это деньги, которых Зеерсону не должно быть жаль на хорошие дела. Но самому никаких ветеранов и врачей с воспитателями искать не надо, тем более ехать в деревню за Интернетом. Достаточно «занести» комиссарам, а там определят, где нужнее.
Первый комиссар принимал в своем кабинете среди оргтехники и под портретами президента, премьера и одного человека. Предложил кофе и отвечал на звонки по мобильному. Второй — на диванах в переговорной (попросил не соединять), с зеленым чаем и конфетными вазочками. Портрет там был единственный — один человек, широко улыбающийся, на просторах областного ландшафта.
Разговор между тем получился совершенно одинаковым.
— В депутаты собрался? А чего, дело нужное. Давно к тебе присматриваемся (в этом месте оба комиссара покосились на портрет одного человека, чтобы стало понятно — с кем вместе присматривались). Сами предложить хотели, ждали, пока созреешь… Лучше с муниципальных, конечно, начинать, но и тебе три года тоже терять неправильно, раз загорелся. Обстановка сложная. Мне вон аналитику принесли, оппозиция аж выпрыгивает со своими криминальными спонсорами. Никаких денег не жалеют, чтоб пилить потом бюджет дефицитный… У тебя как с ними, Семеныч?
— Никак… Так, здоров-привет.
— Что-то неделю назад аж два часа и семнадцать минут здоровался с… (прозвучала кликуха одного из влиятельных). В ресторане «Старый Баку», в летнике.
— Да по бизнесу, — повинился Зеерсон. — Они Савватеевский песчаный карьер взяли за долги, зовут в долю…
— Не надо тебе этого. Ни карьера, ни доли… Ты человек наш, местный, всю жизнь, еще с СССР, на стройке. Свой бизнес имеешь, с бюджетными деньгами работаешь. Тут аккуратнее… Кстати, по последнему году и прибыль, Семеныч, неплохая у тебя. А у нас партийные проекты — сам знаешь — благоустройство районов, помощь ветеранам и т. д.
— Знаю, знаю, — понял намек Зеерсон и засуетился рукой в портфеле.
— Это да. Это конечно. Для первого раза, чтобы было понятно — наш человек. А вот выборы пойдут — опять без тебя никак. Агитаторы от двери к двери, медийка, билборды, комиссии, наблюдатели. Мероприятия, концерты ко Дню губернии. Юбилей ветеринарной академии. Николай Баксов приедет и Жасминова-Семендуева. Сатирики, юмористы…
А расклад, Семеныч, такой. В партийный список ты не успеваешь. Там уже шесть человек на место, несут и несут. К тому же, извини, список еще заслужить надо. К бабке не ходи… И к губернатору не ходи — кинет всенепременно. С такими, как он, друзьями и оппозиции не надо. Сельский округ тоже не советую. Там кой-где избраться, конечно, полегче, вон судьи областного племяш в Малининском районе на прошлых выборах всего за лимон взял восемьдесят процентов. Но ты же сам себя уважать перестанешь, да и разошлись уже сельские по старым партийцам. А вот в городе есть еще места, есть… Где тут бумага у нас? Без очков не вижу… Ага, вот — Пролетарский район, N-ский округ. Там тебе и борьба, и опыт, и, как его, адреналин. Там победа трех сельских дороже. Соглашайся и начинай работать. Поддержим.
— А с мэром согласовано? — спросил Зеерсон, знавший, что мэр города, спортсмен, автогонщик и стремительно растущий политик, полагает Пролетарский, откуда вышел и состоялся в самые трудные годы, прочно своим.
При упоминании о мэре оба комиссара чуть перекосились, первый на правую сторону, второй на левую.
— А что мэр? Все в единой команде (быстрый взгляд на портрет одного человека). Мэр парень, конечно, амбициозный, да и накручивают его разные там версиями своими… Но куда денется с подводной лодки. А захочет поиграть — остановим. Не остановится — у нас всегда есть красная федеральная кнопка.
Тут оба комиссара снова бросили взгляды, первый — под стол, второй — под столик, видимо, проверяя, на месте ли кнопка.
Красная федеральная кнопка Зеерсона укрепила окончательно. Он решился. Он устроил корпоратив в «Старом Баку», заставив коллектив выпивать за победу. Он взялся рисовать выборную смету. Он захотел видеть обещанных Натаном политтехнологов с пиарщиками, и тот прислал их во множестве.
