Эта переходная пора интересовала всю Европу. Одни изъ государей, какъ императрица Россійская, маркграфъ Байрейтскій, король Прусскій, опов?щались о томъ, что д?лалось въ Париж?, Іосифъ же II и король шведскій прибыли туда сами. M-lle де-Вирье разсказываетъ, что графъ де-Хага былъ однимъ изъ самыхъ ревностныхъ сторонниковъ равенства въ числ? гостей герцогини де-Роганъ.
Вм?сто того, чтобы пом?ститься въ Версали въ отведенномъ для него пом?щеніи, онъ поселился у Туше, купальщика. Между Парижемъ и Версалемъ онъ не ?здилъ иначе, какъ въ карет?-купэ. При немъ состоялъ всего одинъ лакей. Даже его пріемъ, желалъ-ли онъ того, или н?тъ, явился насм?шкою надъ торжественностью и величіемъ Версаля.
Его никто не ожидалъ, и въ день его прі?зда король охотился въ Рамбулье. Когда королева предупредила Людовика XVI о прі?зд? графа де-Хага, онъ вернулся съ такой посп?шностью, что пришлось послать за слесаремъ, чтобы открыть гардеробные шкафы, и дов?риться комнатному гарсону для совершенія туалета его величества. Бошомонъ разсказываетъ, что едва удерживались отъ см?ха при появленіи короля въ разныхъ башмакахъ: одинъ былъ съ краснымъ каблукомъ, другой съ чернымъ, одинъ съ золотой пряжкой, другой съ серебряной. Королева спросила его, не костюмированный-ли у нихъ сегодня балъ, и не открылъ-ли король его…
Она, сама того не подозр?вая, сказала удивительно м?ткую вещъ: д?йствительно, разв? это былъ не настоящій маскарадъ, этотъ графъ Хага, переод?тый въ либерала, пропитанный вс?ми теоріями дня, заразившійся всеми модными идеями, путешествующій изъ Эрменонвилль въ Монморанси и кончающій вечера въ улиц? Вареннъ. И когда онъ появлялся, весь проникнутый равенствомъ между нимъ и людьми, которыхъ онъ тамъ встр?чалъ, падали вс? преграды. Правда, что это не представлялось большой трудностью для графа де-Хага, ибо и герцогиня Бурбонская, эта странная женщина, которая соединяла въ себ? вс? качества сердца и вс? заблужденія разума, отреклась отъ вс?хъ своихъ прежнихъ взглядовъ въ отел? де-Роганъ, съ которымъ она была въ родств?. Нер?дко она появлялась тамъ въ сопровожденіи своего ?еозофа St.-Martin. Въ то время им?ли своихъ ?еозофовъ, какъ прежде были свои геометры, свои философы. Saint-Martin, какъ и везд?, гд? онъ бывалъ, присвоилъ себ? престранныя права въ отел? де- Роганъ. Почти черезъ пятьдесятъ л?тъ, m-lle де-Вирье все еще видитъ его передъ собою, педанта, мрачнаго съ виду, ув?ряющаго молодыхъ женщинъ, что ихъ разговоръ для него 'отдыхъ для ума', ихъ добрыя д?ла 'отдыхъ для сердца'.
Какое любопытное явленіе, столько умныхъ мужчинъ и женщинъ во власти этого пошлаго, пустого профессора иллюминатства!
Что могло быть общаго между нимъ и милымъ chevalier де-Буфлерсъ, вся исторія котораго была разсказана въ сл?дующихъ стихахъ Вольтера:
Эти стихи относились къ одной прелестной жительниц? Женевы, и было бы гораздо легче сказать, ч?мъ Буфлерсъ былъ занятъ съ нею, нежели сказать, что могло быть общаго у него съ St.-Martin.
А между т?мъ оказывается, что съ St.-Martin онъ оплакивалъ участь негровъ.
Буфлерсъ только что прибылъ изъ Сенегала и примкнулъ къ обществу негрофиловъ, у которыхъ былъ свой клубъ въ отел? Массіакъ.
Тамъ бывалъ часто и н?кій chevalier де-Модюи, большой другъ маленькой Стефани де-Вирье, которая постоянно слышала, какъ онъ пропов?дывалъ о чернокожихъ въ салон? m-me де-Роганъ.
Знаютъ-ли, что сталось съ этимъ Модюи?.. Онъ былъ зар?занъ въ Санъ-Доминго своими друзьями- неграми. Такія дружескія отношенія служатъ в?чнымъ подтвержденіемъ словъ Фридриха Великаго, сказанныхъ имъ Лафайетту по его возвращеніи изъ Америки:
— Я зналъ одного молодого челов?ка, — сказалъ онъ, — который, возвратясь изъ странъ, гд? царили свобода и равенство, вбилъ себ? въ голову ввести эти прекрасные порядки и въ своей стран?. И что же? Знаете, ч?мъ это все кончилось?
