– Они не враги. Все гораздо хуже. К тому же я говорю только о девочке, трогать остальных я тебя и не прошу.
– Это меня и смущает – ну что ты, подумай сам, такая маленькая девочка…
– Ты ничего не знаешь, Эррей. Именно таких маленьких девочек они и предпочитают делать глашатаями. Бог Первородный ведает, что случится с нашей деревней, если мы будем медлить.
– Не знаю, Горк. Мне кажется…
– Эррей, я не верю, что ты не ощутил того, что в ней живет.
Эррей не ответил, но Натан хорошо представлял себе выражение его лица. Да, староста ощущал то, что в ней живет. Как и сам Натан, как Эллен, как все, с кем леди Рослин сталкивала жизнь… или смерть.
«Она ведь приносит смерть всем, кому переходит путь, – вдруг подумал он. – Рабыня из Врельере, купец, которого я убил в трактире, Стэйси со своими людьми… Я, Глориндель и Эллен. Дело только за временем».
– Хорошо, Горк, – проговорил наконец голос за окном. – Делай, как считаешь нужным.
– Это мудрое решение, Эррей.
Натан услышал, как внутри хлопнула дверь, и поднялся. Он успел завернуть за угол, прежде чем староста вышел из трактира – один. Его неизвестный собеседник остался внутри. Значит, предпринимать немедленных действий, в чем бы ни была их суть, они не намерены. И значит, еще есть время.
Есть время, Натан? Время на что? Разбудить Рослин, вытащить Глоринделя из постели старостиной дочки, поднять Эллен?.. Последняя мысль его и остановила. Да, поднять Эллен, когда ей нужно спать в полной тьме и видеть сны, которые, может быть, вернут ее к жизни… а может, и не вернут. Зато жизнь Рослин могут отнять. Только одной Рослин, ведь Горк, кем бы он ни был, сказал, что остальных трогать не следует.
Эллен или Рослин. Только одна из двух. Ему предстояло сделать выбор. Это казалось легко: Рослин была его госпожой, защитить ее – его долг… и она так плакала в его руках, умоляя ее не бросать.
Эллен ни о чем его не умоляла. Могла бы. Но не стала. Чувствовала, наверное, что не вправе.
«Но они ведь не будут действовать немедленно. А для нас главное – дождаться утра, Рослин сама так сказала», – подумал Натан и, приняв решение, твердым шагом направился в дом старосты.
Впрочем, в выделенную ему комнату он даже не зашел. Вместо этого прокрался туда, где, как он знал, спала Рослин, заглянул, убедился, что все в порядке, и, сев на пол, оперся спиной о дверь. Все в порядке, он проведет ночь здесь, и никто не войдет в эту комнату иначе чем через его труп. Только дождаться бы утра, а утром… утром все будет хорошо. Рослин так сказала: все будет хорошо. И для нее, и для Эллен, и Натану не нужно выбирать между ними.
Он думал так, не подозревая, что уже сделал выбор.
Пробуждение следующим утром было худшим пробуждением в его жизни. Он ощутил страх, еще толком не перейдя из сна в явь, потому что совершенно не помнил, как уснул, и не понимал, почему такое могло произойти. Голова, веки, язык будто налились свинцом, тело одеревенело, даже пошевелиться было трудно. Но хуже всего то, что он лежал в постели. В той самой комнате, которую ему отвели.
Ставни были распахнуты, комнату заливал солнечный свет, а снаружи, с улицы, доносился гул голосов. И запах дыма. Удушливый, сладковатый, тошнотворный. Такой сильный, что Натан внезапно понял: вчера этого запаха не было, было лишь его предчувствие, к которому он не прислушался.
И теперь его госпожа, наверное, уже мертва.
Натан вскочил, быстро огляделся в поисках своего меча, не найдя, бросился к двери. Она оказалась заперта. Он не стал тратить время на попытки ее выломать и без раздумий перемахнул через подоконник – благо всего-то второй этаж. Падая, инстинктивно сгруппировался, погасив силу удара, – и отстраненно подумал, что не делал ничего подобного очень давно. Натан выпрямился, чувствуя, как больно колотится сердце. Дом старосты находился на одной из двух главных улиц городка, вчера вечером здесь сновало полно народу, а сейчас было совсем пусто.
С другой стороны дома к небу лениво поднимался столб серого дыма.
