значительно выше и к тому же в два раза мощнее, но, несмотря на это, товарищам с трудом удалось спасти его от расправы. Тем не менее вратарь успел высказать одноклубнику почти все, что думал о его умственных способностях вообще и футбольных в частности, и угомонился только тогда, когда Коленце подлетел слишком близко. Счет на табло был уже 4:4.
— Ну, это им повезло! — фыркнул Филипп, пожимая плечами.
Мяч вернулся в центр поля, и все началось сначала. «Львы» организовали атаку на ворота противника, но беловолосый вратарь не дремал и успел поймать мяч прежде, чем тот влетел в ворота. Не тратя даром времени, он ногой отшвырнул мяч далеко-далеко, туда, где на линии офсайда у чужих ворот маячил рассыпчатый нападающий. Он метнулся к мячу, но тут боковой арбитр показал вне игры, и Коленце дал свисток. Хромая, нападающий отступил, всем своим видом изображая смирение. Защитники «львов» глядели на него с отвращением. Он выглядел настолько жалко, что у них пропала охота даже пинать его.
— Все-таки ничья — это вполне справедливо, — заметил Мистраль, глядя на оставшиеся на табло минуты, которых становилось все меньше и меньше.
— Обе команды неплохие, — согласился Филипп. — Мне лично больше по душе «львы», но это дело вкуса, конечно.
Тренер вышеупомянутой команды бегал вдоль кромки поля, размахивая руками, делал какие-то жесты, непонятные непосвященным, и вовсю честил своих подопечных. Коленце остановил игру, подлетел к тренеру и очень вежливо попросил его утихомириться, на всякий случай положив ладонь на карман с красной карточкой. Тренер сник и вернулся на место, клокоча от ярости.
— А забавно получилось бы, если бы его удалили, — заметил Мистраль. Он чувствовал, как к нему возвращается хорошее настроение.
«Львы» всей стаей осадили ворота «пушкарей», пытаясь из последних сил переломить ход игры в свою пользу. Однако беловолосый вратарь оказался на высоте: он четыре раза подряд отбил удары, каждый из которых мог стать голевым, и под конец ухитрился перевести мяч на угловой.
— Честное слово, сейчас они забьют, — объявил Филипп. — Посмотри, почти все высокие защитники «львов» в штрафной!
Стадион ревел, гремел и громыхал. Мяч завертелся и нырнул в гущу игроков, но двое из них помешали друг другу, и вратарь вовремя накрыл мяч всем телом. Его попытались малость потоптать, но тут Коленце, не одобрявший подобных методов, засвистел и спикировал на поле, после чего сделал кому следовало внушение — по счастью, без применения карточек. Беловолосый вратарь, потирая ушибленную спину, поднялся с газона. Больше всего он в этот момент мечтал о том, чтобы вся эта чепуха поскорее кончилась. Он поискал глазами свободного от опеки игрока и отпасовал ему мяч.
— Да нет, ничья для такого матча — вполне справедливо, — проворчал Мистраль.
Мяч перешел к 23-му номеру, но его сбили с ног. Однако прежде, чем игрока швырнули в ров, он успел отдать пас ветерану клуба, который, хромая на обе ноги, еле-еле перемещался вместе с вражеским защитником у его ворот.
— Ничего не выйдет, — объявил Филипп. — Защитник в два раза моложе и бегает в десять раз быстрее.
Однако, получив мяч, хромоногий преобразился и, оставив далеко позади защитника, на спринтерской скорости помчался вперед. Стадион сдавленно ахнул. Защитник в первое мгновение оторопел, однако затем бросился вслед за расшалившимся ветераном, но того уже было не догнать. Он вылетел к воротам, которые мог защитить в это мгновение один вратарь. Растопырив руки, тот выскочил навстречу сопернику, но нападающий сделал обманное движение, посадил вратаря на пятую точку и элегантно перебросил мяч в ворота поверх его головы. Миг — и стадион только увидел, как заколыхалась сетка от пятого гола, после чего на трибунах стало твориться нечто невообразимое. Желто-черные болельщики прыгали и бесновались, а красно-белые плевались и честили проштрафившегося защитника почем зря. Они не могли понять, как можно упустить футболиста, который и бегать-то толком не умеет, и хромает, и оба коленных сустава у него стальные, и вообще, если быть откровенным, он не понять что делает на футбольном поле. То, что они терпели поражение по милости этого калеки, казалось им самым несправедливым.
А герой дня, к которому тотчас вернулась его хромота, добрел до рва, вытащил игрока с хохолком, который отдал ему голевой пас, и от души обнял его. Вокруг них плясали от счастья их товарищи. Поплясав, они вернулись на свою половину поля. Им оставалось продержаться лишь минуты три, чтобы победа стала окончательной; и, несмотря на все усилия разъяренного капитана «львов», до конца игры больше никому не удалось отличиться. В положенное время Коленце глянул на свой хронометр и дал сигнал к окончанию матча.
Стадион взревел, в воздух взлетели тонны конфетти. Филипп сбросил еще два звонка на своем видеофоне и, аплодируя, поднялся с места.
— Вот это матч! — сказал он Мистралю, пожимая ему руку. — Давно не видел ничего подобного!
Писатель кивнул.
— А я видел, когда «стрекозы» в меньшинстве обыграли «матрасников» в битве за Кубок Города, — сообщил он. — Тоже была игра — закачаешься.
Мистраль хотел спросить, согласится ли Филипп в другой раз пойти на матч, но тот взглянул на часы, нахмурился и сказал, что ему пора. Его телефон вновь затрезвонил, и Филипп, уходя, отключил его. В конце концов, ему сейчас хотелось говорить лишь с одной девушкой на свете.
Сон двадцать четвертый
Синие глаза Матильды блестели. Она молча смотрела на вошедших — Ровену, уверенную в себе, как всегда, и Сутягина, державшегося немного поодаль и, похоже, чем-то смущенного. Губы Матильды дрогнули.
— Где он?
— Я его видела, — сказал Ровена. — С ним все хорошо, он обещал быть сегодня. Говорил, что занят. Ты же его знаешь, — закончила она со смешком.
«Она лжет, — думал Сутягин. — Не верь ей». Но эта ложь была сладка ему, и он, сам не зная почему, упивался ею, вбирая в себя каждое слово.
— Он придет? — спросила Матильда, передернув плечами, словно ей было зябко.
— Конечно, придет.
«Он не придет. Он никогда уже не вернется к тебе, Матильда. Зачем ты веришь ей?»
— Как-то странно, — заговорила девушка. — После этого дня нерождения он словно изменился. Переродился…
— Нет, он все такой же, — сказала Ровена все с тем же смешком, которым она постоянно сдабривала свою речь к месту и не к месту.
«Он не такой, как прежде, Матильда».
— И он по-прежнему тебя любит.
— Нет, — сказал Сутягин, и Матильда, повернув голову, вскинула на него свои удивленные глаза. Серж смешался. — Конечно, да, — неловко поправился он.
Матильда не придала внимания его словам; Сутягин не существовал для нее.
— Так что будем делать? — спросила Ровена.
— Ничего, — сказала Матильда.
— Филипп такой странный, — заметила Ровена.
— Да, он странный, — подтвердила Матильда и чуть позже добавила: — Но за это я его и люблю.
А Сутягин отвернулся. И ничего не сказал.
Филипп летел на крыльях мечты.
Истребитель мчал его, делая головокружительные виражи. Бортовой компьютер управлял отлично и
