отъ этого письма, воткнутаго за зеркало ея пріятельницы.
Когда Валь вернулся, ему передали письмо. Повидимому, оно взволновало его. Но сейчасъ же, овлад?въ собою, онъ сказалъ жен?, что ему предстоитъ одно важное свиданіе въ Фонтенебло.
Тамъ его ожидало н?сколько неизв?стныхъ лицъ. Хотя они говорили поперем?нно то по французски, то по англійски, темъ не мен?е не могло быть сомн?нія на счетъ ихъ національности: это были н?мцы. По прі?зд? виконта де-Валь вс? с?ли за столъ. Об?дъ былъ шумный, поднялся горячій споръ, зат?мъ вс? отправились въ л?съ, откуда никто не вернулся.
Черезъ четыре дня кучеръ де-Валь, которому надо?ло ждать своего барина, вернулся въ St.-Mande съ единственнымъ указаніемъ — томомъ Руссо, найденнымъ подъ подушкою кареты, и въ немъ была отм?чена глава о самоубійств?… Никто не видалъ бол?е таинственныхъ пос?тителей.
Но вотъ черезъ три нед?ли собаки сторожа дорылись въ сухихъ листьяхъ до трупа, котораго такъ напрасно искали везд?. Онъ держалъ пистолетъ и былъ завернутъ въ шинель. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Волненіе несчастнаго Валя при полученіи злополучнаго письма, его ссора съ этими неизв?стными прі?зжими, зарытіе трупа отклоняли всякую мысль о возможности самоубійства. Тутъ было несомн?нное преступленіе. У вс?хъ сложилось уб?жденіе, что оно было совершено тайнымъ н?мецкимъ обществомъ, в?роятно, оно являлось искупленіемъ за изм?ну.
Съ т?хъ поръ окружающіе Анри стали страшиться для него участи несчастнаго Валя. Онъ тоже со времени своего возвращенія изъ Вильгельмсбада бывалъ часто задумчивъ и печаленъ безъ всякой видимой причины. Его разговоры съ Бретель, съ Гилье, вызывали не мало толковъ. Быть-можетъ, эхо ихъ донеслось и до Германіи — почемъ знать? Это 'быть можетъ' тягот?ло надъ его женою. Ее не покидала мысль о несчастіи, пережитомъ ея пріятельницею. Она не знала, къ кому обратиться, кто бы разс?ялъ ея опасенія. Анри назвалъ бы это ребячествомъ, она какъ-то разъ попробовала было заговорить о томъ, что ее тревожило, m-me де-Роганъ сд?лала видъ, что не слышитъ.
Жизнь отлетала отъ нея понемножку. Ея н?жность стала для нея пыткою, и съ т?хъ поръ молодая женщина была мрачна какъ само предчувствіе.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Отецъ пустыни и дочь Франціи. — Поведеніе герцогини де-Роганъ и ея друзей посл? оправданія кардинала. Повсюду доброд?тель. — Свобода и дворяне того времени. — Графъ де-Хага. — Герцогиня де- Бурбонъ и St.-Martin. — Стишки на де-Буфлерсъ. — Предсказаніе Фридриха Великаго Лафайетту. — Аббатъ Бебе. — Виконтъ де-Вирье. — Графъ де-Дижонъ. — Графиня де-Вирье въ изображеніи m-me Лебренъ. — Портретъ Анри де-Вирье.
Пронесшійся шквалъ унесъ съ собою въ страшномъ безпорядк? и трагическія, а также и св?тлыя, праздничныя воспоминанія. Кое-какіе запоздалые стишки еще носились надъ событіемъ, которое наканун? еще вс?хъ увлекало. Кардинала, сосланнаго въ Chaise-Dieu, п?вецъ превратилъ въ 'отца пустыни', m-me де-ла-Моттъ — въ дочь Франціи изъ-за лиліи, которою ее отм?тили [11]. Этимъ все и ограничилось.
Двери салона m-me де-Роганъ, закрытыя со смерти де-Валь, можетъ быть, помимо ея желанія, раскрылись вновь. Оправданіе кардинала служило поводомъ для пос?щеній стараго отеля въ силу духа моды. Принцы и принцессы изъ дома Конде [12], изъ дома Субизъ, Гемене, прибывали въ улицу Вареннъ, а съ ними все, что было связано съ ними узами дружбы или крови.
Если они вчера и стояли въ длинныхъ траурныхъ од?яніяхъ въ рядахъ просителей передъ членами парламента, сегодня они мстили за это, празднуя оправдательный вердиктъ въ безумномъ весель?, къ которому пріемная мать Анри готова была присоединиться.