Это был, кажется, какой-то сарай – здание совсем небольшое, а главное, стоявшее особняком. Рядом громоздились обугленные обломки дома, похоже, сгоревшего недавно. Дом так и не отстроили, а сарай каким-то чудом уцелел, будто специально ждал этого дня. Его обложили зелеными ветками, наломанными со слив и яблонь, не дав ни одного полена – словно хотели, чтобы она не сгорела, а задохнулась в едком дыму молодых ветвей. Было ветрено, дым рвался вверх и к западу тугим жгутом, но огонь еще не разгорелся как следует – молодая зелень горела плохо. Рослин кричала. Натан слышал ее крики, пока бежал, но они смолкли, когда он достиг места казни. Наверное, она потеряла сознание. А может, он уже опоздал.
Тальварды стояли вокруг сарая полукругом, их собралось не меньше полусотни. Натан влетел в их толпу, как таран, разбив стену людских тел, но замешательство толпы длилось всего мгновение. Натан рванулся к сараю, но его тут же схватили несколько пар крепких крестьянских рук. Тальварды смотрели на него в молчаливом напряжении, без враждебности – скорее с жалостью. Мутнеющий взгляд Натана выхватил из толпы вдруг сделавшихся одинаковыми темных лиц старосту, а через мгновение – странного маленького человека в черной робе и такими же черными провалами глаз на заостренном лице. Он будто хотел заговорить и не решатся, словно не был уверен, что смысл его слов будет понят.
– Горк… – хрипло сказал Натан и закашлялся от дыма, дравшего горло. – Ты Горк, так ведь?
Он говорил на калардинском, но Горк понял его. Помедлив, он кивнул и шагнул вперед. Его цепкий взгляд не выпускал глаза Натана.
– Так, калардинец, – медленно сказал он на тальвардском, тщательно выговаривая каждое слово. – Не бойся. И прости нас. Ты не знаешь, какое зло было рядом с тобой и твоими друзьями.
– Они мне не друзья, – сказал Натан. – А она – все, что… у меня есть.
– Это неправда, калардинец, – ответил Горк все так же на тальвардском, хотя явно понял его слова. – Послушай. Ею руководит демон. Это очень злой и темный демон. Он уже свел с ума детей Тальварда, он забрался в умы детей Калардина, и кровь эльфов скоро зальет эти земли, как море, и мы потонем в ней раньше, чем вы. А эта страшная девочка помогает ему, калардинец. Не говори, что ты этого не знал.
– Не знал, – выдавил Натан. – Я не знаю, о чем ты говоришь, но она моя госпожа, мой долг защитить ее, я…
– Ты не должен так говорить, калардинец. Ты должен делать, а ты говоришь. Она тебе не госпожа. Она кукла. А в ней зверь. В прежние времена мы предавали огню ведьм и ведунов. Тогда те, кто черпает силу из мертвых, еще не свели с ума детей Тальварда. Нас осталось совсем мало, и мы скоро умрем, но не раньше, чем решат боги. Если бы эта маленькая ведьма осталась здесь, погибли бы мы все. И вы тоже, калардинец.
– Неправда. Мы ушли бы сегодня. Мы просто просили помощи, – бессильно сказал Натан. Четверо мужчин держали его все так же крепко, не ослабляя хватку. Один из них сжимал его правую руку, выкрутив запястье, и Натан чувствовал, как снова просыпается тупая боль в недавно зажившей ране.
– Вы уйдете. Ты, слепая женщина и… эльф. – Горк запнулся перед последним словом, покачал головой, будто хотел что-то сказать и передумал. – Мы не трогаем эльфов. Это демонам нужны эльфы, а мы просто хотим жить.
– Она тоже, – прохрипел Натан. – Проклятие, ей же только одиннадцать лет!
– То, что в ней, намного старше. С ней говорят демоны, и ведьма должна умереть. Все беды и нашей, и твоей земли, калардинец, от того, что мы перестали очищать ведьм пламенем.
Он говорил и говорил, а Рослин уже не кричала. Натан смотрел на сарай, окутанный плотной пеленой дыма, так, что уже и двери было не разглядеть, и думал: она не кричит. Кричала, будто звала меня, а теперь не кричит, словно не надо уже звать, а этот подонок, этот детоубийца говорит, говорит и…
– Очищение пламенем, – повторил Натан и, будто очнувшись, закричал: – Очищение пламенем! Вы знаете про очищение пламенем?!
Они знали. Натан понял это по изменившемуся лицу Горка.
– Ты хочешь пойти за ней в огонь?
– Да, и вы отпустите ее, если мы оба выйдем живыми!
– Вы не выйдете.
Будто в подтверждение его слов внутри сарая что-то затрещало, и мгновение Натану казалось, что стены хилого строения сейчас обрушатся внутрь, как стены карточного домика. Он услышал слабый треск и
