Элегии и малые поэмы

Если б тебя Бусирид147 в таком уборе увидел,

70 Он пораженье свое счел бы позорным вдвойне.

С шеи могучей твоей сорвал бы Антей украшенья,

Чтобы себя не корить, неженке бой проиграв.

Меж ионийских рабынь, говорят, держал ты корзинку

И, как они, услыхав окрик хозяйки, дрожал.

75 В гладкой корзинке рукой, во стольких трудах побеждавшей,

Ты безотказно, Алкид, шарил и шерсть доставал,

Грубую, толстую нить сучил ты пальцем огромным,

Мерой за меру сдавал пряжу красавице в дань.

Ах, покуда вели эту нить неуклюжие пальцы,

80 Сколько тяжелой рукой ты изломал веретен!

Право, поверишь, что ты ременной плети боялся

И у хозяйки своей, жалкий, валялся в ногах.

Гордо рассказывал ей ты о шествиях пышных триумфов

И о делах, хоть о них было бы лучше молчать:

85 Как огромные два младенцу руку обвили

Тела змеиных, когда горло он гадам сдавил,

Как эриманфский кабан в кипарисовых рощах Тегеи,

Всем своим весом ложась, раны в земле оставлял;

О головах на фракийском дворце не мог ты не вспомнить

90 И о раскормленных в лоск мясом людским лошадях,

Или о чуде тройном, хозяине стад иберийских,

О Герионе, что три тела в одном сочетал.

Или о Цербере, чье на столько же псов разделялось

Тело, в чью шерсть вплетены гадов шипящих клубки,

95 Иль о змее, что росла изобильней от ран плодоносных,

Обогащаясь от всех ей нанесенных потерь,

Или о том, кому ты между левой рукою и боком

Горло зажал,148 чтобы он там и остался висеть,

Или о конной толпе, быстротой и телом двувидным149

100 Гордой, которую ты с гор фессалийских прогнал.

Мог ты о них говорить, щеголяя в сидонской накидке,

И не замкнул тебе рта этот позорный убор?

Нимфа, Ярданова дочь,150 между тем твой доспех надевала,

Славной добычей твоей, как и тобой, завладев!

105 Что же, душой возносись, перечисли подвиги снова, —

Тут уж не ты, а она мужем по праву была:

Ниже ее настолько же ты, насколько почетней

Было тебя победить, чем побежденных тобой.

К ней теперь перешло твоих деяний величье,

110 Сам возлюбленной ты все, чем владел, отказал:

Шкура мохнатого льва, твоей добыча охоты,

Мягкие трет — о позор! — жесткою шерстью бока.

Нет, не со льва, а с тебя, побежденный льва победитель,

Шкуру содрали — а ты сам не заметил того.

115 Женщина стрелы взяла, от лернейского черные яда,

В руки, которым тяжел пряденой шерсти моток;

Палицу силилась взять, укротившую много чудовищ,

Мужний стараясь доспех в зеркале весь увидать.

Это лишь слышала я и могла молве не поверить,

120 Боль, поразившая слух, чувств не задела почти.

Но если в дом у меня на глазах ты наложницу вводишь,

Тут уж муку мою скрыть невозможно никак.

И отвернуться нельзя: глаза глядят против воли,

Как через город идет пленница вслед за тобой,

125 Не распустивши волос (не так бывает у пленных),

С видом таким, словно ей бед не послала судьба;

Шествует вольно она, золотым приметна убором.

Точно таким же, какой ты у фригийцев носил,

Гордо глядит на народ, как будто Эхалии стены

130 Целы, отец ее жив, а Геркулес побежден.

Может быть, сбросит она очень скоро наложницы имя

И, Деяниру прогнав, станет женою твоей,

Свяжет, безумный Алкид и дочь Эврита Иола,

Вам бесславный Гимен гнусным союзом тела.

135 Чувства от мысли такой помрачаются, кровь холодеет,

И на коленях лежат руки, бессильно упав.

Хоть не одну меня ты любил, но любил безупречно,

Дважды — стыдись не стыдись — в бой ты вступал за меня.

Бог Ахелой, на сыром берегу рога подобравши,

140 С плачем безрогий свой лоб в тинистой спрятал воде.151

Несс, полумуж-полуконь, погиб в смертоносном Эвене,

Где ядовитой вода стала от крови коня.

Но для чего вспоминать? Пока я пишу, прилетела

Весть, что, отравлен моей туникой, гибнет Алкид.

145 Как я могла? Куда привели любовь и безумье?

О Деянира, зачем медлишь и ты умереть?

Будут мужа терзать небывалые муки на Эте,

Ты же останешься жить, столько наделавши зла?

Что для того, чтоб меня женой Геркулеса признали,

150 Сделала я до сих пор? Смерть подтвердит наш союз!

Ныне и ты, Мелеагр, меня признаешь сестрою!

О Деянира, зачем медлишь и ты умереть? Проклят мой род!

На престоле сидит захваченном Агрий152,

А Инея отца сирая старость гнетет;

155 Брат мой Тидей153 неведомо где изгнанником бродит,

Заживо брат мой другой брошен в огонь роковой,154

Мать железным клинком сама себе сердце пронзила,

О Деянира, зачем медлишь и ты умереть?

Пусть не сочтут лишь — молю я правами священными ложа, —

160 Будто коварно на жизнь я покушалась твою.

Несс, едва лишь стрела пробила жадное сердце,

«Эта кровь, — мне сказал, — силы любовной полна».

Ткань я послала тебе, напитав ее Нессовым ядом.