Уже давно герцогиня де-Роганъ отказалась оверсалиться, по выраженію маркиза де-Мирабо; теперь она обвиняла королеву въ паденіи монархіи. Королева вводила такіе странные порядки въ Версали! Такого же мн?нія были и пmesdames', которыя, несмотря на свое вліяніе и милости, какими он? пользовались, во всемъ винили Марію-Антуанетту съ самаго восшествія ея на престомъ. Т? самые люди, которые такъ долго нападали на фаворитовъ, накинулись съ чувствомъ такого же оскорбленнаго ц?ломудрія на легкомысленные поступки королевы.
Увы! То было время, когда скандальность облачалась въ добродетелъ. Все было нравственно въ этихъ салонахъ, гд? см?ялись см?хомъ Вольтера, гд? пропов?дывалась мораль Руссо. Подобно наядамъ, которыхъ ми?ологія селила въ н?дра глубокихъ водъ, подобно нимфамъ л?совъ и полей, доброд?тель, въ конц? того стол?тія, была душою изысканнаго слога, проклятій, утопій, увлекала людей, которые, казалось, были бы мен?е всего склонны увлекаться этою новою религіею.
Какъ предшественница ея, ми?ологія, она увлекала т?мъ, что олицетворяла вс? челов?ческія страсти въ образ? божества. Каждый могъ такимъ образомъ поклоняться своимъ излюбленнымъ чувствамъ. Совершенно также для Анри, его мечты все бол?е и бол?е воплощались въ эти великія слова челов?чества и филантропіи, обоготворенныя обществомъ атеистовъ.
Эти великія слова заслоняли собою т? ужасные призраки Вильгельмсбада, — не то, чтобы масоны казались ему теперь мен?е преступными въ своихъ замыслахъ, но они представлялисъ ему мен?е опасными съ т?хъ поръ, какъ къ нимъ присоединилосъ столько честныхъ людей.
Нечего и говорить, что общество тогда значительно изм?нилось. Не утрачивая своего легкомыслія и прелести, направленіе общества приняло другой оборотъ.
Философія стала шутливою и остроумною, геометрія походила на мадригалъ, политика облачилась въ гуманность, и все это было проникнуто строгими правилами и давними традиціями.
Вм?ст? съ m-me де-Роганъ, Анри явился теперь противникомъ 'хитростей' Двора, вм?ст? съ нею онъ отр?шился отъ прошлаго, чтобъ увлекаться будущимъ, которое являлось такимъ радостнымъ въ изложеніи политической экономіи.
Это все были точки соприкосновенія Вирье съ его благод?тельницею. Ихъ сердечная близость превратилась въ духовную, пытливымъ умомъ изучали они все, что вносилось новаго изъ безчисленныхъ томовъ 'Энциклопедіи' въ нравы и французскій языкъ.
Химія, чтобы не сказать — алхимія, проникла въ отель де-Роганъ и находилась подъ покровительствомъ де-Вирье.
Въ то время, какъ въ салон? занимались добываніемъ бриліантовъ, въ саду занимались аэронавтикою, — философія пользовалась верховной властью среди гостей герцогини. Одни, по словамъ m-elle де-Вирье, были за д'Аламбера, другіе за Руссо; у Фенелона, Малебранша, Бондильяка и даже Конфуція тутъ были адепты. На столахъ въ безпорядк? валялись правила святыхъ вм?ст? съ трактатами китайской морали, 'и не р?дко бывало, — прибавляетъ m-elle де-Вирье, — что мудрость крайняго Востока становилась выше нашей'…
По странному совпаденію эта древняя мудрость входила снова въ моду въ то самое время, когда въ Европу проникли либеральныя теоріи Новаго Св?та, и при появленіи молодой свободы, обворожительной, страстной, подъ руку со старикомъ Франклиномъ, раскрывались вс? двери, смолкали вс? лозунги съ тою беззаботною французскою любезностью, которая передъ женщиною способна забыть свои самые дорогіе предразсудки.
Самъ король, первый, былъ прим?ромъ, за нимъ всякій стремился поухаживать за прекрасною чужестранною,
Король и подданные, точно тотъ челов?къ, который, какъ говоритъ Сепоръ, 'сочинялъ п?сенку о счасть? быть обманутымъ женою…', старались прибавить къ ней лишній куплетъ. Франція, такъ долго бывшая прелестною страною маленькихъ скандаловъ, подготовлялась къ превращенію въ отвратительную страну крупныхъ событій…