— Н?тъ, ваше высочество, — зам?;тилъ Лафайеттъ.
— Онъ былъ пов?шенъ…
В?роятно, и по отношенію къ Вирье Фридрихъ Великій съ своими предсказаніями потерялъ бы также напрасно время, какъ и съ Лафайеттомъ. Чтобы уб?дить Анри, пришлось бы зам?нить въ немъ то самоотреченіе, которое идеализировало вс? предстоящія жертвы, эгоизмомъ, который бы привязывалъ его ко вс?мъ выгодамъ прошлаго. Для Анри надежда была все, сожал?ній не существовало. Его провинціальное воспитаніе познакомило его съ т?ми страданіями, для которыхъ въ салонахъ, имъ пос?щаемыхъ, знали только поэтическую теорію.
Въ его состраданіи не было ничего условнаго. Для исц?ленія д?йствительнаго страданія, онъ желалъ д?йствительныхъ средствъ и предоставлялъ другимъ состраданіе какъ забаву.
Состраданію изъ пустыхъ, благозвучныхъ фразъ онъ противоставлялъ искренность, доходящую до суровости.
И таковъ онъ былъ во всемъ. Касалось-ли д?ло филантропіи, политики или искусства, искренность являлась характеристиною вс?хъ его предпочтеній.
Въ силу той же искренности онъ такъ страстно отстаивалъ то, что ему казалось истиною въ живописи во время споровъ по поводу первыхъ картинъ Давида.
Съ т?мъ же увлеченіемъ, съ какимъ онъ относился къ низверженію злоупотребленій старыхъ порядковъ, онъ пресл?довалъ и кудлатыхъ амуровъ, которыхъ Ланвре, Ватто, Буше сд?лали модными богами будуаровъ и сумасшедшихъ домовъ.
Путемъ возврата къ античности, возврата къ природ?, апостоломъ которой Давидъ являлся въ отел? де-Роганъ, Анри над?ялся привести искусство къ его настоящимъ традиціямъ.
Въ мастерской, въ салон?, на улиц?, везд? было все тоже.
Во имя возврата въ природ? Давидъ свершалъ переворотъ въ искусств?, во имя возврата къ природ? нація въ бреду уничтожала на аутодафе все изящное, пріобр?тенное в?ками. Воспоминанія, обычаи, традиціи — все уничтожалось по очереди. Съ ними должны были исчезнуть и столько прелестныхъ типовъ — аббаты, канониссы, придворные люди, о которыхъ воспоминаніе изглаживается съ каждымъ днемъ.
Вотъ, наприм?ръ, аббатъ, пользующійся коммендою, Это — дядя Анри, съ которымъ мы уже познакомились въ Пюпетьер?. Онъ постоянный гость салона въ улиц? Вареннъ. Аббатъ очень малъ ростомъ, до того малъ, что его прозвали 'Bebe', въ род? того, какъ аббатъ Bernis былъ прозванъ 'Бабетъ — цв?точивца', что не пом?шало, однако, 'Бабет?' сд?латься кардиналомъ и посланникомъ. Но Бебе мен?е честолюбивъ. Добрый челов?къ, въ полномъ смысл? этого слова, при всякой возможности сд?лать доброе д?ло, онъ сбрасывалъ съ себя свое прозвище, свой маленькій воротникъ облагалъ въ рясу, и возвращался къ своему имени Матіаса. И тогда онъ готовъ былъ исколесить весь Парижъ, не жал?я ни своихъ короткихъ ножееъ, ни своихъ доходовъ съ аббатства Saint Jean des Fontanes.
Или вотъ этотъ другой доброд?тельный дядюшка, аббатъ де-Вирье, котораго m-me де-Севинье называетъ 'lе bien bon', у котораго не много своего личнаго д?ла, и всю-то свою жизнь онъ отдаетъ на служеніе другимъ своимъ родственникамъ: у однихъ онъ менторомъ д?тей, у другихъ онъ собес?дникъ или пов?ренный по д?ламъ. Призадумаешься, съ кемъ сравнить теперь этихъ аббатовъ прежнихъ дней, которые были тогда такою же принадлежностью семействъ, или ихъ братьевъ, кавалеровъ Мальтійскаго ордена, или ихъ сестеръ-канониссъ, которыя точно существовали только въ помощь т?мъ, на которыхъ лежала
