о своих тайных планах Петьке или Кольке. С ними и махнет в тайгу.
А раз суждено ему жить вдали от людей, промышлять охотой и рыбалкой, то зачем же учиться? Когда его вызывали к доске или предлагали ответить на заданный вопрос, он чаще молчал или плел околесицу под смех одноклассников. Двойки, которые выставлялись в его дневнике, Игорь аккуратно переправлял на тройки, а то и на четверки. Это в конце концов открылось, и его наказали.
Отца Игорь не знал. Лишь из скупого рассказа матери запомнил, что тот оставил их, когда сыну не было еще и года.
Иногда он доставал из старого комода отцовскую фотокарточку и подолгу всматривался в мужественное лицо и, глядя в зеркало, сравнивал. А потом ему снились сны. Вот они вдвоем идут по улице поселка. А навстречу соседские пацаны, которые не раз дразнили его. Он хочет им что-то сказать и… просыпается. А еще больше хотелось уехать куда-то, еще сильнее влекли к себе таежные дали.
Матери он не боялся, знал, что она в худшем случае покричит на него, заплачет и на этом все закончится. В школе на него давно махнули рукой.
Как-то летом бегал с куском проволоки за колесом по проселку. Внезапно его окликнул проходивший мимо парень с большим портфелем. Игорь остановился.
— Ты в каком классе учишься? — спросил незнакомец.
— В шестом.
— А как тебя зовут?
— Игорем, а тебя?
— Граф.
Мальчишка не понял, имя это или фамилия, но переспросить не решился.
— Дело одно есть, Гарик. Можно на тебя положиться? Умеешь ты хранить секреты?
Тот насупился, молчит, мол, побыстрей выкладывай, раз уж остановил человека.
— Да ты, видно, с характером.
Он еще раз пристально оглядел подростка.
— Пойдем потолкуем, бросай свое колесо, жизнь твоя, брат, иначе завертится.
Стрельченко шел рядом со своим новым знакомым. С трудом скрывал ликование. Как ему будут завидовать Колька, Петька и другие ребята. Гариком назвал!
Между тем Граф привел его на пустынный двор. Зашли в увитую диким виноградом беседку.
— Так вот, Гарик, провернем с тобой одну «операцию». Ставлю перед тобой задачу: надо забраться через форточку окна в квартиру этого дома, найти там деньги, ценные вещи и передать мне. Я слышал, ты парень хваткий.
Игоря словно обожгло. Да за кого этот наглый малый его принимает! Одно дело — разбитое окно, яблоки, унесенные из чужого сада, а чтоб стать вором! Но тут же и другие мысли пошли наперегонки: вот он покажет теперь тем, кто безотцовщиной укорял, кто за двойки попрекал. А как он в глазах дружков своих вырастет! И уже вместо решительного отказа неуверенно спросил:
— А разве я туда пролезу?
— Попробуем.
Тот обошел вокруг дома и убедившись, что никого нет, подсадил подростка. Просунул в форточку голову, а затем протиснул туда свое худое тело — и он в комнате.
— Не спи, быстрее!
Игорь метался по чужой квартире. С обостренной силой ощутил и любопытство, и страх. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Сунул в карман пачку трехрублевок, наручные часы. Схватил транзисторный приемник, будильник, передал их наружу и уже сноровисто выбрался на волю.
— Что в кармане? — Граф оглядел его цепким взглядом.
— Часы и деньги.
— Ладно, двинули в лесопосадку.
Затаились под кустом сирени. Новый знакомый пересчитал «выручку», две трешки отдал Игорю.
— Вот тебе на мороженое и забирай будильник. В следующий раз, если хорошо «сработаем», я тебе вот этот транзистор подарю. И учти — смельчаки языком не болтают, чтоб никому ни звука, понял?
— Понял.
Граф открыл портфель, достал оттуда бутылку вина «Золотая осень», а туда опустил приемник.
— Всякую удачу обмывать положено. Шестиклассники, небось, пока только вино пьют?
Отпил три четверти содержимого, остальное протянул Стрельченко.
— Валяй. Будь мужчиной.
Он спешил на электричку. Уточнил адрес Игоря. Уходя, сказал:
— Увидишь, кирпич лежит на пороге, значит, я тебя жду на этом месте.
Долго еще сидел подросток среди деревьев. Все, что произошло, казалось нереальным. Выпитое обжигало все внутри, кружило голову. Вот перед ним тикающий будильник. Куда же его деть? Домой нести нельзя, мать спросит, откуда? Спрятал в густой сирени, накрыв ржавой миской.
В семье, где рос Петька, были еще две младшие сестренки. Жилось бы им неплохо, да отец любил основательно выпить. Вначале, как сам выражался, потреблял умеренно, а потом стал буквально приползать с работы. Денег не давал, вещи тащил из дома.
Как-то в один из редких дней пробудились в нем отцовские чувства. Пошел он в школу, чтобы узнать, как учится сын. Появился, когда классный руководитель уже объявлял родительское собрание закрытым.
— Очень приятно, что мы наконец увидели папу Петра Бондаря. Как говорится, лучше поздно, чем никогда, — откровенно съязвила учительница. И добавила строго: — К вам столько претензий, что не знаю, с чего начать.
Бондарь-старший дал слово, что с этого дня по-настоящему возьмется за воспитание. Но у ближайшего магазина благие намерения моментально испарились.
С двенадцати лет узнал Петька вкус вина. И приучили его к этому не уличные забулдыги, а родной отец. К ужину на столе непременно появлялась поллитровка.
— Ничего страшного, — говорил он в ответ на протесты жены. — Мужик в семье растет. Закалится смолоду…
Мать как могла поддерживала порядок в доме. И чем больше спивался глава семьи, тем с большей силой, даже с какой-то одержимостью возилась с дочками. И совсем не находила времени для сына. «Старайся, Петя, сам. Ты уже взрослый», — твердила она. А заниматься ему не хотелось. Для него ближе других был Колька Клязьмин. Он на год старше, приучил к куреву, к игре в «попрыгунчика». Петька заставлял ребят из младших классов прыгать: звенит мелочь — выворачивай карманы.
Приятель разведал, что родитель Петра прячет в кухонном столе бутылку с водкой. Часто они наливали себе по стопке, а емкость доливали водой.
— Твой папашка всегда «под мухой» и не разберет, — смеялся Николай, — лишь бы была этикетка.
Все чаще видели подростка навеселе. Соседки внушали матери:
— Смотри за сыном, Алексеевна, а то в отца пойдет, беда будет…
Отец Николая работал главбухом в колхозе, а мать — врачом в поселковой больнице. Родители обожали свое единственное чадо, растили в неге. Только бы не переутомился, сил не перерасходовал, считали, что сын еще наработается в будущем.
В школе он с трудом тянул на тройки. С легкой душой пропускал уроки. Мамаша выдавала ему справки по «болезни».
А когда наступало лето и ребята всем классом шли в поле или на ферму помогать колхозу, он получал очередное освобождение.
Часто, когда подросток отправлялся вечером гулять, мать незаметно совала ему в карман трешку на мороженое. Он стремился выделиться. Носил модные рубашки, туфли, костюмы, щеголял в американских джинсах, получил мотоцикл. Отец намекнул как-то, что в день восемнадцатилетия вручит ему ключи от «Жигулей».
