они просто оскорбляют меня…
— Что вы хотите? — тихо и не очень любезно спросил торопившийся нарколог.
— Переведите меня в другую палату.
— Хорошо, мы учтем вашу просьбу.
— Вы понимаете, они все трое против меня. И не только против меня, они…
Иванов не успел дослушать профессора. В это время сестра сообщила, что внизу в вестибюле его спрашивает какой-то Медведев.
Иванов быстро спустился на первый этаж. Своим ключом открыл дверь в вестибюль. Медведев ждал у входа вместе с молодым человеком, находящимся в сомнамбулическом состоянии. Медведев сказал:
— Виктор, ты согласен поговорить с врачом? Это Александр Николаевич, мой давний знакомый. Помнишь, он приезжал к нам?
Виктор молча, равнодушно пожал плечами. У него был вид изнуренного человека, который силится что-то припомнить и никак не может.
На ключ закрывая за собой все двери, Иванов привел посетителей в свой кабинет.
На вопросы Виктор отвечал рассеянно и односложно, говорил только «да» и «нет». Иванов понял, что больной даже не вникал в эти вопросы, и заговорил о нем в третьем лице:
— А что, если оставить его у нас? Посмотрим, обследуем. А там видно будет.
Медведев был поражен тем, что о человеке говорится, как об отсутствующем. Виктор молчал, он и впрямь отсутствовал. Но почему он усмехнулся, когда Медведев подал наркологу его паспорт и направление милиции? Эту странную усмешку заметил, конечно, и нарколог, но, видимо, не придал ей ровно никакого значения.
— Ему иногда бывает смешно! — в сердцах сказал Медведев, кивая в сторону Виктора. — А мне не до смеха.
— Что, сушилку вы не достроили? — спросил Иванов и нажал на кнопку. Он вызвал сестру.
— Уже опробована. Витя… Ты согласен лечиться? Не сбежишь? Я буду тебя навещать…
Виктор опять долго не мог понять, чего от него хотят. Он покорно пошел в приемный покой.
— Подожди, у меня есть к тебе дело, — остановил Иванов Медведева, когда тот хотел уйти. — Я скоро…
Иванов вернулся через двадцать минут. Медведев сидел на диване и нервно листал лекцию Жданова:
— Саша, откуда это у тебя? Извини, взял без разрешения.
— Прислали ребята из Сибири.
— Ты можешь перечислить главные признаки развитого алкоголизма?
— Могу, но не буду. Это долго и скучно.
— Тогда ответь мне, пожалуйста, на такой вопрос. Алкоголь относится к разряду наркотиков?
— Смотря кем, — усмехаясь, сказал Иванов. — Всемирная организация здравоохранения считает, что это наркотик, а Институт имени Сербского не считает.
— Мне все ясно. Теперь понятно, почему все эти голоса помалкивают насчет нашего пьянства.
— Зато о правах так называемого человека долдонят день и ночь.
— Потрясающе! — Медведев стремительно просматривал какой-то справочник. — И все эти права сводятся у них практически к одному: к свободе передвижения. Иными словами, к открытым границам… Но куда и зачем уезжать, например, нашим дояркам и трактористам? Для них важны совсем другие права…
Однако нарколог, продолжая тему, гнул свое:
— Дмитрий Андреевич, скажи, что и сколько имеют право пить ваши доярки? Я уж не спрашиваю о трактористах..
