и чего нельзя говорить.
– Кое-что изменилось, – сказала Эллен. – Вы поедете… в одну сторону, а я… пока останусь здесь.
Рослин посмотрела ей в глаза.
И вдруг кинулась к ней, крепко охватила руками, ткнулась ей в грудь лицом.
Эллен помедлила. Потом положила ладони на ее костлявые озябшие плечи. «Как она похудела», – отстраненно подумала Эллен. Рослин не плакала – просто стояла, прижимаясь к ней с неимоверной силой. Потом вскинула голову и посмотрела на нее уже совсем другими глазами.
– Где мой корабль?
Сейчас можно все изменить, вдруг в каком-то бешенстве подумала Эллен. Сейчас, да, можно сейчас,
И Эллен сказала:
– Там, – махнув рукой на покачивающийся у пристани корабль.
В ночной тьме цвет его флага нельзя было различить, и калардинская княжна узнает цвета своей страны только завтра утром, когда взойдет солнце.
«А я пока, – подумала Эллен, – останусь здесь».
Часть 3
Порт Врельере горел.
Эллен брела по узкой улочке, превратившейся в мост посреди океана пламени, – прочь от моря, в глубь города. Вокруг нее с криками метались люди, трещал огонь, с грохотом рушились балки в горящих домах; она смотрела на все это как на живую картину – не чувствуя жара, она никак не могла ощутить себя частью происходящего. Сейчас, впрочем, Эллен об этом не жалела. Дрожащий воздух обдавал ее лицо мягкой волной, и эти прикосновения были нежными.
Мимо промчалась повозка, запряженная обезумевшей лошадью, – Эллен шарахнулась в сторону, чудом не попав под конские копыта, вжалась спиной в стену. Стена была холодная, каменная. Эллен прижала взмокшие ладони к шершавой поверхности. Переводя дух, подняла глаза на дом напротив – деревянный, а потому обреченный. Горел он, похоже, давно и успел порасти алыми цветками огня так же, как поросла лишайником стена, к которой прижималась Эллен. Окна ярко светились алым, иногда дрожащее свечение прерывалось падающей черной балкой – треск пламени заглушал грохот внутри дома, и казалось, что он рушится совершенно беззвучно. Эллен неотрывно смотрела на него. Снова промчавшаяся мимо повозка – уже другая – окатила ее грязью с головы до ног. Эллен чувствовала, как грязь почти мгновенно высыхает, затвердевая на лице.
В десяти шагах от нее, напротив двери в горящий дом, билась в истерике богато одетая женщина. Столь же представительный мужчина с угрюмым, потерянным лицом удерживал ее, обхватив за пояс. Рядом толпились и ахали несколько простолюдинов: они всплескивали руками, нерешительно поглядывали на полыхающий дом и качали головами, причитая нараспев. Женщина рыдала и рвалась к дому, без конца выкрикивая одно и то же слово на тальвардском. Эллен не сразу смогла разобрать его, хотя оно казалось ей смутно знакомым. Что-то вроде… «сундер»… «зундер»?
– Зундер, – повторила Эллен: прозвучало совсем не так, как у женщины, – та будто выплевывала слово. Эллен облизнула сухие губы и повторила: – Зун-дер. Зундер. – Нет, не то. А если зубы сжать? – Зун-дер. Зундр. – О, вот так получше. Она прикрыла глаза, повторила, наслаждаясь звучанием. – Зундр. Зундр.
Звучный язык, пожалуй, даже красивый.
Эллен осмотрелась, не желая попасть под колеса очередной телеги, быстро подошла к группе причитающих тальвардов.
– Зундр, – сказала она. – Зундр?
Женщина продолжала биться в рыданиях, мужчина мельком бросил на Эллен хмурый взгляд. Тогда она протянула руку и с силой толкнула женщину в плечо.
– Зундр? – требовательно повторила она.
Женщина подняла лицо, до того искаженное рыданиями, что нельзя было сказать, ни сколько ей лет, ни хороша ли она собой. Но огненные блики плясали на шелке ее платья, и Эллен повторила: «Зундр?» и кивнула на горящий дом.
Женщина нерешительно кивнула, видимо, прочтя в глазах Эллен ее намерение.
– Где? – спросила Эллен. – Где, какой этаж?
Женщина моргнула, явно не понимая языка, но о смысле слов догадалась и ткнула дрожащей рукой в нижнюю левую часть дома.
Первый этаж. Отлично. Может быть, она и справится.
Выбора у нее все равно не было.
Эллен огляделась – соседний дом заливали водой, видимо, не теряя надежды погасить пожар. Эллен бросилась туда, вырвала из рук первого попавшегося человека кадку, взметнула ее над головой (сухожилия на руках едва не порвались от усилия). Не холодный и не теплый поток туго ударил ее по голове, по плечам. Эллен отшвырнула кадку и бросилась к дому, в котором остался
Уже в пяти шагах от стены треск делался оглушительным, а дыхание пламени, по-прежнему не обжигая, теперь било ее по лицу, мгновенно высушивая текущую по нему воду. Потемневшая дверь дрожала в прямоугольном ореоле пробивавшегося сквозь щели огня.
Эллен толкнула дверь, и та с грохотом провалилась внутрь дома.
«Я не смогу», – подумала Эллен, когда жар ударил ее кулаком в лицо. Внутри ничего не было видно от огня. Эллен знала, что нельзя туда идти: она погибнет там. Да, для нее это будет легкая и безболезненная смерть, но ведь Эллен шла в этот дом лишь потому, что не хотела умирать в грязи среди пьяных матросов, как портовая крыса. Может быть, и правда лучше – в огне. Говорят, огонь очищает.
Самое время проверить, подумала Эллен и ступила в него.
Ее юбка тут же загорелась, но, рванувшись вперед, Эллен неожиданно оказалась в относительной безопасности. Поперек двери упала балка, это она горела, преграждая вход. Эллен оказалась в островке посреди бушующего пламени. Воспользовавшись передышкой, она сбросила горящую юбку и лихорадочно осмотрелась. Ей показалось, она слышит приглушенный крик. Слева?.. Да, похоже, слева. Эллен шагнула в глубь помещения. Справа что-то затрещало, почерневшая балка повалилась вниз и застряла между стен на полпути, плюясь огнем. «Только бы не сзади, – подумала Эллен, пробираясь между перевернутой мебелью – стулья, столы: это был трактир. – Только бы сзади не…» Снова что-то затрещало над самой ее головой, Эллен испуганно отпрянула и тут же, идя наперекор инстинкту, рванулась вперед, налетела на стену, выставив вперед руки и погружая их в лизавший стену огонь. Что-то с грохотом обрушилось за ее спиной, но она не обернулась, потому что кричали теперь совсем близко. Только крик был не детский – мужской.
Рубашка теперь тоже горела. Задыхаясь от дыма, Эллен сорвала ее, швырнула в огонь, метнулась вдоль пылающей стены – и увидела дверь, заваленную стоящим на боку столом. Кричали там, за этой дверью.
Эллен схватилась руками за ножку стола, толкнула. Раздался треск, но за окружающим грохотом она его не услышала: только уставилась на пылающий факел в своей руке, когда ножка отделилась от стола. Мгновение Эллен тупо смотрела на нее, потом отбросила головешку и, навалившись на стол всем телом, принялась что было сил толкать его в сторону от двери. Стол был большой, дубовый, столешница, хоть и объятая пламенем, еще не успела прогореть и была очень, очень тяжела. Эллен легла на нее спиной, уперлась ногами в валявшуюся рядом балку и давила. Скоро она начала кричать – яростно, во весь голос, чувствуя, как что-то рвется внутри. Крик заполнил ее всю: кричать было хорошо, и Эллен очнулась, только рухнув на спину следом за повалившимся набок столом. Позвоночник взорвался болью; Эллен перевернулась на четвереньки, вскинула голову, жмурясь и задыхаясь, и успела увидеть, как дверь слетает с петель. Мутная в огне и дыму фигура выскочила из проема, заметалась.
– Там! – прохрипела Эллен, указывая на выход. Она сидела на полу – странно, тут было как будто немножко легче дышать, – и не знала, хочет ли подниматься.
Человек на миг застыл, развернулся к ней. Ее ударил пронзительный ясный взгляд.
– Там… ребенок, – из последних сил выговорила Эллен.
– Твой? – резко спросил человек – на калардинском, отрешенно поняла Эллен. Она хотела спросить,
