отменишь…
Она, бормоча что-то, удалилась на кухню, к чемодану, и тогда зазвучал дверной звонок.
Перед дверью стояла Елена Михайловна Хмелёва, скромная девушка, впрочем, одетая вовсе не дёшево и не в винтажные тряпки. Ковригин быстро оглядел коридор и пролёты лестницы, не пришла ли Хмелёва с провожатыми? Вроде бы нет…
– Проходите, Елена Михайловна, позвольте поместить на вешалку ваше пальто.
Не было бы ничего странного, если бы, раз возникла необходимость, Хмелёва, чтобы напомнить о себе и своей истории, вздумала бы явиться к автору пьесы в красном гусарском костюме или даже в платье британской принцессы. Но нет, сегодняшнюю Хмелёву можно было бы зачислить в штат турагентства, способного отправлять странников к скандинавским красотам с нефтяными платформами и вулканами Рейкьявика. Или – в штат умеющих считать работниц Сбербанка, работниц других банков Ковригин просто не знал. Огорчил Ковригина прямой пробор на манер пробора занудливой дикторши Первого канала.
– Что вам предложить, Елена Михайловна, кофе, чай или что-то из напитков? – спросил Ковригин, потом будто спохватился: – Кстати, и жена моя сейчас дома.
Свиридова сейчас же с чемоданом прошествовала в спальню.
– Здравствуйте, Леночка, – бросила она на ходу. – Я незамедлительно подойду.
Подошла она действительно быстро и была в халате с видами китайских гор и ущелий в пору дождей, там и тут на спине и на груди её краснели и желтели зонтики.
– Я чувствую, разговор ваш проходит вяло, но может моё присутствие, Леночка, помешает вашим откровенностям, я могу и уйти.
– Помолчи! – сказал Ковригин. – Посиди молча. Или приготовь на самом деле кофе либо чай.
– Кофе, – робко сказала Хмелёва.
Свиридова сходила, приготовила, принесла на пластиковом подносе три чашки и сахарницу. Спросила:
– А тебе, может, пиво подать?
– Нет, – сказал Ковригин. – Можешь не тарахтеть? Елена Михайловна, где вы сейчас проживаете, если не секрет?
– В пригороде, – сказала Хмелёва.
– У вас регистрация или прописка?
– Прописка, – сказала Хмелёва. – И за неё я благодарна вам.
– Вот тебе раз! – удивился Ковригин. – Но в нашем округе вы не прописаны.
– В тот же день, как я ушла от вас, все документы, я узнала позже, о наших с вами состояниях стёрлись или были смыты, а вот отметка о прописке у меня в паспорте отчего-то осталась. На несколько дней. И этого хватило. Не знаю, что и как произошло. И не могу догадываться.
– Зато Александр Андреевич догадывается, – сказала Свиридова. – А вот ты теперь, Александр Андреевич, помолчи. Ты со своим занудством или деликатностью будешь подбираться к сути дела часа три.
– У меня есть время, – сказала Хмелёва.
– Вы, Леночка, за три часа завянете и забудете, ради чего явились сюда. Да и не способен Ковригин понять девичью душу. По себе знаю. Пусть он посидит в своём кабинете, поработает над своим замечательным романом «Записки Лобастова», а мы с вами поболтаем на кухне, поговорим по-бабьи, не исключено, что и со слезами. Ко всему прочему у вас, Леночка, наверняка возникли какие-либо профессиональные тупики, и не Ковригину, дилетанту, в них разбираться.
– Это произвол, – сказал Ковригин. – Это насилие над волей Елены Михайловны.
– Но, пожалуй, Наталья Борисовна права, – сказала Хмелёва.
– Ваше дело, – сухо сказал Ковригин и отправился к письменному столу.
Он был раздосадован. Или даже обижен. Эко Наталья Борисовна всё повернула. А ведь Хмелёва решилась обратиться за помощью к нему, Ковригину, его же деликатно попросили отойти в сторонку. Опасалась ли и впрямь чего-либо Свиридова? Или она просто посчитала себя первым номером в их паре? Если так, не указала ли она проектором суть их с Ковригиным будущего? Впрочем, он быстро остыл. Конечно, куда больше толка должно было выйти из общения Хмелёвой с Свиридовой. Доверила бы Хмелёва ему все свои бабьи секреты? Вряд ли…
И тут Ковригина посетило озорное соображение. Он сидел у «городского» телефона и набрал номер мобильного, оставленный в Авторском обществе литературным секретарём Лоренцой Козимовной, набрал и услышал: «Пошёл в баню!»
