— Но мы спасем мою дочь?
— Несомненно, но нужно время. Демон вцепился в нее своими адскими клещами. Ты же видишь, как она страдает. Мы продолжим завтра. Я должен подготовиться.
— Хорошо, — кивнул мужчина, тоже выглядевший уставшим. — Я готов на все, чтобы спасти дочь.
— Твоя вера сильна, не позволяй ей пошатнуться. Мы справимся, но ты должен поговорить со своею женой, она не достаточно верит в Господа нашего. Это губительно для вашей дочери. Этот дом должен быть божественным убежищем в этом аду.
Старик медленно поднялся, задев тяжелую штору, и впустив в комнату тонкий острый луч света, резанувший меня по ноге. Я дернулась, стиснув зубы, из глаз брызнули слезы. Пожилой мужчина замер, изучая мою реакцию, а потом убрал тяжелый том с груди, забирая его вместе с крестом.
— Мы добились неплохих результатов, — кивнул он, отходя в сторону. — Главное, не теряй веры.
Я осталась совершенно одна, опасливо смотря, как оконный проем становится все светлее, а шторы с трудом сдерживают солнечные лучи. Комната наполнилась неприятным желтоватым сиянием, а температура воздуха резко подскочила. Я чувствовала себя так, словно меня посадили в духовку, решив запечь до румяной корочки. Не хватало только открыть окно и включить гриль на полную мощность. Моего зверя оставили в покое, но надолго ли? Что им мешало отдернуть штору и зажарить меня до черных угольков? Солнце могло убить, и этот факт заставлял еще сильнее дергать веревки. Они отвечали мне, врезаясь в кожу.
— Я хочу посмотреть на нее, — донесся из соседнего помещения женский голос. — Что вы с ней сделали?
— Ничего, что могло навредить ей. Ты не представляешь, как это было — она кричала, рычала, извивалась, пыталась укусить меня. Она шипела, когда он касался ее распятьем.
— Я хочу присутствовать при ритуале.
— Нет, Оля. Ты этого не выдержишь. Лучше оставайся с Антошей. Я сам займусь этим. Здесь нужна непоколебимая вера.
— Я схожу к ней, — женщина стала приближаться, но остановилась в паре шагов от двери.
— Нет. Отчитка была утомительной, нам всем нужно отдохнуть. Пойми, в ней демон, он соблазнит тебя, запутает. Потерпи, пока ей станет легче.
Жарко. Моя кровь закипает, а дыхание учащается до коротких всхлипов. Меня радует только то, что я нахожусь здесь, пусть и привязанная к кровати, а не снаружи, под палящим солнцем. Шум улицы нервирует, но я не могу абстрагироваться от него, звуки голосов, громких сигналов, проникли под кожу, вынуждая тело вибрировать. В квартире же, наоборот, царит полная тишина. Они заперли меня, закрыв дверь на ключ, а потом еще и заколотив ее. Рядом билось только одно сердце, женщины, прячущейся в дальней комнате, и периодически подходящей ближе, чтобы послушать, что твориться здесь.
Я вела себя тихо, надеясь, что этого они и хотят. Мне нужно было переждать день, когда тело вновь обретет прежнюю силу. Но с вечерней прохладой вернется старик, что-то внутри знало об этом наверняка. Я должна была спастись, освободиться от веревок. Времени осталось слишком мало.
Я с трудом сдерживалась, чтобы не завыть от бессилия. Путы на ногах слегка ослабли, но на запястьях только переплелись сильнее. Время бежало слишком быстро и мне не удавалось уложиться в его рамки. Я проигрывала. Нужно было всего лишь освободить одну руку, но солнце делало меня такой беспомощной, действуя как транквилизатор. Только сейчас разум стал соображать яснее, когда желтый диск обагрился красным, медленно падая за горизонт.
Отчаяние затопило меня, делая абсолютно безумной. Зверь проснулся, диктуя правила игры. Он больше не мог сносить этот плен, и его не волновала цена свободы. Я подтянулась выше, зубами пытаясь разгрызть веревку. Клыки царапали ее, но не перекусывали. Могла уйти целая вечность на эти перемотанные слои. Доля секунды истратилась на раздумье, и я зарычала, впиваясь зубами в запястье. Резкая боль пронзила руку, а рот наполнился теплой тягучей жидкостью. Моя кровь была хуже его, но все равно утоляла голод. Я отстранилась, сглатывая. Она приносила лишь иллюзию покоя, пустышка, не способная меня обмануть. Вкус оставлял желать лучшего, не искрясь на языке.
