— Семь месяцев. Первое время, как поженились, был человеком. А потом стал пить. Оказывается, он и до знакомства со мной водкой увлекался. Видно, к прежнему потянуло.
Лейтенант скосил взгляд на Любу, быстро шагавшую рядом.
«Беременная, — отметил он, — жить только начали, а уже такое…»
У калитки она замедлила шаг.
— Поговорите с ним сами, я боюсь, здесь лучше подожду.
— Знаете, Любовь, если уж вы ко мне обратились, то будьте добры, подчиняйтесь. Со мной, ничего не бойтесь.
Дверь оказалась запертой. Иван Максимович резко постучал. В окне показалось лицо с мутными глазами и скрылось.
— Откройте! — приказал участковый.
Щелкнул замок, и они вошли в светлую кухню. На кровати сидел мужчина и с ухмылкой глядел на гостя. Затем заметил жену.
— Защиты ищешь, — свирепо процедил он и внезапно кинулся к ней.
Резкий замах, но рука пьяного перехвачена. Дебошир, шумно сопя, стал просить извинения.
— Вот что, — сказал Иван Максимович, — говорить сейчас с ним бесполезно. Отведу-ка его в райотдел, а вас, Люба, попрошу: не убирайте в комнате, оставьте все как есть. Завтра придем сюда вместе. Пусть полюбуется, что натворил.
На следующий день с проспавшимся и протрезвевшим Николаем вернулся в дом. Хозяин понуро смотрел под ноги, отводил глаза в сторону. «Что же, — думал сотрудник милиции, — пусть помучается, ему есть над чем поразмыслить».
— Хорошее у вас жилище, — заметил он как ни в чем не бывало, — сами строили?
— Завод помог.
— Ссуду дали?
— И ссуду, и товарищи по цеху помогли. Люба тоже старалась. Она энергичная, бойкая. Когда мы поженились, выписали лес, кирпич. За два воскресника построили ребята из второго цеха. Век не забуду.
«Вон ты какой, — размышлял лейтенант, — рассуждаешь, как нормальный человек, а сам…
И вот сидят они в комнате вдвоем. Коля молчит. На полу осколки зеркала, куски темно-синего материала с ватиновой подкладкой, клочья цветастого шелка.
— Сколько ж тебе и жене трудиться понадобилось, чтобы купить все это? — с упреком спросил участковый.
Тот поднял голову, через силу выдавил:
— Водка, как выпью…
— Зачем пьешь? Совесть у тебя где? Ты же скоро отцом станешь. Жена молодая. В достатке вроде живете. Что же тебе еще нужно? Имей в виду, Любу мы в обиду не дадим, а за твой поступок тебя можно уже сейчас привлечь к уголовной ответственности.
Хозяин, стиснув зубы, уставился в окно. А когда повернул голову, встретил суровый взгляд Саранюка.
— Я бы, пожалуй, не стал с тобой возиться, — бросил лейтенант, — Любу твою вот только жалко. Ты бы знал, как она просила за тебя. Говорит, мол, случайность это, больше такого не будет. Так вот, хочу знать, что ты сам об этом думаешь?
Николай молчал, только до боли сжимал кулаки. Иван Максимович внимательно наблюдал за ним, видел, что по-настоящему переживает человек. Чувствовал офицер, именно в такие минуты нужно суметь внушить отвращение к недобрым делам, добиться перелома в сознании.
— Товарищ лейтенант, — хрипло проговорил Николай, — на этом конец, поверьте. Такого больше никогда не повторится.
— Хочется верить. Зла тебе не желаю. Оцени хотя бы то, что не составил протокол, не захотел, чтобы было возбуждено уголовное дело. Взял на себя ответственность. А теперь вот что: сейчас же наведи порядок. И обязательно попроси прощения у жены. Она тебе верит. Береги жену, чтобы потом жалеть не пришлось.
Несколько раз после того встречался с молодоженами, беседовал, радовался тому, что наладилась жизнь у них. Одним из первых поздравил их с первенцем — сыном…
Иван Максимович отвлекся от воспоминаний, свернул в ближайший переулок. На его участке давно уже царило спокойствие. И все же он оставался верен себе: лишний раз пройтись по знакомым маршрутам никогда не мешает.
Настроение было явно приподнятым. На днях получил письмо от сыновей. В армии оба служат, через год вернутся домой. Сообщили о своем решении: пойдут в милицию работать. Что же, очень хорошо, молодцы ребята, отцовской дорогой пойдут. А дело это нужное. Кое-кто об опасностях милицейской службы страсти рассказывает. Так ведь надо понимать, во имя чего идешь на риск.
Возле детского сада замедлил шаг. Оглядел ограду, недовольно поморщился: «Ремонт пора делать, что же это они все ждут указания».
Внезапно из-за угла навстречу выплыла фигура. Поравнявшись с Саранюком, незнакомец остановился, нерешительно переминаясь с ноги на ногу.
— Не узнаешь?
Участковый весь как-то подобрался, насторожился. Тень от низко опущенного козырька фуражки не позволяла как следует рассмотреть лицо. Встречный был ниже его ростом, но шире в плечах.
Неужели Урхан? Но ведь он должен быть, в колонии. Сбежал, выходит. Саранюк невольно положил руку на кобуру. А, пожалуй, нет, это не он. У того большой шрам через всю левую щеку.
— Так что, не узнаешь?
Он делает шаг вперед:
— Руки не желаешь подать? Понимаю. Я ведь с благодарностью. Спасибо тебе, Иван Максимович.
Повернулся и, не оглядываясь, зашагал прочь. Что-то в его походке, в голосе показалось очень знакомым. Чуть-чуть прихрамывает, правое плечо немного опущено. Кто же это?
Может быть, Шандула? Ну, конечно, он! Все-таки он сильно изменился.
И припомнился тот вечер, когда в его служебной комнате зазвонил телефон и он услышал в трубке истошный крик:
— У нас в квартире пьяный сосед из ружья стреляет! Шандула! Вот человек, выпьет — сатанеет, зверем становится.
Сколько раз участковый беседовал с ним, просил, предупреждал: брось пьянствовать, горе будет. И вот на тебе.
Через несколько секунд милицейский мотоцикл рванулся с места. По пути к Саранюку подсели патрульный милиционер и дружинник. Вот и нужный дом. Вбежали в подъезд. Соседняя квартира приоткрыта, оттуда выглядывают перепуганные лица.
— Он там, опять заряжает, — сказала старушка и, осмелев, вышла на площадку.
— Вперед! — решительно скомандовал Саранюк.
Резким движением открыл дверь, шагнул в коридор, прислонился к стене. Рядом встали помощники. Иван Максимович осмотрелся. Здесь уже не надо спешить. Ведь буян вооружен, и малейший промах, неосторожность может стоить жизни каждому из них. Сейчас нужно выяснить, в какой комнате он.
Из кухни выглянула женщина с заплаканным лицом.
— Я здесь с ребенком спряталась, — произнесла она, всхлипывая, — спасите меня, ради бога, от этого изверга. Не только мне, а и другим жизни из-за него нет.
— Где он? — спросил участковый.
— Да вон, в той комнате, слева.
«До чего же доводит человека пьянство, — успел подумать Иван Максимович, — семья в смертельном страхе, сам безумствует, далеко ли здесь до беды — нажмет на спусковой крючок сгоряча и все. Убить же может».
Осторожно шагнул в ту сторону, где засел пьяница. Неожиданно скрипнула половица. И сразу же
