– И что это значит? – побарабанив по папке пальцами, спросил губернатор.
– Сам увидишь. – Норберт отступил на середину холла.
Харо Костангериос раскрыл папку. Отсканированные копии фотографий, вырезок, документов. Материалы о катастрофе десятилетней давности, когда обвалился старый мост и погибла Петра (на него это подействовало, как болезненный укол в сердце), о рухнувшем древнем здании в центре Венеды, на ремонт которого не были вовремя выделены средства, о человеческих жертвах на перекрестках без светофоров... Подняв голову, губернатор с недоумением взглянул на сына. Зачем он все это притащил?
– Папа, я собирал эти материалы не для того, чтоб тебя шантажировать, – заговорил Норберт. – Я просто хотел понять, что ты за человек, почему ты постоянно действуешь именно таким образом. Этого я до сих пор не понял. Но теперь я вынужден воспользоваться этим архивом для шантажа. Если ты не выполнишь мое требование, все пойдет в компьютерную сеть. Прикинь: сейчас, накануне большой предвыборной, тебе это сильно повредит.
Губернатор захлопнул папку. Очевидно, оболтус хочет получить выгодную должность и ради этого затеял комедию с шантажом, в то время как отец и сам не против поскорее пристроить его на государственную службу! Н-да, только с очень большого перепоя можно до такого додуматься... Место ему будет, раз наконец-то взялся за ум, но сначала стоит его проучить. Харо Костангериос подал условный знак телохранителям.
Мгновенно развернувшись, Норберт подсек первого, блокировал предплечьем удар второго, наступил на запястье первого, сделавшего попытку вытащить из кобуры пистолет с парализующими капсулами, нанес второму удар под коленную чашечку. Губернатор с изумлением обнаружил, что его отпрыск, которого он всегда считал недотепой, умеет драться – причем владеет приемами не хуже, чем телохранители! Выхватив из-за пазухи бластер, Норберт предупредил:
– Спокойно, парни, или я всех тут перестреляю. – Потом взглянул на отступившего в угол Улервака и добавил: – Начну с психиатра.
– Я вижу, вы наш потенциальный пациент, раз психиатров не любите, – пробормотал профессор.
– Какого черта тебе нужно? – сквозь зубы спросил губернатор.
– Оставь Илси в покое.
– Тебе известно, где она?
– Папа, ты хочешь, чтобы твои конкуренты ознакомились с этими материалами?
– Нет, – сухо произнес губернатор.
– Тогда не пытайся добраться до Илси. Сюда она больше не вернется. А если с ней что-нибудь случится, я передам материалы твоим противникам.
– Нор, девчонка заморочила тебе голову! Она нуждается в психиатрическом лечении. Ее мать была дегенераткой, и она такая же. У нее ярко выраженный комплекс неполноценности и все остальные признаки вырождения. Вот и профессор может подтвердить.
Улервак с энтузиазмом закивал.
– Вранье! – повысил голос Норберт. – Она считает себя неполноценной, потому что вы с теткой внушали ей это с самого рождения! Это ваша работа.
– Да чего ты так злишься... – ахнула Лионелла. – Совсем ненормальный стал...
– Параноидальные проявления налицо, – опять кивнул Улервак.
– Нор, твоя сестра действительно больна, – повторил губернатор. – Она думает, что я хочу ее смерти, она родилась с этой мыслью!
– Ты сам это сделал. – Норберт смотрел на него пристально и с неприязнью, сжимая бластер. – Не представляю, каким образом, но это сделал ты!
У губернатора мурашки по спине поползли. Это невозможно, Илси не могла услышать, что он говорил Наоми. Губернатор совершенно точно знал, что ребенок во чреве матери ничего не слышит, не видит и не чувствует. И рассказать ей никто не мог: ссоры с Наоми всегда происходили при закрытых дверях, без посторонних. Разве что Лионелла что-нибудь сболтнула... Да, с нее станется.
– Твои условия? – спросил он устало.