Смотрины заняли несколько дней, обогатив Зеерсона явно излишней, совершенно Экклезиастовой премудростью. Новый мир раскрылся перед ним неожиданным и не лучшим своим космосом — как будто на одной из версий канала «Дискавери» собрали все самое отвратительное из жизни беспозвоночных и позвоночных, включая приматов. А бедный Григорий Семенович вынужден всё это не только, не отрываясь, смотреть, но и осмысливать.
Электоральных дел мастера напоминали сразу многих домашних животных в момент одичания. Спаниелей в охотничьем азарте. Мартовских и валериановых котов. Голубей на размоченном хлебном крошеве. Бассетхаундов, таскающих по асфальту вислые муды былых триумфов. Дворняг, ищущих и обретающих вожака. Колхозников, наизусть знающих все дома с самогоном — где поставили, а где уже сварили…
Но это полбеды.
Зеерсон неплохо знал две людские породы — человека на стройке, от разнорабочего (цемент- раствор, майна-вира) до прораба, и, конечно, серьезных мужиков из конкурирующих кланов — даже такой оригинал, как Лева Висной, был от начала до конца предсказуем, как и его «бля».
Понятны были карьерные чиновники — в диапазоне от явных алкоголиков до скрытых извращенцев с общим коррупционным знаменателем. И прозрачной системой сигналов, от всех этих белковых тел исходивших.
Но тут каждый явившийся на встречу специалист фонил неожиданно и страшновато. Пороки, жившие в этих людях, тихо шелестели и заплетались, как клубок совокупляющихся змей. Привычный набор — алчность, пьянство, жадность и необязательность — в этом научно-популярном порно воспринимался как возможность отдохнуть глазу и успокоить душу.
Именно поэтому Зеерсон, переев лишних знаний и ощутив приближение тошноты, определил в руководители своей кампании политтехнолога Сергея Насекомых с его прочной славой человека прямого и запойного. Впрочем, Зеерсону объяснили, что на время кампаний у Сереги ни-ни, мораторий, а вот как выиграет, тогда да… На стакан присаживается не по-детски. Неделя, две… Иногда до откачки. Зато, как многие алкоголики, между циклами Сергей Насекомых суров, рационален и пунктуален. Даже по-своему порядочен. К тому же непревзойденный во всем федеральном полпредстве мастер чернухи и свинцовых предвыборных мерзостей. Покруче Геббельса и Доренко.
Уровень способности Сергея к мерзостям Зеерсон оценил сразу, при первой же их, определявшей стратегию, беседе.
Насекомых развалился в кресле напротив, неумело раскуривая сигару. Сигары стали модными с легкой руки одного из влиятельных в узком их кругу; Зеерсону при последней встрече законодатель сигарной моды тоже предлагал, и воспоминание это было Григорию Семеновичу неприятно.
— Григорь Семеныч, — начал Насекомых. — Вел я тут одного в Подмосковье. При бабках больших, народный такой типаж, и вдруг — голубой. Мне-то что за проблема, я не гомофоб. Но в нечерноземной России избрать гея — абсолютно нереально. Он, хоть и не открытый голубец, но слухи клубились, да и присмотреться к кандидату — точно всё не так, мутно у дядьки с сексом. А конкурент уже листовки заготовил — коллажик такой, стоит наш мальчик, голый, в чем мать в детдом отдала, а рядом — два негра вооот с такими инструментами… Типографию-то мы закрыли, но мозги людям не арестуешь. Что я делаю? Записываем передачу «Когда все дома», с обаятельным ведущим, за пятнадцать штук всего договорились, и показываем по первому каналу в кругу семьи — у нашего жена была, позабыта, заброшена, в доме за городом, с дочкой… Но жена — женой, у Бори Моисеева, может, тоже жена, да и у Армани подруги. Дальше, конечно, подороже. Привожу во Дворец спорта, семь тыщ мест, «Виагру», со всеми ее жопами и сиськами, подарок городу. «Виагра» эта ночует в люксах, типа не успели уехать из-за ажиотажа. А на следующий день во всей желтухе — заголовочки вроде «Леонид — Брежневу» (кандидата Леонид звали). Или «Брежневский застой эрекции». Снимки папарацци. Дескать, у молодого олигарха роман с солисткой «Виагры». Когда без всякой виагры наш Ромео ночью лезет на балкон отеля, в зубах — тысяча евро и одна роза, дело к свадьбе, бракосочетание после успешных выборов… Итог — наши пятьдесят шесть процентов, конкурент-натурал нервно п
