Крауч-Энд (сборник)

разные стороны. Они хватали друг друга руками и заливисто хохотали. Дорис заметила, что рука у мальчика изуродована и скрючена, как клешня. И куда только смотрит министерство здравоохранения… Ребятишки заметили, что она на них смотрит, тесно прижались друг к другу и опять рассмеялась.

— Я не знаю, — растерянно проговорила Дорис. Она себя чувствовала полной дурой. И еще ей было немного не по себе. Жара, неизменный ветер, который дул так неестественно ровно, без порывов и затуханий, странный, словно нарисованный свет…

— А в котором часу это было, примерно? — вдруг спросил Фарнхэм.

— Я не знаю, — испуганно проговорила Дорис. Неожиданный вопрос констебля перебил ее горестный речитатив, так что она даже не сразу сообразила, о чем ее спрашивают. — Часов в шесть, наверное. Может быть, в двадцать минут седьмого.

— Ясно. Продолжайте, пожалуйста, — сказал Фарнхэм, который прекрасно знал, что в конце августа закаты в Лондоне начинаются как минимум в восьмом часу. Если не позже.

* * *

— Так, это что же получается? — проговорил Лонни, оглядываясь по сторонам с таким напряженным видом, как будто хотел силой своего праведного раздражения вернуть на место исчезнувшее такси. — Он что, просто взял и уехал?

— Может быть, он подумал… ну, когда ты поднял руку. — Дорис изобразила тот знак «все о'кей», который Лонни показывал ей из телефонной будки. — Может быть, он подумал, что ты его отпускаешь… вроде махнул рукой.

— Мне пришлось бы долго руками махать, чтобы он уехал с почти трояком на счетчике, — фыркнул Лонни и подошел к краю проезжей части. Двое малышей на той стороне Крауч-Энд-роуд продолжали хихикать.

— Эй, ребята! — окликнул их Лонни.

— Вы американец, сэр? — спросил мальчик с клешней вместо руки.

— Да, — сказал Лонни и улыбнулся. — Вот тут стояло такси, буквально пару минут назад. Вы не видели, куда оно уехало?

Ребятишки как будто задумались. Девочка вышла к краю тротуара, сложила ладошки рупором и, по- прежнему улыбаясь, она прокричала им через улицу — через рупор из грязных ладошек и через свою по- детски невинную улыбку:

— Вот и угребывай в свою Америку!

У Лонни отвисла челюсть.

— Сэр! Сэр! Сэр! — пронзительно завопил мальчик, бешено размахивая своей безобразной клешней. А потом они оба развернулись и бросились бежать. Буквально через пару секунд они завернули за угол и скрылись из виду, и только эхо их звонкого смеха еще задержалось на улице.

Лонни ошалело взглянул на Дорис.

— Похоже, что здесь, в Крауч-Энде, некоторые ребятишки не особенно жалуют американцев, — выдавил он.

Дорис нервно огляделась по сторонам.

Похоже, больше на улице не было никого.

Лонни приобнял ее за талию.

— Ну что, малышка. Похоже, придется нам топать пешком.

— Мне что-то не хочется топать пешком, если честно. А то вдруг эти мелкие побежали за старшими братьями. — Дорис рассмеялась, чтобы показать, что она пошутила, но смех получился каким-то натянутым. Ей очень не нравился этот вечер, навевающий странное ощущение выпадения из реальности. Лучше бы они с Лонни остались в отеле, право слово.

— Но, похоже, у нас нет выбора, — сказал он. — Что-то здесь не наблюдается свободных такси.

— Лонни, почему он нас бросил, таксист? Он казался таким милым.

— Понятия не имею. Но Джон очень подробно мне все объяснил. Он живет на Брасс-Энд. Это такой маленький тупичок на пять-шесть домов. И Джон говорит, его нет на схеме городских улиц. — Продолжая говорить, Лонни повел Дорис по Крауч-Энд-роуд. Прочь от телефонной будки, от ресторанчика, где продавали навынос карри и от того пяточка пустоты, где раньше стояло такси. — Нам надо будет свернуть направо на Хиллфилд-авеню, потом через полквартала свернуть налево, и первый правый поворот… или левый?.. в общем, нам надо на Петри-стрит. И там — второй поворот налево. Это и будет Брасс-Энд.

