между делом рассказывал скабрезные истории, не переставая следить за дорогой. Особенно компьютер тащился от историй о Красной Шапочке, Сером Волке и его бабушке. То, чем они занимались, превосходило все мыслимое и немыслимое. Перо Перро побледнело бы, а вот Филипп мучительно краснел. Ему подумалось, что пора заняться воспитанием компьютера, но как за это взяться, он себе решительно не мог представить. Со своей стороны, компьютер даже не догадывался, в какое неловкое положение он ставит хозяина.
— Я тебя развлек? — развязно осведомился он, заваливая (в который раз) бабушку в кровать на пару с Шапочкой и Волком.
— Дальше некуда, — ответил Филипп с горечью.
На мгновение ему захотелось, чтобы пошел дождь, но он вспомнил, что едет к Аде, и воспрянул духом. Компьютер замолчал и стал пересказывать сводки погоды, военных действий против цветов- мутантов, курса бублика к сушке и сушки — к дырке от бублика. Филипп, не удержавшись, приказал своему собеседнику замолчать, и тот, извинившись, послушно онемел.
В девять часов ночи, когда солнце светит особенно ярко, Филипп подлетел к площади Бессмертия и замедлил ход. Не дожидаясь, когда истребитель приземлится, он вылетел из машины. Ноги его коснулись асфальта, и почти в то же мгновение он увидел Аду. На ней было платье из сплошных стразов, ослепительное, переливчатое, мерцающее, обшитое снизу стразовой же бахромой, и красота девушки сверкала в нем ярче драгоценных камней. Забывшись, Филипп смотрел на нее так, словно увидел впервые.
— Это ты? — спросил он, не веря своему счастью.
— Я.
— Здравствуй.
— Здравствуй…
Она была так хороша, что у Филиппа невольно сжалось сердце. Он изнемогал от нежности к ней, к ее прелестным, мягко улыбающимся губам, задумчивым глазам, маленьким мочкам ушей, приросшим к прозрачной коже; и, повинуясь непреодолимому желанию не только видеть, но и чувствовать ее рядом с собой, он взял ее за руку.
— Мне нравится, — заметил он, имея в виду ее платье.
Ада нравилась ему вся, но он не решался сказать ей об этом. Вообще, в ее присутствии Филипп немного терялся, и от этого на него нападала ужасная робость.
— Это твоя? — спросила Ада, подбородком указывая на машину.
— Да. — И Филипп гордо пустился в объяснение технических характеристик и достоинств этой модели; но, поймав себя на том, что говорит не то, что надо, умолк на полуслове.
— Куда поедем? — спросил он.
— Куда-нибудь. — Ада улыбнулась и потерлась щекой о его плечо. — Я хочу осмотреть мое царство.
— Царство моих даров?
— Да.
— Так куда сначала: на небо или на землю?
— Сюда, — сказала Ада, обвила своими руками шею юноши и поцеловала его. Филипп хотел что-то сказать, но она шутливо положила пальчик на его губы и повела его за собой. Компьютер обрадовался, что у него появились собеседники.
— Так вот, — начал он, — идет Красная Шап… — Однако, заметив Аду, он словно поперхнулся.
— Простите, — сказал он смущенно. — Всегда готов. Высший класс. Одни удобства, никаких неудобств. Я понятливый, а если Филипп и говорил что-то дурное про меня, так это он из ревности.
— Ты меня очень обяжешь, если займешься своим делом, — шепнул ему хозяин. — Взлет!
Двигатели бесшумно взревели — шумопоглотители работали на славу. Истребитель оторвался от земли и полетел, стрелой рассекая пространство.
— Как быстро мы едем, — сказала Ада.
— Ты довольна? — спросил Филипп. — Только это для меня и важно.
— Просьба задать направление, — встрял компьютер.
— Ты меня все еще любишь? — спросила Ада.
— Да. А ты бы хотела, чтобы я тебя разлюбил?
Ада ответила не сразу.
— Нет. Но иногда мне бывает страшно… за нас, — добавила она как бы с усилием.
— Мне тоже, — сказал Филипп серьезно. — Я боюсь, что однажды не увижу себя в твоих глазах.
— Ты видишь? — она обернула к нему свое ясное лицо.
— Да, — сказал Филипп. — У тебя удивительные глаза. В них ничего не искажается. Знаешь, иногда, когда другие люди смотрят на меня, я понимаю, что они думают обо мне. В их глазах я вижу чудовище, карикатуру, бледное подобие кого-то, смутно знакомого, но только не себя. Ты первая показала мне себя таким, какой я есть на самом деле.
Молодой человек говорил с жаром; когда он закончил, ему снова показалось, что он запутался и сказал что-то не то. Он вспомнил о Матильде — она и была тем другим, — о Лаэрте и его упреках, больно ранивших юношу. Но у любви нет другого оправдания, кроме нее самой; а Филипп любил так, как никогда не любил прежде. Лишь бы
— Расскажи мне о себе, — попросила Ада.
Филипп с увлечением заговорил о себе, о Лаэрте, о своем доме, о только что увиденном матче, о тысяче мелких и важных происшествий, заполнявших его жизнь до встречи с ней. Ада слушала, задумчиво улыбаясь. Компьютер невозмутимо вставлял свои замечания и поправки, чем страшно раздражал хозяина. Внезапно Филипп спохватился, что даже не дал Аде рассказать о себе.
— Ну, а ты? — спросил он. — Ведь я даже не знаю твоего имени, — добавил он, смеясь, чтобы скрыть свое смущение.
— Ты не знаешь, как меня зовут?
— Знаю, но…
— Перехватчики на горизонте, — заверещал компьютер. — Следуют за нами, не отрываясь. Принять меры?
Филипп пристегнулся и помог пристегнуться Аде. Она просунула свою руку под его и положила голову ему на плечо.
— Принимай.
Это было потрясающе. Их подбрасывало, вертело, кружило. Ада была в восторге и хлопала в ладоши от удовольствия, но Филипп боялся, что ее может укачать, и велел ехать потише. Они спустились и заскользили над самой землей, чтобы радар преследователей не смог засечь их.
— Интересно, кто это был, — сказал Филипп компьютеру, — ты не заметил?
Компьютер не заметил, в чем признался с поистине компьютерной честностью.
— Надо обратиться в базу данных и проверить по номерам.
— А! Так бы сразу и сказал! — обрадованно воскликнул компьютер.
Филипп оглянулся на Аду: ему показалось, что она побледнела после воздушной гонки.
— Новое распоряжение: спускаемся.
— Мягкой посадки, — хихикнул компьютер.
Сон двадцать пятый
Аэромобиль плавно приземлился. Филипп вышел из машины и помог выйти Аде.
— Что это? — удивленно спросила она.
Они находились в самом сердце огромного запущенного парка. Вокруг них громоздились подъемники, гигантские неподвижные колеса, какие-то непонятные механизмы. Дорожки заросли странными желто- бурыми побегами. Филиппу показалось, что он смутно узнает это место. Слева от них высилось обугленное
