Странная история выплеснулась даже на страницы газет. Возникла шумиха и нездоровый ажиотаж. Запахло большим скандалом. Газетчики принялись рассуждать на тему о нравах, царящих в закрытых учебных заведениях. Некоторые горячие головы снова принялись кричать о необходимости преодоления раздельного обучения мальчиков и девочек. Замкнутая обстановка закрытых пансионов порождает изменения в психике, возникновение эмоциональных расстройств, неврастении, нездоровых фантазий пансионерок.
Шум поднялся такой, что дело Хорошевских, в которое были вложены все деньги Аполонии, оказалось под смертельной угрозой. Родители забирали девочек одну за другой и отзывали плату. Пансион стал терять репутацию.
В те трудные дни Аполония приехала в Петербург по делам и пришла навестить сестру Аделию. Как на грех, в этот день в доме у госпожи Липсиц собралось много гостей. Некоторые уже были наслышаны о неприятностях пансиона Хорошевских. Аделия, желая поддержать сестру и зятя, принялась горячо защищать пансион, расхваливая его на все лады, говоря, что именно там девушкам дается идеальное образование и воспитание, необходимое современной женщине.
– Тогда отчего же вы, милая, не отдаете свою единственную дочь в это замечательное заведение, ведь она уже доросла до того возраста, когда можно обучать наукам? – раздался голос одной из визитерш.
Повисло молчание. Хотя гости и сочли этот вопрос бестактным, но Аделия поняла, что оказалась в ловушке. Она должна была дать какой-нибудь вразумительный ответ, иначе уже завтра по газетам пойдет гулять новость, что даже родственники Хорошевских не хотят отдавать своего ребенка в этот подозрительный пансион. Сложность положения заключалась в том, что Аделия после окончания Института решила воспитывать девочку дома, дабы не лишать ее того, чего была лишена она сама, то есть семейной атмосферы. К тому же Лизочка была довольно слабеньким и болезненным ребенком и часто беспокоила мать своим состоянием здоровья.
Аделия колебалась с ответом. Разумеется, ее Лизонька будет учиться только в пансионе сестры, но, может быть, не теперь, а чуть позже, когда подрастет. Дама, задавшая вопрос, язвительно улыбнулась и закивала головой. «Ну да, конечно, пока других детей не перетаскает в темный лес неведомый карлик», – говорил весь ее вид.
Вечером того же дня Аделия рассказала все Антону Ивановичу. Антон с большой приязнью и пониманием относился к делу зятя и невестки. Ведь именно он распоряжался деньгами сестер Манкевич. Деньги на пансион он выдал без промедления, да еще пожертвовал от себя солидную сумму. И вот теперь все разваливалось на глазах. Желая поддержать Хорошевских, Липсиц, не без тяжелых раздумий, согласился отдать единственную дочь в пансион. Аделия проплакала всю ночь, а через неделю Лизонька уже присоединилась к другим ученицам младшего класса.
Карлик исчез так же внезапно, как и появился. Психозы и страхи среди учениц прекратились, скандал затих. Пансион зажил обычной жизнью. Однако теперь исчез сам Андрей Викторович.
Глава 10
«Андрюша, голубчик, ну где же ты? Где ты, мой родной, ненаглядный?» – Аполония в тысячный раз задавала этот вопрос, но он оставался без ответа. Она закрывала глаза, и перед ее мысленным взором опять возникал муж. Его внимательные близорукие глаза смотрели из-за стекол пенсне.
– Так, стало быть, вы поклонница творчества Тургенева? – переспросил инспектор. – Чудесно, чудесно!
Он заулыбался совсем оробевшей ученице. Аполония долго собиралась с духом, прежде чем подойти к учителю с вопросом. Она и сама не понимала, отчего у нее такая робость. Другие девочки наперебой спрашивали Хорошевского обо всем, что придет в голову, по большей части о всяких пустяках. О чем она спросила, какой задала вопрос? Аполония так испугалась и смутилась, что потом напрочь забыла. Да и Андрей Викторович тоже не помнил. Да и как можно было запомнить среди сотни вопросов, которые каждый день градом сыпались на него?