— И как ты все это запомнил?

— С трудом, — сказал он с таким потешным видом, что она поневоле рассмеялась. Лонни умел поднять ей настроение. Была у него такая замечательная способность.

На стене в коридоре висела подробная карта Крауч-Энда, где было значительно больше деталей, чем в справочнике «Как проехать по улицам Лондона». Фарнхэм встал перед ней, сунув руки в карманы, и принялся очень внимательно ее изучать. Сейчас в здании было тихо. Веттер еще не вернулся со своей прогулки, предпринятой с целью проветривания мозгов — будем надеяться, ему таки выдует из головы всю эту бредовую чертовщину, — а Реймонд, наверное, уже давно разобрался с той пакистанкой, у которой украли сумку.

Фарнхэм ткнул пальцем в то место на карте, где таксист скорее всего высадил эту американку с ее разлюбезным мужем (если, конечно, ей можно верить, в чем Фарнхэм искренне сомневался). Дорога до дома их друга казалась донельзя простой. Свернуть с Крауч-Энд-роуд на Хиллфилд-авеню, потом — налево по Виккерс-лейн, и снова налево на Петри-стрит. На Брасс-Энд, крохотном ответвлении от Петри, было от силы шесть — восемь домов. Короткий такой тупичок. Идти где-то с милю, не больше. Это кем же надо быть, чтобы там заблудиться?! Да будь ты хоть дважды американец…

— Реймонд! — окликнул он. — Ты еще здесь?

Вошел сержант Реймонд. Он собирался на патрулирование и надевал на ходу штормовку.

— Уже убегаю, моя красавица.

— Перестань, может быть, — сказал Фарнхэм, но все равно вымученно улыбнулся. Реймонда он побаивался. Стоило только взглянуть на эту мрачную гориллу со зверской рожей, как сразу же становилось ясно: он стоит слишком близко к черте, что отделяет хороших парней от мерзавцев. На лице у Реймонда красовался толстый белый шрам, вернее даже рубец, похожий на перекрученную веревку — от левого уголка рта и почти до самого кадыка. Сам сержант утверждал, что это один бесноватый карманник пытался перерезать ему горло осколком разбитой бутылки. Поэтому, мол, он и ломает им пальцы. Но Фарнхэм даже не сомневался, что это вранье. Просто Реймонду нравилось, как трещат кости, когда их ломают.

— Не угостишь сигареткой? — спросил Реймонд.

Фарнхэм со вздохом протянул ему пачку. Пока Реймонд прикуривал, он спросил:

— Слушай, а на Крауч-Энд-роуд есть магазин, где продают карри?

— Я такого не знаю, мой птенчик, — сказал Реймонд.

— Так я и думал.

— Какие проблемы, малыш?

— Никаких, — может быть, чуть резковато ответил Фарнхэм, вспомнив растрепанные волосы и остекленевшие глаза Дорис Фриман.

Дорис и Лонни Фриман дошли почти до конца Крауч-Энд-роуд и там свернули на Хиллфилд-авеню, застроенную очень стильными, даже можно сказать, впечатляющими домами, — но Дорис почему-то подумала, что это всего лишь фасады, красивые оболочки, вероятно, разрезанные изнутри на квартиры и комнаты с холодной хирургической точностью.

— Пока все в порядке, — заметил Лонни.

— Да… — начала было Дорис и осеклась, потому что откуда-то сбоку послышался слабый стон.

Они оба встали как вкопанные. Стон доносился справа, из маленького дворика, обнесенного высокой живой изгородью. Лонни направился было в ту сторону, но Дорис схватила его за руку:

— Лонни, не надо!

— Что значит, не надо? — удивился он. — Кому-то плохо.