смысл букв твоих вынюхивать прилежно. А вот свинец                        действительно хорош — нам подойдет под пули для пищалей…» «Не дам!»                   «Тогда убью тебя».                                                        «Убьешь — не станешь вольным от своих печалей». «Кто вольный?                           Воли нет и у ворья, и даже у расстриг — спроси расстригу. Так через что же вольным стану я?» «Как через что?                            А через букву,                                                      книгу…» Старшой смекнул:                                 нет, это не купец. Такое злато отбирать постыдно. Ведь под ногтями не земля —                                                          свинец, но тот свинец — его земля, как видно. «Живи… —                      сказал старшой, прямясь в седле. — Пускай стреляют эти —                                      как их? —                                                        буквы и без пищалей —                             сами по себе, но чтобы после — кровь,                                                 да не из клюквы…» «Все кровью в мире этом не решишь…» — вздохнул печатник.                                      «Я не травоядный, — осклабился старшой. —                                        Я — Ванька Шиш». «И я — Иван».                               «Иван — и царь треклятый. Дошла до нас,                             людей гулящих,                                                             весть, что присланная из-за окиянов Ивангелье — такая книга есть. Там про царя                          или про всех Иванов?» «Е-вангелье…»                               «Так, значит, что ж — обман? Видать, для книг мы недостойны слишком? Но ты печатай книги нам,                                                      Иван, а мы, авось, подучимся буквишкам…» И ускакали,                      по бокам огрев коней плетьми,                             и это означало, что и в своей неграмотности гнев — уже народной грамоты начало. «Ивангелью еще придет черед… — Иван подумал. —                             Еще будут бунты…» А за плечьми                         на сотни лет вперед в его телеге                          грохотали буквы… 3 «Russischer Иван grossischer болван…» — ворчал               у петровских ботфорт забрызганный грязью Лефорт.. А царь на него покосился,                                              да так, что взглядом сломал,                                     как в ладони пятак, ведя          и фортеций                                и девок осмотр: «Я тоже Иван,                            хотя я и Петр». Душа у Лефорта была чуть жива, и страх              на манжетах затряс кружева. Такого царя                          и словечком не тронь: казнит —                 не получишь и гроб с него! Ивана особого тень за Петром — Грозного. И даже в Меншикове Алексашке ивано-грозненские замашки. Того и гляди —                             сотрет в порошок, хотя и хапают не по ранжиру ладони                с таким неотмытым жиром,
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату