крестьяне вели себя на удивление чинно и организованно, не прекословя стражникам и не грызясь между собой за место в очереди. А жаль, как же жаль – гам и суета сейчас были бы как нельзя более кстати.
– Погоди, – остановил Эллен Глориндель, когда она шагнула было по направлению к воротам. Она взглянула на него, ожидая объяснений, но он только напряженно указал на дверь в трактир. Эллен сглотнула, потом кивнула. Эльф по-прежнему поглядывал на осужденного у столба и крепко держал ее за локоть, и Эллен скорее откусила бы себе язык, чем стала бы ему перечить.
Они вошли в таверну. Эльф сел за стол у окна, чего прежде никогда не делал. Эллен увидела, что эти окна выходят на площадь и осужденного у виселицы отсюда видно очень хорошо. Сейчас можно было рассмотреть его без опаски, но Эллен все еще не хотелось этого делать.
– Почему вы на него смотрите? – очень тихо спросила она и тут же смолкла, когда подошла служанка, вежливо спросившая, чего угодно господам. Глориндель, по-прежнему неотрывно глядя в окно, на чистейшем тальвардском попросил мяса и вина. Его лица служанка не видела, а поднятый капюшон скрывал слишком светлые для тальварда волосы, и у Эллен оставалась надежда, что они не вызовут подозрений. Глориндель усилил эту надежду, так же не глядя бросив на стол серебряную монету. Как хорошо, что не золотую, подумала Эллен, глядя, как та с поклоном принимает аванс и отходит от стола. Это было бы слишком щедро и наверняка вызвало бы подозрения. А так они вполне могут сойти за усталых путников, готовых оплатить хорошее отношение, только и всего.
Эльф так и не ответил на вопрос Эллен, продолжая молча наблюдать за окном. Эллен тоже посмотрела туда. Снующие мимо окна люди загораживали обзор, Эллен никак не могла надолго выхватить согнутую фигуру осужденного из-за спин и повозок, и, очень быстро отчаявшись, она невольно прислушалась к гулу, стоявшему в таверне, как это прежде делал Глориндель.
– …три телеги было, пока довез – половина погнила…
– …а у Бреррета, сказывали, сейчас солдатня на восток идет – еще недавно на север шли, в Калардин, а теперь вдруг на восток свернули, прямо сюда…
– …ну да, и три сотни эльфов с ними! Вместе идут, да, как есть! Племянник мой говорил, сам видал…
– …там сестра у меня, так, говорит, все, что в доме было, пожрали, еще и корову увели…
– …нет, не пять, врут – семь уже, и еще два за путевую грамоту, а на беса она мне, мне тут осталось-то полдня пути…
Эллен еще не слишком хорошо овладела местным наречием и не все обрывки разговоров могла понять, но, похоже, об эльфе и калардинской женщине, которых ловят на заставе, никто не упоминал. Не то чтобы это очень обнадеживало, но вдруг и впрямь просто сплетни…
– Он эльф, – вполголоса сказал Глориндель на калардинском.
Эллен быстро обернулась, проверяя, не услышал ли его кто. В трактире было людно, но гул голосов был куда как тише, чем ей хотелось бы. Потом посмотрела в окно. Толпа немного поредела, и осужденный оказался на виду – как раз в тот миг, когда кто-то лениво бросил в него гнилой репой. Человек вздрогнул от удара, но головы не поднял. Был он светлокож, русоволос, среднего телосложения. Волосы облепляли его лицо так, что были видны только рот и всклокоченная борода. Он стоял неподвижно, только иногда вздрагивая, будто все его тело сводила судорога, и стискивал зубы. Глориндель смотрел на него, подперев подбородок рукой, и в его сузившихся глазах Эллен увидела подступающую тень глухой беспричинной злобы, которую надеялась не увидеть больше никогда. Но – и это было самым странным – страха она почему-то не испытала. Уже нет.
Внешне с Глоринделем у этого человека не было совершенно ничего общего.
– Не чистый, – все так же словно про себя продолжал Глориндель. – На четверть, не более. Но эльф. – Он умолк, а потом, будто что-то обдумав, добавил: – Я не понимаю.
