Думы эти настолько увлекли Прекрасу, что она не заметила, как в ткацкую вошел Даг. Остановившись на пороге, мужчина с ненавистью смотрел на склоненную голову Прекрасы, на золотые волосы, рассыпавшиеся по округлым плечам.
— Ах ты, сучка пса шелудивого! — вскричал он.
Прекраса от неожиданности выронила веретено и шерсть из рук.
— Даг… — пролепетала она.
— Думала, что я не узнаю? — грозно спросил он.
— О чем? — удивленно глядя на него, спросила она.
— Олаф ищет тебе мужа, среди лучших из своих хирдманнов, перебирает вместе со Свенном окружение конунга Ингельда, выбирая тебе суженного, — глядя на неё сверху вниз, ответил Даг.
— Зачем? — потрясенно спросила она.
— Как зачем? Ты же попросила свою сестрицу найти тебе достойного мужа. Эко вы спелись! При живом-то отце и смотреть друг на друга не хотели, а теперь гляди какие подруги стали! — с издевкой сказал Даг.
— Я не о чем не просила Горлунг, — возразила Прекраса.
— Так я тебе и поверил, — фыркнул Даг, — не понимаешь ты, девка, доброго обращения. Ты — моя добыча, моя наложница и никто не смеет тобой распоряжаться, лишь я. Захочу и на цепь посажу, как рабу последнюю.
— Ты посадишь меня на цепь? — переспросила Прекраса. — Но за что? Я ничего не делала.
Слезы крупными каплями потекли по её щекам, она размазывала их руками по лицу и твердила:
— Не надо на цепь, Даг, ну, прошу тебя не надо, нельзя меня на цепь….
— Прекрати выть, — резко бросил Даг.
— Я не просила Горлунг, не просила, не надо на цепь, — глотая слезы, твердила Прекраса.
— А кто просил тогда? — хмуро спросил Даг.
— Не я, клянусь самой Ладой, не я.
Даг, посмотрев на её заплаканное лицо, впервые подумал, что, может быть, Прекраса действительно не затевала всего этого. Видимо, это все происки Горлунг, ну и дрянь же она! Неспроста её князь Торин сторонился, видимо, знал о черном сердце дочери старшей.
Взгляд Дага опять упал на Прекрасу, на её заплаканное раскрасневшееся лицо, вздрагивающие плечи. Странно, но Даг прикипел душой к этой плаксивой девчонке, что некогда заливалась колокольчиком в Торинграде, услышав любую шутку. Нынче Прекраса смеялась редко, лишь улыбалась иногда, глядя на него. И так тепло у Дага становилось на душе от её улыбки, что и не жалел он более о том, что она с ним.
— Ладно, не реви, — молвил Даг — не ты, так не ты.
Прекраса, улыбнувшись ему сквозь слезы, хотела подойти к нему, но, запнувшись о шерсть, что пряла до прихода Дага, покачнувшись упала на пол. Даг подхватил её и помог встать на ноги. Прижавшись к его сильному плечу, Прекраса тихо сказала:
— Не могла я, Даг, просить, чтобы мне мужа нашли. Я же кроме тебя никого не вижу. Да и не возьмет меня теперь никто в жены.
— Это почему еще? — спросил Даг.
— Кто же возьмет в жены бабу, что под сердцем носит ношу? — прошептала ему в плечо она.
— Ты в непраздности? — спросил он, не веря своим ушам.
Прекраса лишь кивнула в ответ, не смея поднять глаза на Дага, который держал её теперь крепко- крепко, словно боялся, что она убежит.
— Ты не врешь? — не веря ей, спросил он.
Прекраса отрицательно покачала головой, с тревогой глядя на лицо Дага, ища признаки недовольства. Но Даг лишь скупо улыбнулся и поцеловал Прекрасу, а душу его затопила теплая волна довольства.