– Лоренца Козимовна, – сказал Ковригин. – Я уже сходил в баню. И не один. С чем вас и поздравляю.
– Какая я вам Лоренца Козимовна! – басом взревел собеседник.
– Я знаю, – сказал Ковригин. – Какой вы мельник? Вы здешний ворон! Но при этом и Лоренца Козимовна. – Извините, Александр Андреевич, – услышал Ковригин женский голос, – сразу я не узнала вас. А то ведь докучают меня любители разговоров. Вот и приходится посылать их в баню.
– Я задам вам два-три незначительных вопроса. И всё. Вы позволите?
– С вами-то я готова общаться часами, Александр Андреевич, чуть было не назвала вас Сашенькой, но на «Сашеньку» имеют права любимая вами женщина и ещё сестра Антонина. Так о чём вопросы?
– Уже после знакомства с вами я попросил вас не участвовать в моих трудах и не оказывать мне какую-либо помощь.
– Так это в трудах! – воскликнула Лоренца Козимовна. – Тут вам ничья помощь и не нужна! В «Записках Лобастова», роман мне очень нравится, я не ошиблась в вас, разве есть хоть одна чужая строка? Всё ваше. Все слова и сюжеты ваши! А вот в быту и в своих приключениях вы часто рассеянны и даже безответственны, и хочу я этого или не хочу, но во мне возникает потребность уберечь вас от оплошностей.
– Чем вызвана эта потребность? – спросил Ковригин.
– Кабы я сама знала, – сказала Лоренца. – В жизни много тайн. В жизни с приключениями – особенно. И не все тайны следует разгадывать. Это дело скучное, а порой и вредное.
– Скажите, Лоренца Козимовна, – помолчав, спросил Ковригин, – вы и Полина Львовна Быстрякова – одно и то же существо?
– Что породило такое ваше суждение? – вымолвила Лоренца, и чувствовалось, что она растерялась.
– Глаза, – сказал Ковригин, – ваши и Полины Афанасьевны. И что существенно – любовь к виноградным улиткам и воздушным кораблям.
Лоренца Козимовна, похоже, задумалась.
– Судя по вашей реакции, – сказал Ковригин, – вы имеете представление о Полине Львовне.
– Саша, – сказала Лоренца Козимовна, – вы, видимо, невнимательно отнеслись к моим словам о необходимости тайн.
– И всё же, отчего вы и Полина Львовна пока доброжелательно относитесь ко мне?
– Опять отсылаю вас к словам о тайнах, – рассмеялась Лоренца. – Почему вы не спросите, откуда взялось моё нелепое имя? И ещё. В вас живёт более важный вопрос. Кто я. А я не знаю, хотя и чувствую, кто я. Не беспокойтесь за себя. Я не из вредных сил. И вы не попали в дурную компанию. Посчитайте, что я – частица женского начала природы, хотя это и слишком пафосно. Я доброжелательна к вам и как читательница ваших сочинений. Ну, и ещё по одной причине…
– Спасибо, Лоренца Козимовна, – сказал Ковригин. – Более ни о чём не буду спрашивать. Единственно… Жена моя хотела бы с вами переговорить. Извините… Я проболтался о вашем путешествии курьершей и литературном секретарстве…
– Влюблённому позволительно… Отчего же мне с ней и не поговорить. Даже интересно.
– Сейчас у нас Хмелёва, – неожиданно для себя объявил Ковригин.
– Я знаю, – услышал он. – А вы Саша, решили снять напряжение разговором со мной? Должна признаться, Саша, что чрезвычайно рада вашему звонку. Вот бы как-нибудь посидеть с вами и иметь закуской виноградных улиток… Не тревожьтесь, Саша. Я не внутри вас и не вокруг вас. Но кое-какие знания о вас получаю…