Кровь медленно стекала по моим рукам, капая на подушку, волосы, лоб. Она пропитала веревки, и, дернув, я почувствовала, что они готовы поддаться. Можно было не перегрызать запястья, чтобы выбраться. Мне оставалось только сильнее смочить всю руку, и она довольно свободно заскользила в путах. Я укусила еще раз, ловя на язык крупные капли. Запястье стало влажным, а веревки слегка разбухли, уменьшив свой захват.
Рука плавно скользила из стороны в сторону. Мне пришлось сильно сжать ладонь, практически вывихнув большой палец, чтобы протиснуться через узкое пространство. Шероховатая поверхность веревки все же царапала кожу, но это было ничто по сравнению с результатом. Моя правая рука оказалась свободна. Я застонала от облегчения. Еще пара секунд и меня больше ничего не держало, а сероватые нитки клубком валялись на кровати, контрастируя с пропитанным кровью покрывалом.
Я подошла к окну, практически ощущая идущий от него жар. Пусть солнце и клонилось к закату, но все еще было довольно опасным. Этот примитивный животный страх пожирал меня изнутри, словно неандерталец, поклоняющийся огненному шару.
Тишина дрогнула и рассыпалась по полу осколками. Я слышала шаги мужчины, чувствовала его запах, смесь пота и дешевого одеколона, знала, что он возвращается, чтобы продолжить свои пытки.
Солнце еще не зашло, но что-то подсказывало мне, осталось совсем чуть-чуть. Меньше часа. Я не могла ждать. Я хотела уйти, выбраться из этой гробницы, почувствовать ветер на своей коже, вновь вдохнуть свежий ночной аромат.
Шаги стали ближе, тяжелые и шаркающие. Он не торопился, словно раздумывая, а не повернуть ли назад. Мужчина тоже боялся? Я могла убить его, эта мысль оказалась такой простой и ясной, что вызвала улыбку. Но их было двое, а мне только предстояло научиться жить со своим зверем. Я могла проиграть и вновь оказаться в плену. Мой зверь сомневался, решив на этот раз отступить. Впереди было достаточно шансов и возможностей.
Я сдернула одеяло, не обращая внимания на несколько капель крови на нем, и завернулась как в кокон, подойдя к окну. Меня не волновало количество этажей, только солнечный свет. Лишь он был опасен.
Мужчина уже вошел в квартиру, что-то говоря женщине. Время настало. Промедление подобно смерти. Я распахнула окно, чувствуя, как оранжево-лиловый свет проник в комнату, а затем встала на подоконник. Слой ткани защищал от острых лучей, но сердце все равно забилось чаще от такой близости солнца. Мой взгляд скользнул вниз, но страха не было, только странное умиротворение. Голоса стали ближе, приближаясь. Шаг. Полет.
Я знала, что солнце уже скрылось за горизонтом. Страх прошел, оставляя в теле звенящее возбуждение, ожидание стало невыносимым. Подвал оказался сырым и мрачным, еще хуже моей прежней комнаты, но здесь не было сомнений, что солнце меня не получит. Я слышала, как на бетонный пол капает вода, как шебаршиться крысы, так близко, что мои нервы звенели натянутой струной. Склеп, вот что это напоминало.
Мне надоел этот запах сырости, словно удушливый газ, проникший в легкие. Я встала, собираясь выйти из убежища в ночную прохладу, когда услышала голоса. Пьяные, бессвязные, но такие громкие, что их эхо несколько раз отскочило от мрачных стен. Двое парней и девушка, молодые, полные свежей горячей крови. Они сами шли ко мне, жалкие овцы.
Девушка плакала, противясь каждому движению, цепляясь носками туфель за рыхлую сырую землю. Двое других тащили ее под руки, над чем-то громко смеясь. Я же спряталась в тени, выжидая. Они бросили ее на пол, закрыв за собою подвальную дверь и щелкнув хлипкий выключатель, освещая помещение