Действительно, это было странно. Эллен не знала, откуда у эльфа такая уверенность, что он встретил сородича, но предпочла довериться его мнению. Однако казалось странным, что этот эльф делает у позорного столба – если тальварды действительно разыскивали Глоринделя, они должны были тщательно проверять любого, кто походил на эльфа…
«А когда убедились бы, что это не он, отдали бы его некромантам, – подумала Эллен. – Продали бы. Им сейчас нужны эльфы. Много-много эльфов. Небеса, хотела бы я знать зачем».
– Вы полагаете, он…
– Я не понимаю, – будто не слыша ее, повторил Глориндель. – Пусть даже он только на четверть эльф. Никто, в ком течет эльфийская кровь, не позволит так с собой обращаться. Прежде он убьет любого, кто к нему прикоснется. А потом перегрызет себе вены, если не будет другого выхода. Но уж точно не станет стоять и…
Он вдруг поднялся так неожиданно, что Эллен, запоздало поняв, что думал он вовсе не о том, о чем она, лишь изумленно вскинула голову.
– Куда вы?!
– Я должен посмотреть.
– Сядьте! – взмолилась она, вцепившись в его рукав. На них уже оборачивались. Глориндель не сел, но и не двинулся с места: его взгляд все так же был прикован к осужденному. Внезапно он опустил глаза и встретился взглядом с Эллен.
– Знаешь, что на его табличке написано?
Она только мотнула головой, все так же цепляясь за его руку.
– Там написано: «Тот, кто пойдет назад, избежит этого, а тот, кто пойдет прямо, займет его место».
Эллен только недоуменно моргнула. Взгляд Глоринделя отяжелел.
– Он здесь вместо путевого камня. Олицетворяет запрет пересекать границу. Поняла теперь?
– Так он… ничего не сделал?! Он здесь просто для устрашения?
– Не знаю. Не важно. Он терпит это. – Глориндель стряхнул ее руку и наконец оторвал взгляд от ее лица. – И, проклятие, я намерен выяснить почему.
– Милорд, нет!
– Ваш заказ, добрые господа, – сказала служанка. Очень странно сказала. Так, будто это уже не имело значения.
Эллен поняла, что она слышала их, и эльф, без сомнения, понял тоже, но даже не взглянул на тальвардку.
– С нами нельзя так поступать, – сказал он. – С вами можно, а с нами – нельзя.
И быстрым шагом вышел прочь.
Эллен встала, чувствуя, что вот-вот откажут ноги под пронизывающим взглядом служанки и примолкших посетителей. Вышла вслед за эльфом. Еще не дойдя до порога, перешла на бег, чувствуя, как медленно поднимается к горлу спертый ком мучительно щемящего предчувствия. Но самое удивительное, что это предчувствие не было дурным.
Эллен выбежала за порог, бросила взгляд на Глоринделя, шагающего к виселице, на осужденного, на человека, идущего к виселице с другой стороны площади… и на светловолосую девочку, которая бежала за ним, а потом застыла – так же, как напротив нее застыла Эллен.
Глориндель остановился, не дойдя до виселицы пять шагов. И на том же расстоянии от нее остановился мужчина, на которого он теперь смотрел. Эллен знала этого мужчину. Она часто видела его во сне. И еще чаще им была. Не только в снах.
Они – все четверо – замерли, будто насаженные на единую ось, а центром этой оси был то ли человек, то ли эльф, имени которого они так никогда и не узнали, потому что он выполнил свою роль в их жизни, и это уже было не важно.
Натан стоял посреди дороги, крепко прижимая Рослин к себе. Ее маленький острый подбородок впивался в его предплечье почти до боли. Она не пыталась вырваться – а он боялся этого почти до одури. Впрочем, почему «почти». Он в самом деле одурел, если сделал то, что сделал. Хотя страх, вынудивший его на это, сам по себе был безумием – но Натан ничего не смог с собой поделать. Как только увидел эту заставу… и лениво зевавшего солдата, сидевшего на бочке у ворот. Тальвардского солдата, невероятно похожего на калардинца, которого далеко-далеко отсюда убил Глориндель. На заставе. Совсем не похожей на эту. Столько было дорог и столько застав… но Натану навечно врезалось в память лицо
