старших классах ее обуял бунтарский дух. Она неожиданно полюбила гитарный рок семидесятых и круглыми сутками слушала «Темную сторону луны» «Пинк Флойда».
Я повернулась к Оуэну — он барабанил пальцами по колену. Вот Кирстен всегда говорит что думает! И я решила последовать ее примеру. Ну, или хотя бы попробовать.
— По поводу сегодня, — начала я. Оуэн взглянул на меня. — Прости меня, пожалуйста.
— А что не так?
Я уставилась на дорогу и покраснела:
— Я испугалась, когда мы играли, и сбежала.
Думала, он скажет что-то вроде «Да ладно, забудь», но Оуэн ответил:
— Игра была страшная?
— Ну да.
— Ясно.
— Даже не думала, что так расстроюсь, — пояснила я. — Но я уже говорила, что всячески избегаю конфликтов. Думаю, ты это уже понял. Так что прости, пожалуйста.
— Да ничего. — Оуэн снова попытался отодвинуть кресло и врезался локтем в дверь. — Вот только…
Я думала, он закончит мысль, но он молчал. Тогда я спросила:
— Что «только»?
— Ничего страшного-то не было.
— Не было?
Оуэн покачал головой:
— Страшно, когда люди повышают голос, кричат до хрипоты. Дерутся на парковках.
— Я такими вещами не занимаюсь.
— И не надо. — Оуэн провел рукой по волосам, и кольцо на его среднем пальце сверкнуло на солнце. — Это я для примера. Сейчас направо.
Я свернула на улицу, по краям которой стояли деревья. Все дома были большими, с широкими крыльцами. Мы проехали мимо детей, играющих в тупике в хоккей на роликах, затем вокруг компании мам, окруживших на углу коляски.
— Вон он, серый, — сказал Оуэн.
Я затормозила у обочины перед красивым домом с широким крыльцом, на котором стояли качели, а на ступеньках — горшки с ярко-розовыми цветами. На дорожке перед домом грелась на солнышке рыжая кошка.
— Ух ты! Отличный дом! — сказала я.
— Не стеклянный, но тоже ничего.
Теперь мы поменялись ролями: я ждала, пока Оуэн выйдет из машины.
— Знаешь, — сказала я наконец, — ты сегодня был прав. Когда сказал, что нельзя все держать в себе. Но для меня иногда говорить куда труднее.
Не знаю почему, но я чувствовала необходимость снова вернуться к нашему разговору. Может, чтоб объяснить, что происходит. Ему и себе.
— Да, но и молчать нельзя! Иначе ты еще больше усугубишь проблему и в результате просто взорвешься.
— В этом-то все и дело, — сказала я. — Не выношу злости.
— А что в ней плохого? Злость свойственна людям. К тому же ну подумаешь, расстроится кто-то, не навсегда же!
Я взялась за руль:
— Не знаю, не знаю… У меня так получается, что если уж я кого-то расстроила, то это навсегда. Все меняется.
Оуэн помолчал. Где-то вдали залаяла собака.
— Может, этот кто-то не так уж тебе был близок?
— То есть?
— Если ты расстраиваешь близкого человека или он тебя, ваши отношения не меняются. Потому что это нормально. Так и должно быть. А потом вы миритесь.
— Интересно как? У меня вот никогда не выходит.
— И неудивительно. Ты ведь ни с кем не ссоришься.
Все еще играл тот же диск, теперь уже песня «Раш». Я не знала, сколько времени мы уже сидим в машине, но казалось, что очень долго.
— У тебя на все есть ответ, — сказала я.
— Нет, — ответил Оуэн и покрутил кольцо на пальце. — Но я стараюсь как могу.
— И как, получается?
Оуэн взглянул на меня:
— Да так… Раз на раз не приходится.
Я улыбнулась и кивнула на его руки:
— Мне нравятся твои кольца. Они одинаковые?
— Не совсем, но похожие. — Оуэн снял с левой руки кольцо и передал его мне. — Они — что-то вроде «до и после». Их сделал для меня Ролли. Его отец — ювелир.
Кольцо оказалось довольно тяжелым.
— Ролли сам его изготовил?
— Не его, а гравировку внутри.
— А… — Я повернула кольцо внутренней стороной. Там заглавными буквами официальным и очень элегантным шрифтом было написано: «Убей себя об стену!» — Как мило! — сказала я.
— Не правда ли, остроумно? — Оуэн скорчил гримасу. — Это кольцо Ролли подарил мне до ареста. Я был немного…
— Зол?
— Ну, вроде того. А вот это — когда я закончил ходить на занятия по «Управлению гневом». — Оуэн снял кольцо с правой руки и протянул мне. Тем же шрифтом, такими же буквами на нем было написано: «А может, не надо?»
Я рассмеялась и вернула кольцо:
— Что ж, хорошо, когда есть выбор.
— Точно! — Оуэн улыбнулся, а я снова покраснела. Но не потому, что смутилась или разволновалась. Совсем от другого чувства. Вот уж не думала, что его у меня вызовет Оуэн Армстронг. Но тут раздался голос:
— Аннабель!
У окна Оуэна стояла Мэллори. Интересно, как давно она за нами наблюдает? Мэллори широко улыбнулась и помахала рукой:
— Привет!
— Привет! — поздоровалась я.
Она жестом велела Оуэну опустить стекло. Он очень неохотно послушался. Как только это стало возможно, Мэллори просунула голову в машину.
— Боже, у тебя потрясающая кофточка! Она из «Тоски»?
Я опустила глаза:
— Наверно. Ее мне мама купила.
— Ну ты и везунчик! «Тоска» — мой самый любимый магазин! Зайдешь?
— Куда? — спросила я.
— К нам! Останешься на обед? Ой, ты обязательно должна с нами пообедать!
— Мэллори, — Оуэн потер лицо, — прекрати орать.
Но она не обратила на брата внимания, еще больше просунула голову в окно и восторженно предложила:
— Посмотришь мою комнату! И мой шкаф! Покажу тебе…
— Мэллори, — повторил Оуэн, — отойди от машины.
