нефтяном регионе…
— Ты к чему это, Сергей? — перебил Зеерсон.
— К тому, Григорь Семеныч, что есть у меня к вам маленький, но на самом-то деле очень большой вопрос. На лице у вас ничего не написано, даже татарских скул там нет, одни усы, но в паспорте, я догадываюсь, написано слово «еврей».
— Ну? И что?
Зеерсон действительно, со среднего школьного возраста, когда начал заниматься боксом и академической греблей, на эту тему не задумывался. В Политехе еще меньше — на строительных факультетах были все вокруг советские, все вокруг свои. В бизнесе и того гуще…
— А то, Григорь Семеныч, что округ наш расположен на Пролетарках. И какой там пролетарский интернационализм, вы либо знаете, либо догадываетесь. Шли бы вы в центре города, где и мед, и пед, и цирк, — никаких проблем. Там даже старый хулиган Слуцкер на прошлых муниципальных взял второе место — без единой встречи, без медийки, с одной фамилией. А чтобы пролетарцы в едином порыве проголосовали за кандидата по фамилии Зеерсон, надо восемь тыщ мужиков округа напоить, а двенадцать тыщ баб — удовлетворить каким-то иным способом. Но и это без гарантий, поскольку варианты взаимоисключающие. Можно взять на время выборов псевдоним, законодательством разрешается. Ясно, что не подходит. Вы человек известный, уважаемый. Значит, надо менять не оболочку, а суть. Сделать вас — а) русским; б) своим. Первое — концепт кампании, второе — ее тренд.
— Сергей, я, как ты, возможно, знаешь, благотворитель. И в своей жизни больше помогал храмам, чем синагоге, в которой, кстати, и не был ни разу. Но это я к тому, что не ты меня сделал евреем, не тебе меня переделывать.
— А не надо переделывать, Григорь Семеныч. Так и будете Зеерсоном, только с русскою душой, как писал классик, тоже, кстати, шотландец по паспорту. Вы поймите, Григорь Семеныч, это евреем трудно быть, а русским — одно удовольствие. Если, конечно, возможности есть. Официальную часть кампании мы не трогаем — агитосы ходят, листовки клеим, подъезды ремонтируем, комиссиям башляем. Русским поработаете в неофициальной. Делать ничего особо и не надо — мотаться по кабакам, с девками иногда палиться… Можно разок в ментовку попасть. А лучше дадим инфу, что на вас прокуратура наезжала. Не сейчас, год назад. Все это сливаем в прессу и даже на ТВ. Народ думает — ага, какой он на хер еврей, он мал, как мы, мерзок, как мы, и даже хуже, чем мы… Потом свечки, попы, грешитькаяться. Привезем в поддержку какого-нибудь самого русского певца. О! Кобзона!..
При словах политтехнолога о законном предвыборном праве на девок у прекрасного семьянина Зеерсона мягко ёкнуло в груди. Григорий Семенович узнал это ёканье, оно случалось всегда, если проезжать в темное время суток вдоль одного местного бульвара, где паслись уличные барышни. Вернее, отдыхающая смена перекуривала на бульваре, а основная перекуривала у трассы «Проспект 50 лет одиночества Октября».
Уже года два, как они оттуда исчезли — говорят, новый начальник областной милиции, принимая дела, ехал мимо и скривился: убрать. И они перешли с улиц под крыши, оставаясь, впрочем, под всё той же и одной крышей — ментовской.
Само по себе зрелище девчонок определенного назначения, в шахматном порядке, стайками, занимавших рабочие места, Зеерсона волновало и обещало много жизни в самое ближайшее время. Девки синели губами и белели ногами, даже те, кто был в штанах. Но Григорий Семенович так ни разу и не решился.
— И где же это я буду м-м… становиться своим и русским? В казино? — Зеерсон попытался изобразить легкий сарказм и знание нелегкой жизни богатых.
— Нет, казино не пойдет, — энергично взмахнул сигарой Насекомых. — В казино, если оно не закрытое, давно тусят одни лохи и лузеры, играют на воздух. И пролетарцы не поймут, у них с игорным бизнесом свои счеты. Тут у половины электората детишки просадили в игровых автоматах всё на много пенсий вперед. До самой смерти… Как хоронить — непонятно. Если уж так, Григорь Семеныч, повело на прожигание жизни, не отклоняйтесь от нашего национального курса. То есть лучший тут вариант — баня. Или стрип-клубы. Еще и сэкономим, там свои видеокамеры стоят, не надо будет телевизионщиков гонять. Приобрели нужный слив — и вперед, в массмедиа.
