Только твоя красота среди всех выдавала Елену,
Только с Орестом одним и знала я счастье; но будет
Отнят и он, если сам не постоит за себя.
Пирр меня держит в плену, хоть с победой отец мой вернулся.
Вот что, средь прочих даров, дал мне сожженный Пергам!
Тут отпускает меня, хоть ненадолго, тоска.
Но когда ночь посылает меня в постылую спальню
И заставляет лечь с горестным стоном в постель,
Слезы глаза наполняют мои, а не сонная дрема,
Бедами оглушена, я себя забываю порою
И прикасаюсь рукой к телу скиросскому вдруг,139 —
Сразу отдернув ее, точно грех совершила, я каюсь,
И оскверненною мне кажется долго рука.
И, как счастливый знак, мне оговорка мила.
Родом несчастным тебе клянусь и предком бессмертным,
Что потрясает моря, земли и царство свое,
Прахом отца твоего (он и мне приходится дядей),
Либо в юных годах я до срока умру, либо стану,
Внучка Танталова, вновь внуку Тантала женой.
Взял Эхалию ты; поздравляю тебя, победитель,
Хоть и горюю, что взят ты побежденною в плен.
Грязный разносится слух по всем городам пеласгийским,
Славе твоей от него не отпереться теперь:
Дал ярмо на себя пленной царевне надеть.
Будет рад Эврисфей, и рада сестра Громовержца, —
Мачехе любо, коль ты жизнь опозоришь свою. —
Только не тот, для кого (если этому верить рассказу)
Больше Юноны тебе Венера вредит: возвышает
Эта гоненьем тебя, та превращает в раба.
Видишь, везде, где сушу Нерей омывает лазурный,
Мир навсегда водворен мстящею силой твоей.
Солнце в обоих домах141 слышит о славе твоей.
Примут тебя небеса, но и сам ты их принял на плечи,
Звезды Атлант подпирал, сам опершись на тебя.
Так неужели тебе лишь молвы не хватало постыдной?
Разве не ты задушил двух змей еще в колыбели.
Разве младенцем не ты был уж достоин отца?
Лучше ты начинал, чем кончаешь: последние первых
Ниже дела, и несхож с мальчиком нынешний муж.
Ни твой враг Сфенелид142, но победил Купидон.
Брак мой удачным зовут: ведь я — жена Геркулеса,
Тесть мой гремит с высоты, мчась на проворных конях.
Разного роста быки под одно ярмо не годятся,
Честь это? Бремя скорей, личина, что давит лицо нам,
Хочешь счастливою быть — замуж за ровню иди.
Вечно в отлучке мой муж, так что гость мне привычнее мужа,
Вечно преследует он чудищ и страшных зверей.
Только о том и прошу, чтобы мой муж не погиб.
Все я мечусь между вепрей, и змей, и львов кровожадных,
Или мерещатся мне кости грызущие псы.
Страшны мне чрева овец и сна пустые виденья,
Ропот невнятный молвы ловлю я, несчастная, жадно.
Гонит надежду боязнь, гонит надежда боязнь.
Амфитриона со мной, и Гилла нет, и Алкмены, —
Мощного бога любовь многих ей стоила слез.
Злобной Юноны, чей гнев издавна чувствуем мы.
Этих мало мне мук! Ты еще чужеземок ласкаешь,
Может любая из них матерью стать от тебя.
Я не напомню, как ты овладел парфенийскою Авгой,143
Не попрекну и толпой сестер, рожденных Тевтрантом:
Целое племя — а ты не пропустил ни одной.
Только в одной упрекну совсем недавней измене,
Той, от которой рожден в Сардах144 мой пасынок Лам.
Воды усталые вспять в воды несущий свои,
Как ожерелье себе Геркулес повесил на шею,
Ту, что когда-то согнуть груз небосвода не мог.
Золотом руки себе сковать без стыда он позволил
Мог ли в этих руках задохнуться хищник немейский,
Чью на левом плече шкуру убийца носил?
Космы волос повязал без стыда ты лидийскою митрой,
Хоть Геркулесу листва тополя больше к лицу.145
Стан себе затянул; это ль бойцу не позор?
Нет чтоб на помощь призвать о жестоком мысль Диомеде
И о свирепых конях, вскормленных плотью людской!146