Прекраса нашла Горлунг в общем зале, та стояла возле очага и заставляла одну из рабынь снимать нагар с камней. Вторая рабыня железным скребком чистила стол, третья держала в руках свежую льняную скатерть, которой хотела застелить чистый стол.
Горлунг не заметила сестры, она зорко наблюдала за рабынями, стараясь не упустить ни одной мелочи в их работе. Она получила необыкновенное удовольствие, заставляя рабынь переделывать плохо исполненное указание.
— Как ты могла заставить Олафа искать мне мужа? — хмуро спросила Прекраса.
— Так и могла, — оборачиваясь на голос сестры, отрезала Горлунг.
— Но мне никто не нужен, — разведя руками, словно отгоняя мух, сказал Прекраса, немного сбитая с толку тем, что Горлунг не отрицает своей вины.
— Да, кроме твоего хирдманна, — закончила за неё Горлунг, — я это уже слышала. Но, Прекраса, — ты дочь князя. Он не пара тебе. Как можно быть такой глупой?
— Какого князя? Нет больше ни отца, ни Торинграда. Последнюю зиму я жила хуже, чем рабыни в Утгарде. Я же рассказывала тебе, Горлунг, — запальчиво сказала Прекраса.
— Ну, и что? — дернув плечом, спросила Горлунг, — ты по крови выше этого своего хирдманна.
— Выше, ниже — это всё ерунда. Если бы не он, то меня уже и в живых то не было, — резко ответила Прекраса.
— Боги распорядились так, чтобы ты жила. И я не позволю тебе жить так, как ты живешь теперь. Ты рождена для иной жизни, Прекраса, не для того, чтобы быть наложницей хирдманна, — спокойно возразила Горлунг.
— Горлунг, ты, словно не слышишь меня, — покачав головой, сказала Прекраса, — Я счастлива с Дагом. Я жду от него ребенка.
— Что? Повтори, — отрывисто сказала Горлунг.
— Я в непраздности, — сказала Прекраса.
Горлунг нечего было ответить на это, такого она не ожидала. Оглядывая Прекрасу с головы до ног, она задержала взгляд на животе сестры, словно прикидывая в уме, можно ли будет выдать ребенка Дага за дитя другого, того, кто будет достойным Прекрасы.
— Я запрещаю тебе, Горлунг, мешать мне жить счастливо, — сказала Прекраса.
— Запрещаешь? — сузив глаза, спросила Горлунг, в тоне её явственно слышалась угроза.
— Да, — с нажимом ответила Прекраса.
— Если я захочу, то ты вместе со своим Дагом пойдешь прочь из Утгарда, скитаться по Норэйг, — усмехнувшись, ответила Горлунг.
— Зато мы будем вместе, — опустив голову, ответила Прекраса.
На это Горлунг возразить было нечего, грустно покачав головой, она ушла в свой покой. А Прекраса, еще не до конца осознавая свою первую победу над сестрой, тяжко вздохнула. Решая, собирать им с Дагом вещи или подождать вечерней трапезы, она медленно пошла рассказать обо всем Дагу.
Опасения Прекрасы были напрасными, из Утгарда их с Дагом не выгнали. А спустя несколько дней, по указанию Олафа, состоялся брачный пир Прекрасы и Дага.
ГЛАВА 40
Олаф, закинув руки за голову, смотрел на желтоватые отблески очага на потолке своей одрины. Из его головы не шло несчастное выражение лица Горлунг на брачном пиру Дага и Прекрасы. Столько зависти было в глазах Горлунг, затаенной боли, обиды, что ему было не по себе, разве оскорбил он её чем-нибудь? Странная она женщина, непонятная. Но каким-то пугающей силы притяжением его влекло к Горлунг. Чем она так его привлекала? Олаф не знал ответа на этот вопрос, но жизнь рядом с дочерью Торина разительно отличалась от прежней его жизни.
Олаф вспомнил тот день, когда увидел Горлунг впервые, её сосредоточенное лицо, когда она