…Между тем разведка Сергея Насекомых доложила: мэр, игнорируя заверения комиссаров одного человека «о единой команде», наложил накачанную лапу на весь Пролетарский район. В №-ском округе, где Зеерсон, мэр выставил кандидатом своего личного охранника — согласно известным традициям отечественной и древнеримской политики. Вслед за слухами охранник — парень с широким добрым лицом и небольшими злыми глазками — сам появился в округе. И не просто появился, но, как выразился Насекомых, «нарисовался, хер сотрешь».
Работяги из многочисленных предприятий Григория Семеновича, сорванные с основных заказов, роились весенними пчелами среди хрущевок округа, как вокруг брошенных ульев. Конопатили подъезды, прикапывали бурые скамейки дизайном под бревна-завалинки (часть замысла Насекомых по русификации Зеерсона), слепили сваркой, склеивая детям из железа турники и брусья.
А охранник въезжал во дворы, не стесняясь джипа, и позировал для фото и видео на фоне чужих трудов. Смеялся в лицо электорату, влюбляя в себя старух и тинейджеров. На ходу, без всяких пиарщиков, рождал корявые и энергичные слоганы: «Пацан сказал — пацан отвёртку», «Турники и брусья — нынче правят Русью. А не водка…», «Вместе с мэром стану первым».
Возмущенный и даже чуть восхищенный Григорий Семенович принялся звонить комиссарам одного человека. Первый вежливо откликнулся, обещал перезвонить, потом был на совещании, потом у губернатора, потом на фракции, потом в Москве у одного человека, потом пропал из зоны действия сети.
Второй звучал немного раздраженно:
— Я тебе говорил, без паники. Взялся за гуж… Про красную федеральную кнопку помнишь? А мы никогда не забываем… С мэром у нас — консультации. Тоже дело непростое, затратное. А ты как хотел? На проекты подбросил с барского плеча и думаешь — народ тебя в жопу целовать будет? Все вы так… А мы-то Семеныча поддерживаем, лоббируем… Ты там у себя один, а у меня еще сорок кандидатов. И все — кто с претензиями, кто с амбициями. Нет чтоб заехать в переговорной чайку попить и так, за консультациями…
Григорий Семенович в дальнейшей своей поддержке заверил, но попросил как-нибудь консультации ускорить. Комиссар смягчился, однако дал понять, что продолжительность консультаций — не Зеерсонова ума дела, и вообще говорил о консультациях строго и длинно, пока Зеерсон не догадался, что таинственные консультации — как и партийные проекты, один из псевдонимов денег.
Охранника мэра звали Дима Кисилев, что вдохновило Сергея Насекомых.
— Мы ему найдем двойника.
— Как это? — удивился Зеерсон.
Насекомых объяснил, что это одна из самых древних и эффективных политических технологий. Чтобы растащить голоса, нанимают и регистрируют подставного кандидата — однофамильца главному конкуренту. Чем проще фамилия — тем легче найти подставу (вам-то, Григорь Семеныч, тут бояться нечего). Если подойти творчески, можно отыскать волонтера не только однофамильца, но и тезку. А если совсем покреативить, можно протащить двойника в избирательном бюллетене на графу выше, чем конкурента, используя алфавитное преимущество. Допустим, конкурента зовут Иванов Владимир Николаевич, а подстава — Иванов Владимир Михайлович. И идет он тогда не лесом, а выше номером.
— А избиратели — что, не видят, за кого птичку ставить? Оказалось, видят, но не все и не всегда. Вон, в соседнем районе, где каждый раз идет во власть известный политик Помещенко, подставным Помещенко давно работает местный один мужичок, и это его основной доход по жизни. И народ не устает голосовать за обоих. Иногда побеждает настоящий Помещенко, иногда Помещенко подставной. В смысле, конкуренты основного Помещенко. Был у Сергея и другой случай: когда знаменитому гангстеру Мальцову обмиравшие со страху конкуренты нашли двойника Мальцова, Насекомых разыскал и зарегистрировал еще двух Мальцовых — за одним даже отправился вплавь на турбазу. Список кандидатов забеременел близнецами Мальцовыми и абсурдом, затея потеряла всякий смысл, и двойники, один за другим, с выборов
