Генерал (грубым голосом). Я знаю их. Я их сам писал.
Адъютант. Так точно, генерал. Я думал, вы, может быть, захотите их проверить.
Генерал. Я их проферял.
Звонит один из телефонов. Связист у стола берет трубку и слушает.
Связист. Да. Нет. Да. Хорошо. (Делает знак генералу.) Вас, генерал.
Генерал берет трубку.
Генерал. Алло. Да. Правильно. Что за глупость? Как? Согласно приказу. Залпами — это значит залпами. (Вешает трубку и смотрит на часы. Адъютанту.) Сколько на ваших?
Адъютант. Без одной минуты двенадцать, генерал.
Генерал. Кругом болваны. Как можно говорить о командовании, когда нет никакой дисциплины. Связисты не встают, когда входит генерал. Командирам батарей нужно разъяснять приказы. Как вы сказали, который час?
Адъютант (смотрит на часы). Без тридцати секунд двенадцать, генерал.
Связист. Из бригады шесть раз звонили, генерал.
Генерал (закуривая сигару). Который час?
Адъютант. Без пятнадцати, генерал.
Генерал. Что без пятнадцати?
Адъютант. Без пятнадцати секунд двенадцать часов.
И тотчас же начинается канонада. Отсюда звук кажется совсем иным, чем с обстреливаемой точки. Сначала слышно гулкое, раскатистое «бум-бум-бум», точно удары литавр перед микрофоном, потом — «уишш, уишш, уишш, уишш, уишш, чу, чу, чу, чу, чу… чу» — полет снаряда и отдаленный разрыв. Вступает вторая батарея, еще ближе, еще громче, и вот уже по всей линии грохочут гулкие, частые залпы, и в воздухе стоит гул удаляющихся снарядов. В раскрытое окно видны теперь очертания Мадрида, освещенного вспышками разрывов. Генерал стоит у большого дальномера. Штатский — у второго. Адъютант смотрит через плечо штатского.
Штатский. Какая красота!
Адъютант. Сегодня мы их немало перебьем. Марксистская сволочь. Все их норы перероем.
Штатский. Эффектное зрелище.
Генерал. Ну как, удовлетворительно?
Он не отводит глаз от окуляра.
Штатский. Превосходно! Сколько это будет продолжаться?
Генерал. Мы даем один час. Потом десять минут перерыва. Потом еще пятнадцать минут.
Штатский. Но в квартал Саламанка не попадет ни один снаряд? Там ведь почти все наши.
Генерал. Отдельные попадания возможны.
Штатский. Но как же так?
Генерал. Ошибки испанских батарей.
Штатский. Почему именно испанских?
Генерал. Потому что испанские не так точны, как наши.
Штатский молчит, и огонь продолжается, хотя залпы следуют один за другим не с такой быстротой, как вначале. Слышен свистящий звук, потом удар и грохот — почти у самого наблюдательного пункта разорвался снаряд.
Начинают отвечать понемногу.
На сцене теперь совсем темно, видны только вспышки за окном и огонек папиросы, которую курит часовой внизу. Потом зритель видит, как этот огонек внезапно описывает в темноте полукруг, и затем отчетливо слышит глухой стук падающего тела. Раздаются два залпа, один за другим. Снова с тем же свистящим гулом падает снаряд, и в пламени разрыва видно, как два человека лезут вверх по лестнице.
(Говорит, не отходя от дальномера.) Соедините меня с Гарабитас.
Связист крутит ручку телефона. Потом еще раз.
Связист. Виноват, генерал. Связь прервана.
Генерал (второму связисту). Вызовите мне штаб дивизии.
Связист. У меня нет связи, генерал.
Генерал. Пошлите кого-нибудь исправить линию.
Связист. Слушаю, генерал. (Встает в темноте.)
Генерал. Какого черта этот часовой курит? Это не армия, а какой-то хор из «Кармен»!
Видно, как зажженная папироса второго часового описывает длинную кривую, как будто он бросил ее вниз, и вслед за тем слышно грузное падение тела с большой высоты. Вспыхнувший карманный фонарь освещает троих людей у дальномера и обоих связистов.
Филип (с порога двери на верху лестницы, тихим, очень ровным голосом). Руки вверх, и не строить из себя героев, иначе я буду стрелять! (В руках у него автомат, который висел у него за спиной, когда он поднимался по лестнице.) Это ко всем относится! Руки вверх, толстопузая сволочь!
У Макса в правой руке граната, в левой — карманный фонарь.
Макс. Один звук, одно движение — и я всех положу на месте. Понятно?
Филип. Тебе кто нужен?
Макс. Только пузатый и мадридец. Остальных просто свяжи. Липкий пластырь у тебя есть?
Филип (говорит по-русски). Да.
Макс. Вот видишь. Мы стали русскими. Все мы теперь в Мадриде русские. Торопись, товарищ, и заклей им хорошенько рты, потому что мне все-таки придется бросить эту штуку перед уходом. Видишь, кольцо уже снято.