С той поры Аполония уже не робела так отчаянно и все чаще осмеливалась обсуждать с Андреем Викторовичем прочитанное и передуманное. Поначалу он не выделял ее среди других учениц. Однажды она почувствовала, что на уроке он, увлекшись, смотрит в ее сторону. Точно только ей посвящает свои вдохновенные рассказы. Иногда он приглашал учениц включиться в разговор, поощрял их высказывания. Аполония никогда не поднимала руки, хотя всей душой желала ответить. Почему, она и сама не знала. Хорошевский, выслушав ответы воспитанниц, иногда вдруг спрашивал:
– Ну те-с, а что думает мадемуазель Манкевич по данному вопросу?
Аполония откидывала крышку парты и поднималась. Ее ответы доставляли учителю явное удовольствие. Вскоре она превратилась в лучшую ученицу класса. По всем предметам она неизменно получала только 12 баллов, высшую отметку. Однажды вечером воспитанницы собрались в дортуаре и принялись за любимое дело: выбирали первых по уму и знаниям, по красоте, по уродству, по глупости, по непослушанию. Надо ли говорить, что Аполония Манкевич оказалась первая по знаниям. Впереди реально замаячила сокровенная мечта каждой институтки – шифр. Высочайший знак отличия по окончании Института, металлический вензель царствующей императрицы.
Аделия и Леокадия радовались успехам сестры и не подозревали, что виноват в этом господин Хорошевский. Просиживая часами над книгами и тетрадями, Аполония только и думала, как от ее правильного и красивого ответа вспыхнут глаза Андрея Викторовича. Как он с особым удовлетворением покачает головой и с нажимом выведет в журнале «12» против ее фамилии. Другие науки ей также давались легко, за исключением китайской грамоты – философии Тезауруса. Впрочем, тут никто не мог похвастаться глубиной познания.
Постепенно Андрей Викторович занял все пространство ее души. Где бы она ни находилась, она всегда думала о нем.
Реформы Хорошевского шли со скрипом. Поначалу начальница поддержала новации молодого инспектора. Да и как не поддержать, он был прислан главой Попечительского совета принцем О-им! Сама Императрица в письме выразила пожелания лучшего и гуманного переустройства учебного заведения. Но постепенно и начальница, видя, как далеко могут зайти нововведения, стала потихоньку и исподволь тормозить реформы.
Классные дамы объявили войну инспектору и учителям, которые его поддерживали. Мадемуазель Теплова возненавидела не только самого Хорошевского, его товарищей, но заодно и тех учениц, которых он выделял на своих уроках. Аполония также стала объектом ненависти классной дамы. Та почему-то решила, что девушки, подобные Аполонии, склонные к самостоятельным рассуждениям и поступкам, изначально порочны и опасны для других. Раздражение классной дамы усилилось, когда стало известно о сватовстве господина Липсица к Аделии. Все классные дамы, лишенные радости мужской любви и возможности замужества, болезненно восприняли эту новость.
Однажды после ухода жениха Аделии сестры возвращались в дортуары и попались на глаза Тепловой. Веселые, смеющиеся девушки повергли ее в страшное негодование.
– Как вы смеете так громко и неприлично смеяться? Так развязно вести себя? Немедленно ступайте по своим дортуарам!
Смех замолк, сестры поспешили в разные стороны. Теплова, догоняя Аполонию, ядовито добавила:
– А тебе и вовсе нечего радоваться! Чудеса дважды не случаются! Вряд ли и для тебя найдется такой же выгодный жених. Так что придется вместо сестрицы отправиться в Калугу!
Увы, тут старая ведьма была права. Аполония и сама с печалью постоянно думала об этом. Вряд ли молодой муж, обзаведясь семьей, пожелает жить под одной крышей со всей родней своей супруги.
Между тем наступил торжественный день выпуска Аделии, а затем и ее венчание. Аполония и Леокадия простились с сестрой, обуреваемые сложными чувствами. Радость, любовь смешались с горечью и даже, стыдно сказать, завистью. У старшей теперь начиналась иная, счастливая жизнь, полная любви, семейных забот. А они оставались в сумрачных казенных стенах Института, и что их ждет впереди, никто не знал.
Удивительно, но Хорошевский как будто понял, что происходит с его ученицей. Однажды он остановился посреди рекреационного коридора и участливо поинтересовался, отчего у мадемуазель Манкевич такой потерянный вид. Она подняла на него глаза и только покачала головой. Она не могла вот так, посреди коридора, при всех поделиться с ним своей тоской и страхом. Андрей Викторович, желая ее подбодрить и утешить, погладил ладонью по голове. По всему телу девушки пробежала волна доброты и участия. В тот же
