преклоняющийся. Он принадлежал мне, и даже все, кто жил в нем. Я еще никогда не знала такой свободы и безграничной силы, разрывающей изнутри. Вдыхая ночной воздух, и чувствуя, как из тела уходит всякое напряжение. Только теперь ко мне пришло понимание, болезнь была не во мне, а в комнате, в той жизни, которая так угнетала все это время. Она всегда держалась рядом, медленно убивая меня. Я обернулась, лениво осматривая свою клетку, испуганно осознавая, что в тело возвращается прежняя болезненная дрожь. Пути назад не было. Разве кто-то мог выжить в четырех стенах? Каждый день меняя одну коробку на другую? Я практически видела, как горят мосты, соединяющие меня с прошлым — сначала медленно тлея, а потом переходя в стену огня, яростную и непроницаемую.
Что осталось позади? Семья? Я не помнила, что это могло значить для меня. Друзья? Они никогда ими не являлись. Вещи? Они не имели значения. Двадцать лет жизни? В них было еще меньше смысла и необходимости, чем в окружавших меня безделушках. Сердце на миг замерло, сдавливаемое сомнениями. Что изменит мое решение? Кто-то будет сожалеть? Тосковать? Я представила пустую комнату, в которой никогда меня не было. Жалкое зрелище. Вот только это казалось правдой — ни одна из этих вещей никогда не расскажет о своем хозяине. Никаких воспоминаний. Пустота.
Я обернулась к городу. Он ждал только меня, поблескивая вдалеке крошечными огнями. Эта жажда всегда жила внутри, тихо нашептывая мне на ухо, каждый раз, когда мой взгляд падал на мирно спящие улицы. Теперь это был не шепот, а настоящий крик. Я принадлежала этому городу, а он мне. Всего один шаг, все внутри требовало полета, жаждало почувствовать потоки ветра, бьющие в лицо, играющие с тонкой одеждой. У меня появились крылья, он дал их мне. Я снова была голодна, но здесь от этого не находилось спасения. Мне следовало уйти.
Мои руки сжались когтями на оконной раме, спина выгнулась, подготавливая тело к прыжку. Я трусливо бежала, подальше от боли и проблем. Туда, где никто и никогда не осудит. В новый мир. В абсолютную темноту.
Часть вторая
Зверь
Я кричала, вырываясь из чьих-то крепких объятий. От моего воя закладывало уши, от моих резких движений человека кидало из стороны в сторону, но он не отпускал. Его руки еще сильнее сдавливали мою фигуру, оттаскивая от открытого окна, обратно, в губительную духоту и замкнутость. Я хотела причинить ему боль, разорвать на часть за то, что меня вновь запирали в клетке, бросая на цепь.
Окно закрылось с оглушающим грохотом, от которого мое сердце начинает кровоточить. Ветер в отчаяние бьется о стекло, не способный проникнуть внутрь. Они разделили меня с городом, оставив нас страдать в одиночестве.
Меня укладывают в кровать, укрывая толстым одеялом, но я скидываю его прочь, требуя свободы. Мои запястья и щиколотки сдавливают тугие веревки, обездвиживая, превращая в жертву, словно готовя к распятию. Я начинаю понимать, что мои стоны и плач невыносимы для них, они корчатся, закрывают уши, но не отступают. В конце, мне совсем не удается пошевелиться, от этого мой крик становится еще громче.
— Нужно звонить врачу, — голос тихий и нерешительный.
— Ты ее видела? Да они заберут ее в психушку, не задумываясь, нам нужно ждать. Просто ждать, — отвечает ей мужчина, опасливо отходя в сторону.
— Ну, ей же больно. — Да, именно так, я пылаю, корчась в адском огне. Все этот проклятый свет.
— Это просто лихорадка. Попроси соседку вколоть ей успокоительное.
— Сейчас два часа ночи! Как на нас посмотрят? — женщина нервно ходит по комнате, из ее горла вырываются приглушенные всхлипы.
— Хочешь стоять и смотреть на это? Пожалуйста. Я иду спать. — Его шаги ударами пульсируют в моем воспаленном мозгу.
Неожиданно перед глазами разрастается яркая вспышка, словно засвеченная кинопленка —
Наконец в комнате гаснет свет, и я затихаю, часто дыша и ерзая на кровати. Путы трещат, но только сильнее врезают в кожу. Женщина все еще здесь — заколдованной статуей сидит в углу, наблюдая за моими мучениями. Возможно, ей это нравится.
— Доченька… — этот звонкий голос раздражает, в нем слишком много мольбы, которую не любит мой зверь. — Мила…
Я дергаю проклятые веревки, пытаясь освободиться, чувствуя, что они не выдержат долго, а мои силы наоборот начинают расти. Они слишком глупы, полагая, что этим можно удержать меня. Больше нет.
Мои когти впиваются в ткань, по ниточке распуская ее, так будет даже быстрее. Нужно начинать с малого. В комнате слышится только бешеный стук сердца, не мой. Женщина встает, подходя ближе и всматриваясь в мое лицо. Я не отвожу взгляда. Ее глаза как два маленьких озера, вода в которых расходится по кругу осторожными всполохами. Там полно эмоций, но нет ничего ценного. Она слаба, создана, чтобы подчиняться.
Вспыхивает свет, заставляя меня зашипеть и зажмуриться.
— Ты что делаешь? — Мужчина оттаскивает ее от моей кровати, отвешивая женщине пощечину, чтобы привести в чувство. — Спятила?
— Я… я… не знаю, как это вышло.
Он подходит ко мне, осматривая, надежны ли веревки. Я смотрю в его глаза, пытаясь вновь проделать тот же трюк. Но мешает свет, словно лишивший меня прежней силы.
— Не смотри ей в глаза, — доносится женский шепот, смешанный с хрипловатым плачем. — Не смотри ей в глаза.
Мужчина замирает и оборачивается к ней, а потом возвращается ко мне. Я снова сосредотачиваюсь на его глазах, видя два прозрачно-голубых озера, в них меньше эмоций, но слишком много странных рамок, сковывающих каждую мысль. С ним сложнее. Он словно что-то чувствует, резко отводя взгляд в сторону.
— Что с ней? — его голос ломается, превращаясь в жалкий хрип. Мужчина дернулся, буквально отлетев к противоположной стене. — Нужно крепче связать ее.
— Она наша дочь!
— Лучше сходи, проверь как Антоша.
Женщина сомневалась, но все же кивнула, практически бегом покидая комнату, оставляя нас один на один. Мужчина приносит бельевую веревку и начинает примеряться, как удобнее связать мои руки. Я вижу, как дрожат его пальцы, слышу участившийся стук сердца. Он боится меня. Это правильно.
Его руки поудобнее перехватывают веревку, наклоняясь все ближе. Меня опаляет жаром его тела. Я могу видеть, как по его венам бурлит кровь. Ее запах щекочет ноздри, из моего горла вырывается рык. Еще сантиметр и его запястья оказались напротив моего рта. Клыки удлинились, усиливая давление на нижнюю губу. Я выгнулась, одним рывком, бросаясь на его руку. Слишком хорошая реакция. Мои зубы клацнули в воздухе, только слегка оцарапав тонкую кожу. Мужчина закричал, отпрыгнув назад. Я завыла в ответ от обиды.
В комнату вбежала женщина, испуганно бросая взгляд то на меня, то на него.
— Она пыталась меня укусить! — Его глаза расширились в ужасе, когда он, хватаясь за запястье, кружился по комнате. — У нее клыки! Черт возьми, адское отродье! У нее клыки! Ты видела это?
— Миш, хватит. Ты с ума сошел?