– Вы с теткой раз и навсегда оставите Илси в покое и придержите этого типа, – Норберт указал бластером на Улервака. – Взамен я обещаю не тиражировать компромат.
– Молодой человек, ваша сестра опасна для окружающих! – осознав, что выгодная пациентка ускользает, вмешался профессор. – Вчера она убила санитара и покалечила мою лучшую медсестру!
– Санитару не стоило в нее стрелять. А медсестра собиралась поставить ей укол, верно?
– Да, оказать помощь, – подтвердил психиатр.
– Вот-вот. Илси отобрала шприц и вколола медсестре лекарство, которое предназначалось для нее. После чего у медсестры поехала крыша. Вы называете это лечением?
– Сразу видно, что у вас нет медицинского образования, – покачал головой Улервак. – Этот препарат предназначен для наших пациентов, а не для персонала!
– Но медсестра от него сразу сошла с катушек. Папа, неужели ты не понимаешь, что должно было произойти с Илси в этой клинике?
– Нор, с ней там не могло случиться ничего плохого, – испуганно возразила Лионелла. – Мы ведь хотим ей только добра. После этого лекарства она опять стала бы такой же милой беззащитной девочкой, как раньше! Разве ты этого не хочешь?
– Не хочу.
– Значит, ты не любишь свою младшую сестренку, – с горьким упреком прошептала Лионелла.
– Папа, я жду твоего решения. – Норберт повернулся к губернатору. – Ты согласен на сделку?
– Согласен.
Когда он станет Премьером, он рассчитается с этим дрянным молокососом... Но пока придется принять его условия.
– Договорились. – Левой рукой вытащив из кармана небольшую коробочку, Норберт поднес ее к губам и сказал: – Протон, привет, это Омега. Все в порядке, второй вариант пока отпадает. Скоро приеду.
Повернулся и вышел, не попрощавшись. Папка с копиями материалов осталась у губернатора, он брезгливым жестом бросил ее на журнальный столик.
– А ваш сын, господин Костангериос, тоже отмечен печатью вырождения, – глубокомысленно прищурился Улервак. – Оба, и сын, и дочь, при том, что матери у них разные... Интересно, интересно... – Он энергично потеребил свой подбородок и уставился, не мигая, на губернатора. – Я бы хотел изучить этот феномен. Вы не согласитесь на психиатрическое обследование? Все-таки вы отец этих молодых людей...
– Да вы что, забываетесь?! – осадил Харо Костангериос зарвавшегося профессора. – Если хотите получить дотацию и не хотите, чтоб я прикрыл вашу ... клинику, – забудьте о моей дочери! И обо всех остальных членах моей семьи. Вам ясно?
– Я ведь ученый, я смотрю на вещи с точки зрения науки...
– Вам все ясно? – с нажимом повторил губернатор.
– Ясно, – неохотно сдался психиатр.
– Вот так. И запомните: погром у вас в клинике устроили бандиты! Моя дочь ни при чем. А теперь все пошли отсюда! – Он с нетерпением покосился на бар из полупрозрачного лайколимского стеклодерева, где стояла початая бутылка ликилы.
– Харо, что же теперь будет? – подавленно спросила Лионелла, когда психиатр и телохранители удалились. – Значит, Илси навсегда останется такой, как сейчас?
– Ты тоже убирайся! – взорвался губернатор. – Это ты сказала ей, что я бил ее мать, и теперь она меня ненавидит! Больше ей не от кого было узнать! Все это, – он схватил папку с бумагами и с силой швырнул ей в лицо, – из-за тебя!
Лионелла вскрикнула и попятилась, листки разлетелись по холлу. Если б она посмела открыть рот, губернатор ударил бы ее, но у нее хватило ума ретироваться молча.
Харо Костангериос вытащил из бара бутылку. Он всегда относился к Норберту лучше, чем к Илси, искренне хотел перетянуть его на свою сторону... А тот предал. Горлышко неритмично стучало о край бокала, выточенного из зеленоватого ширмонского хрусталя.
Норберт вышел из машины и несколько минут стоял у подножия оплетающей древнее
