— Не смей произносить при мне это слово! — жестко потребовала мать. — За восемнадцать лет твой отец приходил сюда всего несколько раз.
— Ты могла отказать ему.
— Энтони, он все еще мой муж. И вправе требовать от меня исполнения супружеских обязанностей.
Он посмотрел на ее смущенное лицо:
— Тебе не хочется отказывать ему, не так ли? Черт возьми, ты до сих пор его любишь.
Она пожала плечами:
— Совсем немного. Признаю, я получаю удовольствие от его визитов. Но гораздо больше радуюсь, когда он уходит. Мы с твоим отцом слишком эмоциональная пара. Это хорошо в постели, но не в семейной жизни в целом.
Энтони встал и снова подошел к окну.
— Он знает про Бронуин?
— Нет. Если бы я сказала ему, он забрал бы ее у меня. И я больше никогда не увидела бы ее. Одну дочь я уже потеряла и не собираюсь терять вторую.
Он понимал ее. Жгучая обида, которую он испытывал, когда думал, что пропустил девять лет жизни своей дочери, не шла ни в какое сравнение с постоянной болью матери. Уходя от мужа, она не собиралась бросать детей. Просто не выдержала предательства, совершенного любимым человеком.
— И все-таки я не понимаю, как ты могла впустить его в свою спальню, после того как он поступил с тобой.
— Скажи откровенно, если бы ты сегодня женился, ты смог бы забыть Викторию? И не стал бы вспоминать о том, что происходило между вами? О том, как она прикасалась к тебе? Как целовала?
— Я не считаю возможным обсуждать такие вещи со своей матерью, — отрезал Энтони.
— Но это не помешало тебе допрашивать меня о моей интимной жизни.
— Меткое замечание, — отозвался он. — Впрочем, все это не важно. Я найду жену и буду ей верен.
— А во сне будешь видеть Викторию, — прошептала она.
— Прекрати, — потребовал Энтони. — Разве не ты убеждала меня в том, что женитьба на добропорядочной особе решит все мои проблемы?
— Это было до того, как ты полюбил.
— Я ни разу не произнес слова «любовь». Леди Уайтли рассмеялась:
— Тебе не нужно ничего говорить, Энтони. За время нашей беседы ты столько раз посмотрел на дом Виктории, что я сбилась со счета.
Энтони прикрыл глаза и прижался лбом к оконному стеклу:
— У ее дома стоит экипаж. Мне просто любопытно, кто к ней приехал.
— Присмотрись к экипажу — может быть, узнаешь, чей он.
— Кажется, такой есть у леди Фарли, — нахмурился он. Странно. Откуда здесь взялась Ханна? Виктория не желала, чтобы кто-то знал, кто она и где живет.
— Три дня назад я видела ее сестру, — небрежно сказала мать.
— Сестру леди Фарли? Лили Хэтфилд?
— Да, мы встретились, когда я выбирала портьеры. Она очень повеселела с тех пор, как лечится у нового доктора. Он пришел к выводу, что ей нужно есть больше мяса. Она последовала его совету, окрепла и прекрасно себя чувствует.
Энтони нервно сглотнул и снова взглянул на экипаж. Ханна сказала Николасу, что ее сестра при смерти.
— Энтони, в чем дело?
В эту минуту он увидел Ханну. Она вывела Викторию из дома и практически втолкнула в экипаж.
Проклятие! Именно Ханна — сообщница Харди.
— Викторию похищают.
Глава 24
Ханна оказалась на удивление сильной женщиной, и вырваться из ее цепких рук было совершенно невозможно. Понимая, что помощи ждать неоткуда, Виктория сопротивлялась, как могла. И, хорошенько прицелившись, наступила каблуком на ногу противнице. Однако в ответ получила весьма ощутимый удар локтем под ребра.
— Ты, маленькая дрянь, немедленно полезай в экипаж, или я прикончу тебя, — злобно прошипела Ханна.
— Воля ваша, — язвительно ответила Виктория. — Но тогда вы не получите того, что вам нужно.
О цели похищения можно только гадать, но, по-видимому, Ханна приехала за письмом, которое Сомертон выкрал из кармана Харди. Дверца экипажа открылась, и — о ужас! — Виктория увидела отвратительно ухмыляющегося Харди.
— Может быть, нам нужна только ты сама, — заявил он, схватил ее за руку и рывком втащил в экипаж.
— Отпустите меня! — пронзительно вскрикнула Виктория, падая на пол между сиденьями.
Ханна пинком отодвинула ее в сторону, торопливо забралась внутрь и захлопнула дверцу. Экипаж тронулся с места и покатил в неизвестность, увозя Викторию, прочь от всего, чем она дорожила. Позади остался дом. А в доме — дети. Только они видели, что произошло. Мэгги ушла к мяснику за говядиной для рагу, а у судомойки на кухне слишком много дел, чтобы прислушиваться к посторонним звукам.
В любом случае лежать носом вниз в ногах у Ханны и Харди Виктория не собиралась. И показывать врагам свой испуг — тоже. Она вскарабкалась на сиденье напротив Харди и постаралась придать своему лицу невозмутимое выражение.
У нее на руках имелись кое-какие козыри. Вернее, один козырь, зато весьма внушительный. К счастью, она успела прихватить с собой ридикюль, в котором до сих пор лежал пистолет Сомертона. Вопрос в том, стоит ли сейчас пускать его в ход.
Харди наверняка вооружен. Кучер, возможно, тоже. А Ханна? У дверей дома она угрожала убить Викторию. Скорее всего, это просто фигура речи, но кто знает? Нет, в экипаже стрелять бессмысленно. Остается надеяться на то, что рано или поздно Виктория останется наедине с кем-то из них и сможет использовать единственный заряд пистолета самым эффективным образом. А пока необходимо проявить терпение и попытаться понять, каковы их планы.
— Не соизволит ли кто-нибудь из вас объяснить мне, что происходит? — спросила она.
Ханна посмотрела на нее:
— Мы поговорим об этом позже.
— Когда?
— Когда надо. И где надо, — гаркнул Харди. Ханна повернулась к нему:
— Не орите на нее. Во всем виноваты именно вы, безвольный болван. Если бы вы думали о деле, а не о ней, у нас было бы куда меньше проблем.
— Тут уж ничего не поделаешь, — хрипло отозвался Харди. — Любому известно, как мне нравятся маленькие блондинки. А у нее еще глаза голубые. Я и сейчас едва сдерживаюсь, меня рядом с ней прямо распирает от возбуждения.
— Вы совершеннейшая свинья, — поморщилась Ханна. — И опять думаете вот этим местом, — она брезгливо указала на его вздыбившиеся брюки, — а не головой.
Виктория больше не задавала вопросов и, отвернувшись к окошку, пыталась хоть что-нибудь разглядеть сквозь узкую щель в шторке. Смутные очертания домов указывали на то, что там, снаружи, по- прежнему Лондон.
Когда экипаж, совершив бесчисленное количество поворотов, наконец, остановился, Харди обратился к Виктории:
