картофельным пюре.
Кроме нас, посетителей не оказалось. Мы сидели в нише на обтянутом винилом диванчике с высокой спинкой. В центре столика стояла свеча, а точнее говоря — репеллент против москитов в форме свечи.
Думается, владелец не ждал, что кто-нибудь закажет еду. Он навязал нам два пива, которое мы сочли себя обязанными заказать, хотя вовсе не хотели.
Лойс встала и пошла в туалет, однако сумочку оставила на столике. Из нее торчало письмо поручителя. Я взял его и прочел условия выплаты. Чтобы меня выпустили под залог, Лойс пожертвовала своим полисом страхования жизни.
Мне стало трудно дышать. Я положил письмо назад в ее сумочку.
Вернувшись к столику, Лойс заговорила первая. Она глядела на сумочку, будто знала, что я просмотрел письмо, и сказала:
— У меня в Канаде брат, уехал туда от призыва. Влюбился и женился, и теперь у него трое детей.
— Канада… на электрический стул меня ведь не посадят, Лойс. Господи, да что, по-твоему, тут происходит? — Я наклонился вперед. — Что я, по-твоему, сделал?
— Просто предлагаю тебе альтернативу.
Я попытался взять ее руки в свои, но она их отдернула.
— Я ценю все, что ты для меня сделала.
Лойс сказала холодно:
— Не стоит благодарности. — Она глядела на жалкую обстановку бара. Ни единой лампочки больше сорока ватт, если не считать слепящего зарева из кухни.
Курица внутри до конца не оттаяла. На языке я ощутил сначала жар, а затем, когда вгрызся в нее, — холод. Порция Лойс оказалась не лучше моей. Она встала и сказала пару теплых слов хозяину, а он ушел в заднее помещение. Я услышал, как он орет.
Я сказал:
— Не думаю, что это на самом деле ресторан.
Лойс повысила голос:
— На вывеске значится именно так.
— Ты права.
Нам снова принесли кур. Тех же самых. Передо мной поставили курицу Лойс, а перед ней мою, но хозяину я ничего говорить не стал.
— Отличная курица. — Я посмотрел на Лойс. — Если учесть, что в последний раз еду мне подавали в тюремной камере.
Глава 33
Вечером мне позвонил шеф. Он позвонил в дом Лойс, где я находился. Трубку взяла Лойс. Я попытался выхватить ее, попытался произнести только губами: «Кто это?» Но Лойс сказала очень громко:
— Это шеф.
Шеф сказал:
— Ты в административном отпуске до новых распоряжений.
— А что, собственно, такое «административный отпуск»?
— Мы платим тебе, чтобы ты не работал.
— Звучит привлекательно.
— Я хочу, чтобы ты сдал свой значок и пистолет.
— Шеф, прошу вас, нет ли возможности нам встретиться и просто поговорить?
— Думаю, мне нечего тебе сказать.
Я заорал:
— Ты от меня не отгораживайся, сукин ты сын, ты слышишь?
Мягкий щелчок: шеф положил трубку.
Дырочка, которую моя пуля пробила в трейлере мэра, светилась, когда я поднялся по его металлическим ступенькам. Мэр посмотрел на меня и сказал сурово:
— Надеюсь, на этот раз ты без пистолета? — И просиял своей запатентованной улыбкой.
Я последовал его примеру и улыбнулся.
— Да, — сказал я. — Полагаю, вы слышали, что я был обвинен в вымогательстве и обмане страховой компании? — Я перевел дух. — Не знаю, где все пошло наперекосяк. Это я про собственную жизнь.
— Адвокат у тебя хороший?
Я кивнул.
— Мы с тобой, Лоренс. Я хочу, чтобы ты это знал.
— Отлично. Вас еще могут вызвать свидетелем по этому делу, — заметил я.
— Надеюсь, это не скрытая угроза?
— Я просто хочу, чтобы вы мне помогли.
Он покачал головой.
— Знаешь, что я нахожу наиболее пугающим, Лоренс, наиболее символичным в твоем… скажем, твоем нервном срыве? Это то, как ты убил свою собаку. — Мэр наклонился вперед. — Бейнс выяснил, что на тебя имеется минимум шесть жалоб в связи с тем, как пес лаял в твоем подвале. Это факт. Ты мучил его. Ты хотел от него избавиться, разве нет? Я думал, тот случай, когда ты грозил своей жене пистолетом, был единичным, но, видимо, ошибался. Неверно судил о тебе.
Я почувствовал, как горло у меня сжимается.
— Так вот что вы намерены сказать, если вам придется давать показания?
— Я просто говорю, как все это представляется мне. Ты ненадежный человек. Погляди, что ты уже натворил, — стрелял в меня.
— Вы сукин сын, вам это известно, мэр?
Мэр откинулся, порылся в своем столе, затем поднял пистолет и направил ствол на меня. Левая сторона лица у него подергивалась.
— Простая самооборона, вот что я скажу. Все складывается одно к одному: твои финансовые трудности, не платишь алименты, обращаешься к моей жене за советом, хочешь продать дом, обнаруживаешь, что тебе необходим исходный наличный капитал, таинственный пожар в твоей хижине. С меня хватит быть твоим заложником.
Я увидел, как его палец сгибается на спусковом крючке, но каким-то образом сумел сказать с холодной решимостью:
— На мне микрофон, мэр. Мой адвокат все устроил. — Я начал было задирать рубашку, как они делают в кино, но остановился. Мэр все еще держал пистолет, но теперь он смотрел мимо меня, будто кто-то мог вот-вот ворваться в трейлер. Затем он опять перевел взгляд на меня и опустил пистолет. Я продолжал: — Мой адвокат проверил справку о продаже и регистрации машины, которую купил у вас Эрл. Вы продали ее ему за сущие гроши. Вы всегда продаете машины за гроши или Эрл взял вас за горло?
Мне пришлось повторить вопрос.
Мэр уставился на мою грудную клетку. Его глаза моргали, затем он поглядел мне прямо в глаза.
— Кайл Джонсон был исключительным юношей, я хотел сделать что-то для него, для его семьи, когда он так содействовал будущему города, принося нам победу за победой. — В голосе мэра не было обычной безоговорочной авторитетности. Ведь он едва-едва не убил меня. Он поглядел на стенку с фотографиями «Маленькой Лиги» и указал на них. — Твой вон там. Все эти годы я поддерживал ребят с честолюбивыми мечтами. Я покупал пирожки и шоколадки у девочек-скаутов. Я вкладывал обратно то, что получал от города. Я продавал машины без аванса и с минимальной наценкой. Ребята могли поехать на первое любовное свидание, на киносеанс под открытым небом, держаться за руку, поцеловаться впервые в
